Прогулка

Надя Бирру
Возле гостиницы «Космос» они вышли. Им надо было перейти на другую сторону, и Марта ринулась вперёд, не обращая внимания на мчащиеся машины, которые (по её мнению) должны были уступить дорогу, но Кидан крепко схватил её за руку и, соблюдая осторожность, перевёл через дорогу, только у входа в парк отпустив со словами:

– Беги теперь! Тебе нравится в поле бегать, как ребёнки!

Да, он был прав, ей это нравилось! И она побежала – вперёд, по аллее, на ходу распаковывая камеру и меняя кассету, ничуть не смущаясь любопытными взглядами, которые её бурная деятельность вызывала у окружающих. Кидан смотрел ей вслед, и его охватывали противоречивые чувства: радость и недовольство. Он любовался ею, как любуются редким цветком или удивительным явлением природы, но его начинала раздражать её сверхподвижность. Что, она так и будет теперь носиться туда-сюда всё время? Её не было рядом, и он болезненно ощущал эту пустоту.

В воскресный тёплый день в парке и вокруг памятника было много людей. За ними наблюдали.

– Марта, хватит, – снова попросил он.

– М-м, – ответила она беззаботно. – Давай, ты спускайся по этой лестнице.
И убежала вниз.

Кидан подчинился. Но на лице его ясно обозначилось одно победившее чувство: он был недоволен. Заметив это, Марта только усмехнулась про себя: «Тигр начинает сердиться! Ну, давай, давай, покажи свой характер!» Ничего, он нравился ей и таким.

Наконец, ему удалось настичь её на горе, на вершине одного из тех холмов, где, как сказано в летописи, построен был древний город. Отсюда открывалась захватывающая панорама Днепра и Левого берега. Воспользовавшись моментом, пока она в немом восхищении оглядывалась по сторонам, Кидан забрал камеру, повертел в руках и начал снимать сам: небо и деревья, дорогу, где о чём-то судачили молодые мамы с колясками. Внизу на траве, он отыскал две тени: её и свою.

– Отдай! Ты только зря тратишь плёнку!

Она не понимала, что именно он снимает. Как и многие другие вещи, она поймёт это только много позже, когда проявит плёнку. Кидан шагнул к ней, она тоже двинулась навстречу, и их тени слились в одну. Это был самый лучший кадр, единственный, где они оказались запечатлены вместе, и не просто вместе, а как единое и неделимое целое. Он довольно улыбнулся и вернул ей камеру.

– Это уже третья кассета. Всё, больше у меня с собой нет!

Кидан только пожал плечами.

Он повёл её дальше по усыпанным листьями дорожкам вглубь парка. Люди попадались всё реже и реже. Они шли и разговаривали. Рядом. И хотя она всё ещё снимала, Кидан был доволен, что она больше не убегает от него. Наконец, плёнка закончилась. Он заинтересовался: что будет дальше? Марта повесила камеру на плечо, вскочила на бордюр, и, балансируя, объяснила, что, возможно, повезёт плёнку домой и там проявит её сама, или найдёт место, где можно сделать это в Киеве.

– Ти умеешь сама?

– Да! – и она тут же принялась описывать процесс во всех подробностях. При этом она ни минуты не шла спокойно: то подпрыгивала, то шагала задом наперёд, то снова вскакивала на бордюр. Кидан быстро огляделся – никого, – и ее фраза была прервана на полуслове его крепким поцелуем. Он только об этом и думал всё последнее время, а для неё всё произошло совершенно неожиданно: дыхание перехватило, а в голове образовалась звенящая пустота. Она открыла рот, хотела продолжать, но никак не могла вспомнить, о чём только что с таким увлечением говорила.

Они вышли на открытое залитое солнцем пространство. Впереди сияли золотом купола лавры. Упругие стволы деревьев грецкого ореха причудливо изогнулись по обе стороны дороги.

Марта замерла в восхищении. Вокруг была такая красота! Над зеленью холма на фоне глубоко-бирюзовой синевы неба возносились только золотые купола храмов с маковками и крестами, а желтые листья орехов и клёнов, как живая рама для этого неземного шедевра, безмолвно покачивались на ветру.

– Боже, как красиво! Я ещё здесь не была… И плёнка закончилась!

– Во-от, я тебе говориль!

– Я тебе говориль! – передразнила она и побежала вперёд, туда, где в толще каменной стены, окружавшей лавру, виднелась деревянная калитка с чугунным засовом. Видимо, её сделали совсем недавно, и светлое, тёплых тонов дерево, казалось золотым в солнечных лучах. Марте не терпелось потрогать калитку и проверить, не закрыта ли она. Она потянула на себя массивное чугунное кольцо, и калитка отворилась.

Неторопливо, рядом друг с другом, шли они в гору по мощёной булыжником дороге на территории лавры. Остановились возле прилавка со множеством сувениров.

– Давай, купим здесь что-нибудь, – предложил Кидан, и, пробежав глазами весь товар, взял в руки вырезанную из дерева фигурку девушки со змеиным хвостом. Ему захотелось иметь что-нибудь на память об этом дне, что-нибудь такое, что можно было бы взять в руки и сказать: «А помнишь?..» И первое, что всегда представлялось ему, когда он думал о ней, – её нагота, которую, увидев однажды, он уже никогда не мог забыть. Это была одна из самых устойчивых картин в его памяти.

– Ти чуди!
– Кто?
– Чу-да… да? Так правильно?

Марта стояла рядом и, нахмурившись, наблюдала, как тёмные пальцы Кидана чуть заметно поглаживают бока деревянной статуэтки. Ей не понравился его выбор: пышная грудь, змеиный хвост. И о чём, интересно, ты задумался, так странно улыбаясь? И что это ещё за «купим»? Хочешь купить себе – купи, зачем меня спрашивать? А мне зачем эта голая девица? Да ещё за такую цену! Она презрительно дёрнула плечом и потянула его за рукав. Ей не нравились подарки, стоимость которых превосходила то, что она сама могла бы ему подарить.
Они пошли дальше.

Полдня пролетело незаметно. Оба успели проголодаться. Они вышли из лавры через главные ворота и повернули налево, к кафе, хорошо знакомому Марте по съёмкам на Печерске.

Сейчас здесь не было других посетителей. После яркого солнечного света кафе с его каменными средневековыми сводами и длинными рядами высоких массивных столов могло показаться мрачным любому, только не нашей парочке, которая пребывала в радужном настроении. Марта захотела только пироженных и чашечку кофе; выбор Кидана был более основательным. В то время как он с аппетитом расправлялся со своим обедом, она смотрела на него и чему-то улыбалась.

– Что ти на меня так смотришь? – не выдержал он. – Я такой чёрний, непохожий на тебя, да?

Она засмеялась. Просто ей было весело, нравилось бродить с ним по городу, по знакомым и незнакомым местам, нравилась тишина в этом просторном зале, где никто не мешал им своим присутствием. Ей пришло на ум показать Кидану дом, в котором они снимали летом и должны были ещё снимать пару смен, потому что некоторые кадры оказались в браке. Но Кидан, уже уставший от прогулки и отяжелевший после еды, вовсе не пришёл в восторг от этой идеи.

– Марта, куда? – упирался он, когда она за руку тащила его по холмам и косогорам. Ему бы где-нибудь спокойно посидеть после обеда, а у неё от выпитого кофе энергии только прибавилось, и ей опять неудержимо хотелось бегать и прыгать, смеяться и дурачиться.

– Ти меня утомляешь, – жаловался он, неуклюже сбегая вслед за ней с крутого пригорка.

– Да?! А думаешь, ты меня не утомляешь, когда мы в комнате?

Он не нашёл, что возразить. Это был её день – его жертва. Но находиться рядом с ней просто так становилось всё труднее. Он покорно спустился по отлогой улочке к тому самому внешне ничем не примечательному дому и несколько минут выслушивал её восторженные сбивчивые рассказы и объяснения, то и дело перемежаемые весёлым смехом.

…почему? Не понимаю, почему? Когда ты с увлечением рассказываешь о своих людях и работе, и слова быстро-быстро слетают с языка, так что я едва успеваю улавливать смысл, почему в такие минуты ты становишься особенно желанной – до боли? Ты говоришь, и что-то происходит со мной, твои слова, голос окутывают меня, проникают внутрь, все другие звуки, мысли и желания отключаются; я чувствую, как горячеет моя кровь, как воздух вокруг становится раскалённым, точно в пустыне. Мне уже нечем дышать. Я вижу только тебя. И чувствую одно: я хочу тебя! Здесь и сейчас, немедленно, прямо на траве! Замолчи!
Уже давно не слушая её, он придвинулся, смахнул крошку, приставшую к губам, и быстро, точно украдкой, поцеловал.

Она растерянно захлопала глазами, а он уже шагал вперёд, подальше от неё, от её голоса и обуревавших его диких желаний. Но теперь уже не так-то легко было справиться с собой. Как он не любил эти прогулки! Больше всего сейчас ему хотелось оказаться с ней в своей комнате. Он даже собрался было по её примеру подбросить монетку, но в последний момент передумал. Не хотелось огорчать её. Она была такой довольной и весёлой. Она так просила: «Гулять, гулять!» Ну, хорошо, пусть сегодня будет «гулять». Да и себя огорчать не хотелось: снова слышать после всего её упрямое: «Не хочу!»
Не понимаю, почему тогда я тебя так хочу?!

Иногда он даже ей не верил. Но не сейчас. Сейчас слишком явно было, что она наслаждается этой прогулкой и больше ей ничего не надо. Даже его поцелуи каждый раз застают её врасплох.

Кидан вздохнул и почувствовал, что успокоился. Он подождал Марту, снова взял её за руку и повёл вниз на конечную остановку, где, точно поджидая их, уже стоял троллейбус с распахнутыми дверцами.

отрывок из романа "Пришелец"