Я – в плену! Меня и моего товарища по тому же несчастью привели в подвал. Подвал большой. Мы сидим на длинных низких скамейках, такие были раньше в спортзалах. Охраняют нас двое исламистов-джихадистов, уныло сидящих рядом с нами. Мы чего-то ждём. Наверное, какого-то решения о нашей участи.
У меня в голове одна мысль – надо как-то бежать. В рабство не хочется. Позировать под камерой перед тем, как перережут глотку – тоже. И я судорожно перебираю всевозможные варианты.
Их – двое, у них оружие. Прыгнешь – просто пристрелят, не успеешь даже одного коснуться. Шансов никаких.
И тут в этот подвал приносят и бросают на пол рядом с нами всякие разные вещи. Военные трофеи, то бишь - награбленное. И приводят двух женщин.
Одна молодая и красивая, одета точно как восточная танцовщица – наполовину голая, а сверху полупрозрачная накидка. Помещают её в какой-то незамысловатый будуар, обтянутый почти прозрачной материей.
Вторая – средних лет, просто обычная женщина. Обречённо села в углу, никто на неё внимания не обращает. Все смотрят на танцовщицу, которая в этом совсем низком загоне-будуаре даже сесть не может – лежит.
Вдруг вижу - передо мной, под кучей шмоток - сабля. Хорошая такая сабля, вроде бы палаш, без ножен. Потихоньку, чтобы не заметили, подтолкнул её поближе, взял и воткнул в земляной пол справа от себя, чтобы заслонять собой от «духов», которые слева.
Сижу весь напряжённый, ловлю момент и очкую. С саблей я не мастак обращаться, мне бы хоть какой-никакой ствол... Но надо решаться! Или сейчас, или... Жутко, но надо!
А товарищ по несчастью - такой весь обалдевший и отключенный, помощи от него не жди.
Несколько минут так просидел, а потом как толкнуло что-то: чего выжидать, чего ещё ловить - будь что будет!
Хватаю саблю и хочу проткнуть исламиста, который ближе. И понимаю - не достану до него! А второй - ещё дальше, и он уже увидел и дёрнулся...
Я уже возле девицы-танцовщицы. Приставляю острие сабли к её боку и кричу: не двигаться, а то я её запорю!!!
Если она представляет какую-то ценность, они так вот сразу стрелять не будут. А дальше - как получится...
И вдруг девица хватает клинок рукой и протыкает себе живот! Так, что из раны лезут внутренности... И не пикнула даже - самоотверженно и молча! И стихла - с улыбкой на лице...
Сабля остаётся у меня в руках, вся в крови. Все замерли. Как кадр застыл на киноплёнке.
И я убегаю. Оказываюсь в коридоре. Коридор влево и коридор вправо. То ли школа, то ли больница. Двери старые, большие и высокие, крашеные белой масляной краской. Соображаю: они кинутся меня искать вправо, там маячит выход, а я - налево! В левом коридоре открываю дверь и вбегаю в помещение, там - никого, стоят железные койки, застеленные белыми простынями. Много коек, между ними совсем узкие проходы. Надо теперь так пройти к окну, чтобы кровью не запачкать простыни - ведь останутся следы, по которым меня найдут!
Пробираюсь к окну, распахиваю, выбрасываю из окна саблю и сам вываливаюсь наружу. Теперь надо как-то окно закрыть... Кое-как закрываю. И - офигеваю! Вокруг, везде - белый свежевыпавший снег! Только под саблей он уже окрасился разводами с кровью.
Я начинаю снегом вытирать саблю и сгребать чистый снег на кровавые пятна. И тут понимаю... Следы! Куда бы я ни бежал, останутся следы...
И просыпаюсь. Просыпаюсь не в ужасе, - в подавленности. Давит. Что давит - приснившийся кошмар? Или случившаяся безысходность?
Я в плен не хотел. Убивать никого не хотел. Хотел одного - бежать и убежать...
Презренная мною девица, которой кроме позорного унижения ничего не угрожало, не хотела бежать - она выбрала смерть вместо рабства? А я?..
Или хотела таким образом меня спасти - меня, который к ней отнёсся с презрением? И получилось, что она своим презрением к смерти отнеслась с презрением ко мне...
Я стал виновником её смерти. Принял вину - значит, убил. Сам осудил себя виновным - всё, следы уже не спрятать, не замести.
Минуточку... Это же - сон. Во сне - всё шиворот-навыворот, а толковать его надо - наоборот... А как?
И тут вспоминаются слова послания апостола... Может, неспроста?
Открыл, читаю: «Ибо не понимаю, что делаю: потому что не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю... знаю, что не живёт во мне, то есть в плоти моей, доброе; потому что желание добра есть во мне, но чтобы сделать оное, того не нахожу. Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю. Если же делаю то, чего не хочу, уже не я делаю то, но живущий во мне грех... Бедный я человек! кто избавит меня от сего тела смерти?»
Она в моём сне - избавилась. Я - нет.