Зарисовки

Зарисовки.

Счастлив человек, детство которого прошло в деревне. Он ближе к природе душевно и, в полном смысле этого слова, лучше понимает её, острее чувствует. – Эти поля, эти берёзы, этот осинник, этот светлый и чистый в своей детскости мир – всё это Родина.
В далёком детстве с особенным радостным чувством встречали мы весною журавлей, возвращавшихся на свою родину. Услышав в небе голоса, мы оставляли свои игры, и, подняв головы, глядели в голубую небесную высь.
- Журавли! Журавли! – громко кричали мы, радуясь прилёту весенних гостей.
Журавли летели стройными косяками. Они возвращались из далёких теплых стран. Покружив над лесом, над болотом лесным или над берегом реки, весною заболоченном, они иногда садились, чтобы отдохнуть и подкрепить свои силы после далёкого пути.
Во время прилёта журавлей уже оживала и тёплым дыханием дышала земля. На полях, поднимаясь в небо, трепеща крылышками, заливались песнями жаворонки, цвела черёмуха, над золотыми пуховками ивы гудели пчёлы. Журавли летели на север к знакомым родным болотам, где каждый год они выводили и выращивали своих долгоносых птенцов.
Уже поздней осенью, когда с деревьев опадал золотой и багряный лист, журавли возвращались на юг. Они летели такими же стройными косяками, и нам казались печальными прощальные их голоса.
- Прощайте!.. Прощайте!.. – кричали нам с неба улетавшие журавли.
______________
Скрытая красота. Иволга.
Из всех певчих птиц – лесных музыкантов – самая скрытная и красивая, золотисто-жёлтая птичка иволга.
Живут иволги в берёзовых чистых рощах, в высоких дубовых и липовых аллеях старинных рощ и парков у реки. Весной иволги появляются поздно, когда рощи уже одеты бывают зелёной листвою и все другие лесные певчие птицы давно прилетели.
Всякий человек, может быть, слышал в берёзовой роще громкий свист иволги! Точно на неведомых музыкальных инструментах играют в лесу неведомые музыканты.
Трудно найти взглядом гнездо иволги, искусно подвешенное в зелёных ветвях деревьев. Не всегда удаётся близко увидеть и саму чудесную красотой птицу, скрытно пролетающую от дерева к дереву. Лишь иногда, перелетая открытую, совещенную солнцем лесную полянку, блеснёт она своим ярким оперением.
______________
 Близкая красота. Воробей.
Многие люди любят воробьев, этих дерзких, смелых и умных «разбойников», благополучно живущих даже в шумных многолюдных городах. Людям нравится их весеннее бодрое чириканье. Стоит солнышку поярче начать светить и пригревать, после зимней стужи, как на крышах и возле оттаявших луж на асфальте, на деревьях городских бульваров и скверов начинают громко чирикать весёлые воробьи.
Они радуются солнцу, приходу весны. Сколько задора в их громком чирикании. Удивительно широко распространение воробьёв по всему миру. Кажется, нет на земле ни одной страны, в которой люди не знали бы шустрых воробьёв. Особенно любят их весёлые французы. Популярна и певица Эдит Пиав – «воробушек», в Парижских уличных кафе воробьи свободно прыгают по столикам, покрытым чистыми скатертями. Там их никто не гоняет.
Живут воробьи на севере и на юге, неизменно сопровождая человека. Вместе с человеком воробьи переселились в далёкую Австралию. В одном из наших больших северных городов, построенном на берегу сурового Баренцева моря, воробьёв раньше совсем не видали. С заселением разросшегося ныне большого города в нём появились воробьи. Трудно сказать, как и откуда они там появились. С таким весёлым чириканьем прыгают они по городским тротуарам. Очень возможно, что в прошлые времена, когда было мало машин, зимою воробьи следовали за лошадьми, они расклёвывали навоз, доставая непереваренные семена овса. Трудно назвать другую, более распространённую, близкую к человеку птицу.
Не так давно пытались в Китае уничтожить всех воробьёв, во времена их Культурной реврлюции. Но потом китайцам пришлось об этом пожалеть. Вред, причиняемый воробьями, был ничтожный – в сравнении с пользой, которую они приносили, уничтожая вредных насекомых.
--------------------
В отличие от многих лесных певчих птиц, воробьи не умеют вить красивые уютные гнёзда. В укромном местечке, где-нибудь под карнизом домов, или в дупле старого дерева они кое-как устраивают своё простое гнездо. Птенцов своих воробьи старательно кормят и храбро защищают от всяких опасностей. Иногда воробьи забираются в уютные гнёзда ласточек, в деревянные скворечники. Высунув из занятого скворечника голову, захватчик громко победоносно чирикает: «Жив-чив! Жив-чив!». Ласточкам и скворцам трудно выгнать захватчика-воробья.
В весеннее и летнее время самцы воробьёв часто устраивают между собой шумные потасовки. Нередко можно видеть, как, спустившись на землю, на утоптанную людьми тропинку, они продолжают драться, не причиняя, впрочем, друг дружке большого вреда.
И нет такого большого или малого селения, где бы не видели сегодня воробьёв. Они смело скачут по улицам, по которым проезжают шумные машины, прыгают под ногами прохожих по городским тротуарам. Громкое их чириканье можно слышать в самом центре больших городов. Приметливые, умные и осторожные, воробьи редко попадают в лапы кошкам. Они ведут себя осторожно и быстро примечают опасность. В отличие от неряшливых городских голубей-сизяков, строящих гнёзда на собственном затвердевшем помёте, воробьи чистоплотны. Весной и летом они любят купаться в маленьких лужах, обдавая себя брызгами воды. Чистоплотность воробьёв, весёлый и бодрый их нрав, привязанность к своему подрастающему потомству, смелось, умение самостоятельно добывать себе пищу в любых условиях, и польза, которую они приносят, уничтожая вредных насекомых, заслуживает уважения.
Август 2018.

Бывальщина, продолжение.
В конце лета вылетели из гнёзд молодые деревенские ласточки-касатки. Живым ожерельем расселись на проводах между столбов, тянущихся от деревни через поле, через речку в лес. Над речкой голубое глубокое небо, белые, как пух, клочковатые облака. Куда-то бежит и бежит вода, колышет осоку и высокую камышинку. С берега глядя чувствуется, как студёна вода, как скользки и холодны опущенные в воду, утонувшие мостки. А ласточки табунятся – скоро лету конец.
Успенье – лету покрышка, крестьянскому году конец. В это время в старину проводили мужики трудовую межень (отмеряли год). Оттого и новолетие отмечалось (новый год). Собрали уже новый хлеб – новину. Все теперь были «богачи», у всех был в закромах хлеб. Бабы пекли из новины. У самого бедного – праздник.
_______________
Проснулся на сеновале. Под самой крышей в углу, над самым лицом, тонкая паутинка. Сначала окрашенная в розовый, потом в золотой цвет, а потом брызнуло, прорвалось солнце через щель между досок крыши и скрыло паутинку. А крошечный пучишка спешит, спешит с одной сухой травинки на другую, тянет тонкую паутинку свою. А по доскам края крыши над моей головой шибко проскакал. Зачирикал воробей. Поглядел я в распахнутые ворота: над лугами золотистый сверху и молочный внизу у земли туман.
Возле сеновала, на молодой развесистой берёзке сидела и ворковала горлинка, лесной голубь. Но вспугнутая мной улетела к лесу. А крошечная птичка с малиновым брюшком села на пенёк задравши хвостик, и всё кланяется, всё кланяется. Всему светлому миру кланяется.
Над тропинкой к речке толкут, толкут комарики в высоком столбике. Птичка всё выводит на один голос: тю-тю-тю, рю-рю-рю! Один я присел на брёвнышке у стены сарая любуясь светлым утром.
__________________
Прекрасен утренний туман, совсем другое дело – туман вечерний.

У реки горит яркий багровый огонь костра, а дальше за костром тени в вечерних послезакатных сумерках. От нас река была скрыта поднимающимся густым осенним туманом. Высокие клочья тумана поднимались до макушек прибрежных деревьев, заслоняя собой появляющиеся на темном горизонте звёздочки и цепляясь за ветки. Эти клочья тумана под лёгким ветерком каждую минуту меняли свой вид, и, казалось, что одни клочья, изображающие фигуры, будто обнимались друг с другом, другие кланялись, третьи поднимали руки с широкими монашескими рукавами, как в молитвах…
Вероятно они навели стареющего Сергея Романовича на мысли о приведениях и покойниках. Потому что он обернулся лицом к напарнику Фёдору, чуть в стороне сидящему и следящему за огнём костра, и грустно улыбаясь спросил:
- И почему это, когда мы хотим рассказать что-нибудь страшное, таинственное, - то говорим не реальное, а непременно из загробного мира приведений? –
- Страшно человеку то, - что ему непонятно, - отвечал Фёдор, - то. О чём человек понятия не имеет. –
- Ха! – с прежней грустной улыбкой продолжил свои раздумья и рассуждения Сергей Романыч, которые потом превратились в длинный монолог. – А разве жизнь нам понятна? Разве жизнь мы понимаем ближе, чем тот неизведанный загробный мир? –
Он подсел поближе к костру, поправил в нём горевшие дрова, и костёр разгорелся так, что осветил всю его фигуру. В свете пламени его бледное худощавое лицо казалось еще бледнее, а тёмная бородка – чернее сажи. Глаза у него были грустные, чуть сощуренные, искренние и немножко испуганные, - как будто он собирался поведать сильно страшное. Он смотрел на напарника этими сверкающими страхом глазами и продолжал говорить тихим негромким голосом:
- Наша жизнь и загробный мир одинаково непонятны и страшны. Раз так, то – кто боится приведений, тот должен бояться и меня, и этих огней, и неба, так как всё это, если вдуматься хорошенько, - одинаково непостижимо и одинаково фантастично – и всякое можно ожидать. От настоящего мира тем более, чем от того света, - который ещё не пришёл, но который рядом и пугает нас иногда.
Гамлет – принц, не убивал себя потому, что боялся тех видений из потустороннего мира, которые, быть может, посетили бы его после смертного сна; этот знаменитый монолог многим нравится, но он не объясняет душе ничего.
Признаюсь, как другу, что иногда в тоскливые минуты рисовал я себе свой смертный час… Моя фантазия изобретала тысячи мрачных видений. И мне удавалось доводить себя до мучительного состояния, до кошмара, - и это, уверяю тебя, мне казалось не страшнее действительности – потому что жизнь она страшней.
Видения можно нарисовать и можно стереть из памяти. А жизнь вокруг не сотрёшь, и я, друг мой, не понимаю и боюсь жизни. Не знаю, - может это болезнь, типа, - я больной, свихнувшийся человек, - может быть.
Нормальному, здоровому человеку кажется, что он понимает всё, что видит и слышит, а я вот потерял это «кажется» и каждый день, почти, отравляю себя страхом. Есть болезнь – боязнь пространства, и разные подобные, - так вот – у меня болезнь «боязни жизни».
Когда я лежу на траве, и долго смотрю на насекомых, которые родились только вчера, например, - то, подумать, мне кажется, что вся жизнь насекомого состоит из сплошного ужаса: и ветер и дождь, и холод и жара, а ещё за каждым углом смерть, от других живых тварей, которыми полна природа. И я вижу, как отражение себя, своей жизни в этой жизни насекомого.
- Да уж. – сказал Фёдор, - А чего, собственно, боятся, - надо жить и сопротивляться всем трудностям – вот и весь смысл! –
- Да. До смысла этакие рассуждения никак не доведут, - возразил Романыч, - смысл скрыт от нас, от людей. –
В очередной раз поправив костёр Романыч продолжил рассуждения:
- Мне страшно всё. Я человек от природы не очень глубокомыслящий и мало интересуюсь такими большими вопросами, как «судьба человечества» и прочая философия, и вообще редко уношусь в высь. Мне страшна главным образом обыденщина, наша окружающая действительность, от которой никто из нас не может спрятаться. Сначала, надо различить, что в поступках человека правда, а что ложь. Поступки людей тревожат меня. Кругом все лгут друг другу. И получается, - что условия жизни и воспитание заключают человека, меня, в тесный круг лжи, что вся моя жизнь – это забота о том, чтобы обманывать и себя, и людей и не замечать этого, и мне страшно от мысли, что я до самой смерти не выберусь из этой лжи. Любой поступок мой, сразу мной не понятый, назавтра оказывается ложью, - потом ты понимаешь, что надо было не так сделать. Но привычка… Я вижу, что мы мало знаем и поэтому каждый день ошибаемся, бываем несправедливы, клевещем, портим друг другу жизнь, расходуем свои силы на вздор, который нам и не нужен. И это страшно, потому что я не понимаю, для чего и кому это нужно, чтобы жил я и жили другие некоторые люди, от которых, кроме беспокойства, никакой пользы нет. Я, друг мой не понимаю людей и боюсь их. Мне страшно смотреть на мужиков, например, - я не знаю для каких таких высших целей они страдают и для чего живут вообще. – Если жизнь – это есть наслаждение, то они лишние, наслаждения у них мало и\или нет совсем; а если цель и смысл жизни в нужде и непроходимом невежестве, тогда непонятно, кому и для чего нужны такие наказания человеков. Потом я никого и ничего уже не понимаю. Вот и всё. А это «всё» приводит меня в ужас… -
Разговор бы ещё продолжался. Но обоим слушателям стало вдруг грустно. И чтобы развеять грусть оба, не сговариваясь прошли к реке с фонариками, чтобы проверить ночную рыболовную снасть – донки.
Конец.