«До чего же это страшно - стареть!» *
«Мы вместе!» - проникновенно. И банально. Улучшенное: «Вместе мы сила!», или классическое «Один за всех, и все за одного». Сколько веры в силу единства! В толпе, или не дай бог в строю, всеми фибрами чувствуешь энергетику всех и каждого. Впитываешь и одновременно раздаешь нечто неуловимо мощное, что-то колоссально сильное. Несравнимые ни с чем эмоции: экстаз на рок концерте, адреналин на массовом протесте, эйфория на футбольных матчах. Знающие люди говорят, что на военных парадах у неопытных солдат, от аффекта, частенько случается непроизвольная эрекция.
"Всё уже не так, как прежде..." –
Так скажет вам любая мать.
Даже самый ярый антисоветчик согласится, в Советском Союзе было и хорошее. Например, детство. Дальние летние поездки на велосипедах, высокие, выше головы, сугробы, осенняя грусть, начала учебного года, и весеннее нетерпение его окончания. Детство пролетело. Пролетело со свистом в ушах. Пронеслось быстрыми санками с заснеженной горки, кружащимися на колесах спицами. Остался только блеск в глазах после случайно найденных на пороге магазина деньгах, не хватающих на покупку велосипеда. Да обида за рыбацкий нож, украденный местным хулиганом.
"Дети уже не те, что прежде..." -
Так скажет вам любая мать.
Подготовка к первомайским и ноябрьским парадам занимала несколько дней. Особенно запомнились кануны. Воздушные шарики. Их всегда было много, аккуратно надутые, бережно перевязанные ниточками. Ночные переживания и утренний восторг от наступившего, праздничного дня.
Наше поколение прошло через лагеря. Пионерские разумеется. Отряды, вожатые, зорьки, зарницы. Юные спортсмены отдыхали в спортивных лагерях. Железная дисциплина, усиленные тренировки, духовое и физическое развитие. В одном таком стане перемешивались приверженцы различных дисциплин. Отряд боксеров были самые малочисленные, но, по понятным причинам, самые авторитетные. За ними по шкале уважения следовали штангисты, гребцы, пловцы и велосипедисты. В самом низу этой иерархии находились «ущербные» гимнасты ума - шахматисты. Анемически бессильны, беззащитны, но многочисленные. Настолько, что разбили их на несколько отрядов. «Очкариков» не любили все, начиная с сопливых мальков и заканчивая вожатыми тренерами. У каждого были свои причины не любви, но общих две. Первая это усиленное питания доходяг. Всех остальных, независимо от вида спорта, физической нагрузки и количества тренировок, кормили двумя черпаками каши и одним небольшим кусочком мяса. Шахматистам же, за приподнимание фигурок на доске, полагалось ложка каши и два огромных куска мяса. Обидно и завидно.
Истоки второй причины также происходили из темных человеческих эмоции. Их ненавидели за обилье, даже переизбыток родительской ласки и заботы. И дело даже не в том, что интеллектуальные спортсмены сплошь и рядом были евреями. Дело в том, что крепкие, брутальные «спартанцы» как все дети нуждались в любви и внимании. А им любовь заменили жимом штанги, внимание - кроссом на выносливость.
По лагерному расписанию для свиданий с родней был предусмотрен один день, воскресение. Остальные дни родители боксеров, штангистов и прочих крепышей вкалывали за шумными станками. А всевозможные еврейские мамочки, тетушки и бабушки ежедневно штурмовали ворота лагеря. Их не пускали, но упрямые родственники терпеливо ждали возможности хоть секунду посюсюкаться со своими дохленькими отпрысками, хотя бы через крепкие заборные прутья.
«Ой, Мойши, ты сегодня зубы плохо помыл! А в туалет как сходил? А сколько раз? Жиденько? Боже мой, похудел! Определенно кишечная инфекция! Подцепил немытыми руками!»
К тому же, заботливые мамаши настойчиво подкармливали отлично питающихся гроссмейстеров. Сладостями. «Мозг надо кормить!» – девиз еврейских мамаш. Сахар рафинад, молочные печенья, варенье, всевозможные джемы, конфеты, шоколад. И главное, концентрированное сгущенное молоко. Популярность этого продукта была не случайна. Это был дефицит. Не только лагерный, а вообще. С первых дней смены сгущенка стала универсальным средством: потребления, оплаты, подкупа и даже накопления. А шахматные отряды превратились в неисчерпаемый источник «лагерной валюты».
Дисциплинированные «спартанцы» справедливо разделили «сферы влияния». Уютные, летние домики очкариков распределили между собой боксеры, борцы, штангисты, и так далее по иерархии авторитета. Даже миролюбивым велосипедистам достался один домик. Доили сгущенку ежедневно.
К концу первой недели случился бунт, оперативно подавленный одним ударам перворазрядника боксера в длиннющий как глиста корпус шахматиста. Последовала серия жалоб и доносов. Но вожатых интересовал тренировочный процесс и порядок в лагере. Доп. паек, впрочем, как и методы его добычи положительно влиял и на первую и вторую их заботу. А родители были далеко. За забором. После нескольких «темных расправ» над правозащитниками, в которых участвовали даже велосипедисты, жалобы прекратились.
Так или иначе, компромисс был достигнут. Для одних сладкий, для других безопасный, для третьих спокойный. Жизнь начинала налаживаться. Если бы не один инцидент.
Им наплевать, что ты устала,
Им так нелегко угодить...
На параде старались поднять свои воздушные шарики выше остальных. Некоторые даже подвязывали их на гимнастическую палку. Но, чем выше оказывались шарики, тем проще их лопали старшеклассники. Привязав к указательному и безымянному пальцам резинку, хулиганы отстреливали шарики проволочными шпульками.
Рыболовную леску, вместо бельевой веревки, растянули по диагонали десятиместного домика. На ней сохли плавки, носки, футболки.
- Пацаны, какой дебил не снял крючки с лески?
- А что?
- Малый клюнул. Полез за носками и насадился на крючок.
Малый стоял на пружинной кровати с вытянутой вверх рукой и беззвучно, в себя, плакал. Домик был старшаковский, то есть обитали в нем четырнадцати – пятнадцати летние пацаны. Малому же было не больше девяти. Попал он в старшаковский случайно. Просто в домике ровесников не оказалось свободных коек. Малому пришлось не сладко. Старшие его гоняли, обижали, издевались, одним словом гнобили. Но, со временем свыклись с его присутствием, а после случая с «шахмадером» стали даже немного уважать. За мозги.
Дело было так. На одной коллективной операции по экспроприации спалили «фигуриста» с припрятанной банкой сгущенки. За это полагалась суровое наказание. Боксер – старшак уже разминал набитые кулаки, когда в экзекуцию встрял малый:
- Мутузь не сильно. Жиденышь домой драпанет. На одного сгущенного меньше станет.
Малый боксер пожалел нескладного, прыщавого шахмапера, в перевязанных на переносице очках, и попытался смягчить его учесть.
Старшак схватил малого за горло:
- Слышь, малой. Под раздачу ляжешь …
- А малый прав – вмешался другой, более смекалистый старшак - Груше на треньке раздавай. А пархатые точно по домам разбегаются.
Так, сам того нехотя, малый установил в лагере баланс. Шахматистов почти не били, а за это они почти добровольно делились домашними гостинцами.
- Так, малый, дерни палец. Резко. Не ссы.
- Не могу – шмарканул малый – глубоко застрял. Гад.
- Ну, тогда виси.
Мальчик сглотнул.
- Может в медпункт сходить? – предложил сердобольный сосед.
- Ага! Толстуха медсестра сразу палец отрежет. Или откусит.
Малый снова сглотнул.
- Слышь, Юра, сгоняй за вожатым. Он чего-то придумает.
-А чё я? Я чё самый молодой?
- Быстро подорвался! – рявкнул здоровенный Петручо. С ним не спорили. Словам он предпочитал дело, а дело делалось кулаками.
Пришел вожатый.
- Что тут у вас? А ну, малый, покажи – крючок пробил насквозь среднюю фалангу указательного пальца – Да, клюнул, так клюнул. Куда смотрел?
- Я не заметил – шмыгал малый. Казалось еще чуть-чуть и он разревется.
- Ладно. Выдернуть не получится. Надо конец отломать. Вадик, дай нож.
- Зачем нож? – забеспокоился малый –не надо …
- Замолкни.
Мальчик смиренно зажмурился. Вожатый перерезал леску. Страдалец шепнул «Ай!», и наконец отпустил раненную руку.
- Коля, сгоняй к завхозу и принеси плоскогубцы. Скажи, что я сказал. Пулей, через 10 минут завтрак.
Минуты через две Коля вернулся с завхозом.
- Чего у тебя, Дмитрич?
- Малый вон палец на крючок насадил. Дай плоские конец отрежу.
Завхоз внимательно осмотрел рану, и вдумчиво сказал «Да .. крючок испортишь… »
Крючок таки испортили, но через минуту, палец освободили.
- Давай, малый, беги в медпункт скажи, чтобы зеленкой намазали – командовал вожатый – Остальные собираемся. После завтрака сразу тренировка. Живо. Кто последний тому кедом по заднице. Степа, ты че там копаешься?
- Николай Дмитрич, у меня кроссы пропали.
В один миг в домике стало абсолютно тихо. Даже малый, замер в дверях, забыв про палец.
"Сейчас так тяжело живётся..." -
Так скажет вам любая мать.
После парада воздушные шарики становились любимой игрушкой. Вначале аккуратно и поэтому медленно подбрасывали шарик вверх, и также аккуратно ловили. Жонглировали двумя – тремя. Перекидывались ими, и под конец лупили со всей силы, в надежде, что шарик громко взорвется прямо в полете.
Кроссовки Степы были знамениты. Черные, фирменные, кожаные Adidas с тремя полосками, привезенные отцом из загранкомандировки. Степа с ними никогда не расставался, мыл их по десять раз в день, чистил и сдувал пылинки. Лишь однажды, проиграв Петручо спор, был вынужден одолжить их на вечер. Покрасоваться в настоящих адидасах мечтал каждый.
- Посмотри внимательней – спокойно сказал вожатый, подходя к Степиной койке.
- Смотрел. Нету – Степа приподнимал поочередно матрас, одеяло, подушку и простыню.
– Так, байстрюки, кто видел Степины кроссы? Быстренько вспомнили, и на завтрак - громко сказал тренер, заглядывая под койку - Может на веранде снял?
- Нет. Я их всегда сюда вот, под койку кладу – Степа указал на место под койкой у изголовья.
- Хреново… – вырвалось у вожатого – Что за люди? Так, вспомнили? Вадик?
- Не, не видел – ответил Вадик.
- Коля? Петручо? Радик? … – спрашивал тренер всех присутствующих. Те лишь отрицательно махали головой. – Так, краказябры, завтрак отменяется. Пока не признайтесь, кто пошутил.
Парни молча переглядывались.
- Степа, глянь в рюкзак. Может спрятал и забыл? – сказал кто-то из пацанов.
- Да нету там, уже смотрел сто раз – раздраженно ответил Степа – Блин, батя мне голову оторвет – обреченно продолжил он.
- Так, каждый разложил на койке свои вещи. Из рюкзаков, из тумбочек. Раз не хотите по-хорошему, будет вам шмон.
Обыск не дал результатов, не считая початой пачки сигарет в тумбочке Петручо. Он сразу отрекся, сказав, что ему подбросили. Не проканало. Тренер назначил пять ударов кедом по мокрой заднице. Экзекуцию оставили на потом.
- Так, гаврики! – подытожил вожатый – Не хочу включать Шерлока, но я уже знаю, кто спер кроссы. На ваших рожах все написано. Даю последний шанс, чтобы все осталось тихо, между нами. Короче, если к вечеру кросс не будет, всей оравой идем к зав. лагерем. А там гарантирую, родителей, милицию, а может даже колонию. И клеймо на всю жизнь: «Я - крыса». Так что, шутник, включай мозг и исправляй – тренер смотрел в глаза каждому, и каждый виновато отводил взгляд – А теперь все на треньку. Да, кстати, сегодня кросс 10 км, чтобы думалось лучше.
- Николай Дмитрич!?
- 10 км это нереально.
- Мы сдохнем!
Немного поныв, перешли на бег сразу, от дверей домика. Добежав до опушки леса, компания дружно свернула на поляну.
- Чё делать будем, пацаны? – спросил Вадик, с трудом переводя дыхание.
- Крысу ловить … - упершись руками в колени, трудно дыша, ответил Петручо.
- Да нету никакой крысы – падая на траву, возразил Юра.
- В смысле? – спросили все хором.
- Да так. Нет. Это жиды сперли – продолжил Юра.
- Ты чё, перегрелся? Как? Двери же закрыты … - посыпалось на Юру.
- Да очень просто. Зам. директора кто? Жид. Так? Все пархатые с детства разбираются в хороших вещах. Так? Вот они и договорились: зам. зава отдал шахмаперам ключ от нашего домика, и пока мы храпели те спокойно зашли и стырили кроссы.
- Бред.
- Ничего не бред. Если потрясти пархатых, то наверняка кроссы найдутся. Клянусь, они сейчас в кабинете зама. Короче, в твоих кроссах, Степа, будет рассекать какой-то маланец.
- Суки – вырвалось у Степы
- Ну да, а нас по милициям затаскают – сказал Вадик.
- Надо пархатых трясти. Если кроссы не отдадут поубивать к ****а фени.
- Да ну. Бред это все – настаивал Вадик – Как так зайти в полную хату пацанов? Они бы по дороге со страху три раза обосрались.
- Малый, твоя койка у дверей. Ты ничего ночью не слышал? – обратился к малому Коля.
- Нет, не слышал – ответил малый – да и зачем им ношенные кроссы? У них такого добра навалом. На базаре, в ЦУМе тоже они.
- Ну и что? Кроссы лишними не бывают – ответил Юра, привставая с травы.
- Да. Пархатые сыклявые. Вряд ли бы полезли. Значит кто-то из наших. – подытожил Петручо –Ладно побежали, Дмитрич спалит.
- Ага, бегите. Я ща догоню – сказал Юра, с трудом поднимаясь.
"Доктор, пожалуйста, посоветуйте еще что-нибудь..."
После лопания, шарикам давали вторую жизнь. Резиночку, бывшую когда-то шариком, разглаживали, растягивали и всасывали в рот, быстро закручивая наружные концы. Получался такой маленький шарик. Очень смешно было им стукать об чью-то голову. Натянутый до отказа мини шарик лопался, издавая тонкий противный хлопочек.
После утренней тренировки пацаны отдыхали в домике.
- Пацаны – начал Юра – а мы же малого не обшманали?
- Не обшманали. А зачем? Он же малый – сказал Радион.
- Ну и что. Может на вырост взял или загонит кому-то – настаивал Юра – А ну, малой, давай сумку.
Малый удивленный стоял в дверях. Не дожидаясь ответа, Юра достал из-под койки сумку мальчика и вывалил все содержимое на одеяло. Упали какие-то тряпки, пакеты и главное - пара черных кроссовок Адидас.
Наступила пауза. Все завороженно смотрели на кроссовки.
- Вот она – крыса? Сука малая –угрожающи сказал Юрец – Тихоня, бля.
- Малый, ты чё? Зачем? – удивленно спросил Степан.
- Какая разница. Забирай кроссы и радуйся – ответил за малого Юра.
- Капец тебе, малый. Живым домой не уедешь – спокойно обнадежил Петручо.
Малый стоял как завороженный, ничего не понимая. Мысли путались с эмоциями, вгоняя его, то в дрожь, то в жар. Стало не по-человечески стыдно. Стыдно за то, чего сам не совершал, и обидно. Обидно за всех, и каждого. Он вылетел из домика и побежал, сам не понимая, куда и зачем.
После обеда весь лагерь знал: малый крыса. Сам паренек обед пропустил, прячась в душевой. На тихий час в домик не вернулся. Постепенно стыд уступал место обиде. За всю несправедливость в этом мире должны отвечать невинные. Обида перешла в злость. А боец, как говорил тренер, думает злостью. Прорисовывались два варианта: бежать из лагеря домой или бежать из лагеря в лес. Бегство означало признание вины. Малый этого не понимал, он это чувствовал.
В душевую вошел долговязый, прыщавый шахмапер в перевязанных на переносице очках.
- Привет!
- Здорово – резко, и даже задиристо ответил малый.
-Как дела? – продолжил юноша.
- Нармально, бля. Лучше всех – малой не любил матерится. Он еще верил, что за каждое грязное слова Бог наказывает, а черт что-то забирает. Так ему объясняла бабуля. Но сейчас, ему хотелось казаться старше. И сильнее.
- Я слышал, ваши говорят, что ты вор. У своих воруешь.
- Ты, бля, в рыло давно не получал? – снова выругался малый и снова пожалел.
В тоне долговязого не было ни намека на осуждение.
- Так я хочу сказать, что я не верю – игнорируя грубость, продолжил шахматист.
- И что с этого? – уже более спокойно спросил малый.
- Я знаю кто вор. Наверно - не уверенно сказал очкарик.
Счастье кажется такой скучной штукой...
Шарики продавались в киосках «Союзпечать». Продавались круглый год, в любых количествах и в разных цветах. Но, и тогда, и сейчас покупая шарики, ассоциируешь их с праздником. С праздником детства.
Очкастый рассказал о тайнике.
- Вы все потащили банки в домик, а этот отстал. Остановился у желтого домика и спрятал несколько банок под домик.
- Кто это был? – спросил малый.
- Я не знаю, как его зовут. Он такой высокий, черненький с зачесанными назад волосами. Ходит в синей мастерке.
Ребята подходили к желтому домику. Действительно под домиком, замотанные в полиэтилен, оказались банки сгущенки, печенья, кусочки сахара. И еще электронные наручные часы и перочинный ножик.
- Идем – сказал малый.
- Куда? – спросил обеспокоенный шахматист.
- К Вадику и Петручо. Расскажешь все что видел!
- Нет – испугался очкарик – Не пойду. Они же не разговаривают, а сразу бьют. Не пойду.
- Да не ссы. Никто тебя бить не будет – уговаривал малый, но не слишком уверенно.
- Не пойду. Они меня слушать не станут – уперся долговязый.
- Да. Жидам веры нет – задумчиво произнес малый и тут же осекся. Пытаясь сгладить конфуз, спросил – Как тебя зовут?
- Аркадий – очкарик протянул малому руку.
- Саня – ответил малый и крепко пожал руку шахматиста.
- Наверно будет лучше, Александр, если вы сами поговорите с вашими друзьями. Покажите им тайник. Они вам поверят.
Но это было бы слишком просто. План созрел сам собой и после недолгих обсуждений ребята разошлись.
В домик возвращаться не стоило. Малый разбудил одного из совсем юных спортсменов, послав его к старшакам. К удивлению Сани, Вадик и Петручо без лишних уговоров откликнулись на просьбу, и пришли на разговор.
- Ну, че крысеныш, подумал, как умирать будешь? – начал Петручо, замахиваясь своей лапой.
- Стой, Петручо. Успеешь еще. Ну, малый, говори?
- Хотел показать вам что-то. Тут рядом, вон под тем домиком.
- Давай, показывай, где могилку выбрал – довольный своей шуткой, Петручо пошел к домику крепко держа малого за шкирку.
Проверив схрон, Вадик обрадовался:
- Я же говорил, малый не при делах. Зачем ему кроссы на два размера больше?
- Блин, смотри ножик Стаса - штангиста. Он его позавчера на рыбалке потерял. Помнишь всей оравой искали?
- Ага, и Витькины часы. Целый день искали, потом вроде вспомнил, что родакам отдал.
- Малый, ты как это нашел? – спросил Петручо.
- Так, случайно …
- А чья нычка, знаешь? – спросил Вадик.
- Пока нет. Но скоро узнаем.
- А чего молчал? – спросил Вадик.
- Растерялся и … короче тормознул – запинаясь, ответил малый.
- Так чье это? – не унимался Петручо.
- Смотрите, пацаны. Надо всем нашим сказать, что директор не знает, что нашлись кроссы. Короче зав. вызвал ментов с собакой, ну с овчаркой – ищейкой. А они весь лагерь обшманают – малый вопросительно смотрел на старших товарищей.
После короткой паузы, Вадик сказал:
- Голова!
В засаде остались Петручо и малой. Вадик пошел к остальным.
- Уф, пацаны, видели какой кипешь поднялся из-за кросс?
- Так нашлись же кроссы – моментально отреагировал Юра.
- Ага. Директору кто-то стукнул. То в крик, типа: «Задрали, дисциплина ни к черту. Надо проучить!» Ну и вызвал ментов. А те сразу с собакой приедут.
Вадик выглянул в окно. А там, у ворот, как по заказу стояли, о чем-то беседуя, директор, зам. зав. и сторож.
- Да вон, сами посмотрите – победно объявил Вадик.
Никого вид из окна не заинтересовал. Только Юра, нехотя, привстал и выглянул в окно.
- Нда. Надо им сказать, что кроссы нашлись – задумчиво сказал Юра, с надеждой добавив – Степ, твои кроссы. Иди и скажи им!
- А, пофигу – безразлично, еще не совсем проснувшись, сказал Степа.
Вадик раздувал огонь.
- По любому, менты уже едут. Во, во смотри как директор разнервничался!
- Нда – задумчиво повторил Юра, потом спрыгнул со своей койки – Ладно, пойду отолью.
Выйдя из домика, парень быстрым шагом направился к своему тайнику. Но перепрятать добычу была не судьба.
- Ну, че крыса, все на месте? – услышал он за спиной угрюмый голос Петручо.
Юра, сидевший на корточках, обернулся и попытался встать.
- Ты че? Это не мое, я случайно мимо шел и вот …
- Не твое, сука? – огромный кулак Петручо со свистом упал между глаз Юры. Из носа хлынула кровь.
Подбежал Вадик, за ним со всех ног неслись остальные. Не дожидаясь приглашения, парень с лету зарядил ногой под ребра попавшегося воришки.
- Не бейте пацаны, я все верну – оправдывался Юра.
Петручо поднял товарища на ноги. Широко улыбнувшись, исполнил свой коронный удар под дых. Вадик приложился кулаком в лицо. Юра опять оказался на земле.
- Так, что у нас здесь такое? – пролаял подбегающий тренер – Прекратить немедленно. Двое на одного.
Юра лежал на земле, свернувшись в клубок.
- Быстро все домик! Потом с вами разберусь – командовал вожатый.
Указав на Юру, продолжил:
- Ты! За мной в медпункт.
Пацаны медленно побрели в сторону своего домика.
- Стоять! – услышали они голос тренера и остановились - Кроссы нашли?
- Да - ответил за всех Вадик – Еще до обеда.
- Славно – вожатый повернулся к Юре, грубо пнув его пальцами в спину – Пошел быстрее, еще травм мне здесь не хватало.
Утром за Юрой приехали родители.
P.S. Конец смены. Лагерь шумным ульем копошится у автобусов. Загружают рюкзаки с вещами, складывают спортивный инвентарь. Одним словом – суета. Сейчас, больше чем когда-либо, чувствуется семейственность, даже клановость спортсменов. Каждый у своего автобуса, каждый со своей группой.
Вдруг, от оранжевого ПАЗ-ика боксеров отрывается одна небольшая, еще детская фигурка. Она направилась к дальнему концу стоянки, туда, где стаяли новенькие ИКАРУСы шахматной школы. С каждым шагом на площадке становилось все тише и тише. Вскоре лагерь замолк, внимательно, не отрывая глаз, следя за происходящим. Малый подошел к долговязому очкарику. Протянул руку. Долговязый, не раздумывая, протянул свою. Они долго трясли друг другу руки и улыбались, как старые, новые друзья.
* - перевод фрагментов песни Rolling Stones “Mother's Little Helper”