Семьянин, охотник, чудовище
Над улицами Ярнама навис теплый и сухой вечер, укрывший дома сумерками и протянувший от них длинные тени. Вечер, который вскоре перерастет в ночь. Очередную ночь охоты на созданий, подвергшихся проклятью древней крови. У большинства ярнамитов ночные рейды уже превратились в привычку, которую им привил Людвиг.
Двери главного собора в соборном округе начали медленно открываться, что знаменовало окончание службы, сопровождавшейся колокольным звоном. В толпе выходивших нетрудно различить выделяющегося высокого мужчину возрастом под пятьдесят лет с пепельными волосами и короткой бородой. Один из самых примечательных штрихов на его лице являлись пронзительные и холодные синие глаза. На голове высокого человека была надета черная широкополая шляпа, шею обматывает теплый синий шарф, сшитый любящей женой. Тело укрыто черным мундиром с серебристыми шнурками и петлями, поверх которого накинута распахнутая черная ряса. Из-под мундира выбилась серебристая подвеска, в форме обточенного октаэдра на толстой серебряной цепочке. На ногах темно-коричневые брюки и испачканные черные ботинки с тупыми носами, которыми он ступал по пыльной мостовой. Одежда отчетливо выдавала в нем служителя черной церкви.
Мужчина уверенным и быстрым шагом направлялся домой в центральный Ярнам, где он подготовится к ночной охоте на чудовищ. Улицы приветствовали его пустотой, лишь изредка можно было увидеть человека, спешащего скрыться дома на время охоты – время, когда никому не пожелаешь оказаться на улице. Через несколько минут мужчина подошел к двери родного дома и постучал.
– Кто это? – спросил с другой стороны нежный женский голос.
– Это я, дорогая, – спокойным размеренным голосом ответил мужчина, поправляя рясу.
Заскрежетали множественные засовы, предохраняющие жителей от посягательства ночных монстров. Когда дверь открылась, на пороге перед мужчиной стояла красивая женщина лет сорока с золотистыми волосами, спадавшими до плеч. Одета она была в темное домашнее платье с длинным рукавом и высоким вырезом и легкие домашние туфли.
– Я так волновалась, Гаскойн, ночь уже близко, – сказала женщина, позволяя мужу войти в дом.
– Рано беспокоишься, Виола, скоро предстоит идти на охоту, – подметил тот и снял шляпу, которая вмиг оказалась на вешалке, а следом за ней отправилась черная ряса. – Что девочки?
Жена не успела ему ответить, из гостиной прибежали две дочери. Старшей было лет шестнадцать, младшей семь. Обе бросились к присевшему отцу и крепко обняли его, тот прижал сестер к себе.
– Папа, не надо уходить никуда сегодня! Ты не можешь каждую ночь отправляться туда! – с надеждой произнесла старшая девочка.
– Там же страшно! Там страшные чудовища! А вдруг они тебя поймают и покусают, вдруг убьют? – плакала младшая.
– Это необходимо, девочки. Ради вашей безопасности. А теперь, Элизабет, – обратился он к старшей дочери. – Бери Софи и идите спать. Скоро зайду к вам и проверю.
Гаскойн поднялся, высвобождаясь из объятий дочерей. Грустная и подавленная старшая девочка вздохнула, взяла сестру за руку и повела на второй этаж. Мужчина же вместе с женой прошел вглубь дома, с четко выделявшимся интерьером викторианской эпохи. Они прошли на кухню, где Виола приготовила для мужа ужин, накрытый баранчиком. На тарелке оказалось картофельное пюре с запеченным мясом и овощами, которые охотник с удовольствием проглотил. Вытянувшаяся в напряженную струнку жена лишь молча наблюдала за ним. Она ужасно боялась, когда Гаскойн выходил на очередную охоту. И каким образом появлялись эти чудовища, если Церковь исцеления должна лечить все болезни своей чудодейственной кровью? Но ее муж был стойким человеком.
До переезда в Ярнам, Гаскойн служил в английской армии кавалеристом, после ранений он оставил армейскую службу в звании капитана и отправился служить в церкви, где получил титул отца в небольшом городке. Там он и познакомился с Виолой, красивой дочерью местного барона, которая пришла на одну из проповедей отца Гаскойна. Она выглядела чрезвычайно бледно и устало, точно чем-то болела. Несмотря на это отставной офицер влюбился в нее с первого взгляда, да и девушка положила на него глаз. После знакомства он вскоре узнал о болезни девушки – ее поразила чахотка и с каждым днем она увядала как оставшаяся без воды роза. Волновавшийся за нее отец водил в дом множество докторов, но никто не мог помочь его дочери. Тогда отважившийся Гаскойн взял на себя смелость рассказать о некоем городке Ярнаме, где проводился таинственный обряд с целебной кровью. Он слышал о нем от одного из офицеров во время англо-афганской войны. Барон сомневался, но отставному офицеру удалось убедить его и сопроводить девушку в этот городок. Целебная кровь и вправду поставила Виолу на ноги, симптомы прошли после нескольких курсов кровопускания и переливания. Барон дал согласие на свадьбу, которую сыграли прямиком в Ярнаме, где супруги и остались жить, а барон частенько на вещал свою дочь, а впоследствии родившихся двух красивых дочерей. И все бы ничего если бы не охота. Гаскойн вызвался участвовать одним из первых. С одной стороны, приверженность Церкви исцеления обязывала его вступить в ряды охотников, с другой военное прошлое мужчины способствовало успешной охоте на чудовищ.
– Ты опять встретишься с Хенриком? Будете охотится вместе? – уточнила женщина, когда он доел.
– Да. Мы договорились встретится у фонтана на площади, – ответил ей муж, вытерев уголки рта салфеткой.
– Я так боюсь за тебя, – продолжила она, встала за спинкой стула, где сидел Гаскойн и обняла его за плечи.
– Это необходимо, дорогая.
Мужчина встал, освободившись от объятий жены, затем сам прижал ее к своей груди. Виола вцепилась в него, как будто видит в последний раз. Этот семейный ритуал происходил перед каждой охотой, по его окончанию Гаскойн поднялся на второй этаж и тихонько отворил дверь в комнату дочерей. Элизабет, читавшая книжку при свете догорающей свечи, мигом повернулась в сторону двери. Софи вроде как спала, уложенная и убаюканная сестрой. Отставной офицер осторожно присел на краешек кровати старшей дочери, которая тут же схватила его за руку и бросилась ему на шею. Гаскойн молча обнял дочь, погладив ее по золотистым волосам, после чего уложил ее и наказал спать. Молчавшая Элизабет только кивнула в ответ и укрылась одеялом, а мужчина подошел к кровати младшей дочери и поцеловал уснувшую Софи, которая вдруг проснулась и умоляющими глазами посмотрела на отца и попросила остаться с ней и прочитать сказку на ночь. Отставной офицер опустился на кровать, взял с тумбы книжку. Когда обе дочери уснули, он тихонько спустился вниз.
На улице уже стемнело, и Виола начала зажигать ладан, дабы отпугнуть от дома чудовищ. Чернота ночи расстелилась по улицам и переулкам Ярнама, укрывая темной завесой зараженных чумой зверя. Гаскойн вооружился увесистой раскладной секирой, прихватил мушкетон с факелом и накинув шляпу с рясой вышел наружу. Провожавшая его жена не отправила мужа за порог без поцелуя на удачу, а после накрепко заперла дверь.
Гаскойн зажег факел, четкой и ровной поступью направился к площади с фонтаном, где договорился встретится со своим товарищем по охоте Хенриком, который некогда учился премудростям охоты у Германа. Старый молчаливый охотник уже ожидал отца Гаскойна у фонтана, присев на его край и прокручивая пальцами правой руки метательный ножик. Его карие глаза следили за подходящим священником, на голове Хенрика покоилась треуголка с перьями, большую часть лица скрывала стеганная маска. Его желтоватое одеяние частично напоминало одежду старых охотников, многие из которые бесследно исчезли, а пропитка плаща прекрасно защищает от молний. На поясе висел охотничий пистолет, а на каменной ограде фонтана лежала пила-топор.
– Охота вот-вот начнется, друг. Ты готов? – спросил подошедший Гаскойн, освещая товарищу лицо светом факела.
– Угу, – буркнул тот и потянулся к оружию, проскрежетавшему по ограде.
Товарищ тоже зажег факел и доблестный дуэт отправился в патрулирование. На пути Гаскойну и Хенрику попадались жуткие, обросшие шерстью чудовища, отдаленно напоминавшие людей и норовившие оборвать охотникам жизнь. Отставной офицер размахивал секирой, и практически разрубал тварей пополам, а выстреливающий картечью мушкетон отбрасывал монстров. Юркий несмотря на свои года старый охотник прикрывал священника и кромсал чудищ пилой-топором, часто прерывая из атаки метким выстрелом пистолета, ошарашивающего противника и делающего его легкой мишенью. Порой напарникам попадались другие охотники Церкви, либо присоединившиеся к охоте горожане, тем не менее последние мало что могли противопоставить чудовищам и зачастую погибали.
Когда дуэт приблизился к лечебнице Йозе;фки, где проводились кровослужения, их поджидала засада. Охотники моментально оценили ситуацию и принялись из нее выпутываться. Плоть рассекалась, головы летели с плеч, кровь лилась на мостовую. В происходившей суматохе на Гаскойна напрыгнул один из зараженных. Мужчина не успел среагировать и чудище вцепилось ему в руку. Стиснувший зубы отставной офицер сбросил тварь и парой размашистых ударов прикончил зараженного. Рука запульсировала в месте укуса, но сначала необходимо разобраться с чудищами. Когда последний зараженный пал, Гаскойн в спешке достал из кармана брюк небольшой оловянный футлярчик с белыми таблетками – так называемым противоядием от чумы зверя. К несчастью эти таблетки способны только замедлись процесс болезни.
«Вот ведь не повезло», – мрачно подумал про себя священник, перевязывающий кровоточащую рану, пока не пострадавший Хенрик следил за прилегающими улицами.
Дальнейшая часть охоты проходила удачнее, но Гаскойна очень сильно отвлекала ноющая рука. Вернувшись под утро, он старательно прятал полученную рану от жены и перво-наперво принялся ее обрабатывать. Однако алкоголь не поможет против пепельной крови, ничто не поможет против нее. Постепенно рана начала затягиваться, но мужчина начал замечать, что меняется. Ночь за ночью продолжалась охота и с каждым разом отец Гаскойн набрасывался на чудовищ с небывалой яростью и жаждой убийства, точно зверел от опьяняющего запаха крови, а постепенно присоединились и галлюцинации. Хенрика начинало пугать поведение напарника, он знал, что ждет отставного офицера и был готов к этому.
Мужчина точно начинал сходить с ума, чудовища мерещились ему повсюду, в обычных людях и даже в собственной семье он начал видеть монстров. Потому вместо одного из причащений священник отправился в молельный переулок Хемвик. Найти ведьм была задача не из легких, но из последних сил контролировавший себя Гаскойн упорно продолжал искать их обитель. Призрак удачи улыбнулся ему, и мужчина нашел тайную обитель.
Внутри подвального помещения, увешанного трупами и заставленного алтарями с глазами, было темно, пахло гнилью и плесенью. Но отставной офицер не собирался отступать от принятого решения и в конце концов предстал перед жуткими сгорбленными старухами, увешанными глазами своих жертв. Хихикающие ведьмы отвели его в дальнюю комнату, где усадили на стул и привязали. Гаскойн был готов ко всему, но ту боль, которую он испытал при энуклеации и прижигании ему еще не приходилось испытывать. Ведьмы во время операции не переставали нашептывать непонятные мужчине слова. Процедура завершилась полной слепотой священника, но хотя бы галлюцинации перестали его беспокоить. Кое как он добрался до дома, где встретившая его Виола вскрикнула от ужаса и мигом побежала за врачом. Отец Гаскойн медленно опустился на кухонный стул и стал прислушиваться к тиканью часов в гостиной, пока его внутреннее чутью не уловило присутствие перепуганных дочерей.
– Папа, все хорошо? Почему мама так кричала и плакала? – донесся до него голос Элизабет.
Мужчина слышал частое испуганное дыхание старшей и младшей сестер, остановившихся у входа, и ему даже показалось, что он слышит быстрый стук из сердец.
– Все хорошо, девочки, идите к себе, – ответил он не оборачиваясь.
– Что случилось, папа? – подавлено произнесла Софи.
– Мне надо побыть одному.
Девочки тем не менее не ушли, а так и остались стоять в проходе, пока не вернулась Виола с доктором и не погнала их наверх. Врач же осмотрел опустевшие глазницы священника, но ничего кроме как продезинфицировать раны и перевязать более не смог.
– Почему, Гаскойн… ну почему? – подрывающимся голосом спросила жена, севшая радом с ним и уткнувшаяся в плечо мужа, когда доктор удалился.
Он молчал. Разве он мог сказать, что заразился и в скором времени превратится в одно из чудовищ? Он слишком любил семью, чтобы говорить им подобное сейчас. Виола больше не приставала с вопросами, лишь плакала в рясу Гаскойна. Когда она наконец смогла успокоится, то наспех приготовила ему ужин и ушла спать. Сидевший все это время без движения священник пытался свыкнуться с потерей.
Отставному офицеру пришлось долго привыкать к окружившей его темноте, и зрение ему постепенно начали заменять обострившийся слух и обоняние. Он слышал трепетание крыльев мотылька в соседней комнате и даже чуял, что готовят их соседи. Постепенно он вернулся к охоте. Тем не менее хоть галлюцинации и пропали, жажда крови мужчины только увеличилась. Он уничтожал зараженных с зловещей ухмылкой на лице, а его звериная ярость пугали остальных служителей Церкви исцеления, где ничто не знал о давнишнем происшествии. Лишь Хенрик был посвящен в тайну раны Гаскойна. С каждым новым возвращением с охоты он все больше пугал семью происходящими изменениями его характера: он стал злее, холоднее, отстраненней, однако Виола нашла управу на мужа – старую шкатулку, которая играла мотив колыбельной. И как ни странно она утихомиривала священника, при звуках музыки возвращающегося в прежнего Гаскойна.
– Ты как-то слишком странно себя ведешь, что-то случилось? – спросила она, провожая его на очередную охоту.
– Не знаю. Чувствую, что сегодняшняя ночь будет иной.
– Возвращайся, дорогой, – поцеловав его, попросила Виола.
Гаскойн не ответил, только обнял жену на прощанье и вышел за порог. Хенрик уже ждал его у входа. Охота проходила как обычно, но запах крови начал затуманивать мысли священника, и чаща уравновешенности переполнилась. Он перестал себя контролировать, жажда крови затмила разум. Гаскойн бросился на товарища и размахнулся секирой, чтобы одним точным ударом разрубить его пополам. Еле успевший отскочить Хенрик попытался образумить напарника, но обезумевший священник неотступно хотел убить старого охотника, который совершенно не желал смерти товарища и при нападении прибежавших на звук заварушки вервольфов Хенрик скрылся.
Гаскойн так и не вернулся домой ни под утро, ни в течении дня, и переживающая Виола сама решила отправится на поиски. Она не хотела думать, что муж погиб, надеялась найти его. Женщина надела темное выходное прогулочное платье, обулась в высокие сапоги, подпоясалась красным ремешком и прицепила к платью красивую красную брошь, украшенную драгоценными камнями, которую ей подарил барон. В центральной части города, которая очень сильно опустела по сравнению с тем, что было еще пару месяцев назад. Теперь там разводили костры, чтобы сжечь тела зараженных. Многие из чудовищ висели распятые на крестах. Зрелище было жуткое. Не найдя его в центральном Ярнаме, и поскольку большой мост, ведущей в соборный округ был перекрыт Церковью, она отправилась в часовню Идон.
Тем временем уже приближался вечер. Виола ступила на кладбище, где начала подниматься по каменной лестнице к часовне и у запертых ворот она встретила Гаскойна, вся одежда которого пропиталась кровью чудовищ. Ее муж схватился за решетку створок и с силой пытался их открыть.
– Гаскойн! – обрадованно воскликнула она и бросилась к нему.
Священник резко повернулся к ней, прерывисто дыша ртом как дикий зверь. Женщина остановилась на полпути и с закрадывающимся страхом глянула на мужа. Отставной офицер быстрым шагом направился к ней, и Виола попятилась, тщетно пытаясь найти в кармане музыкальную шкатулку. Она забыла ее дома! Тем временем озверевший Гаскойн выхватил секиру и размахнулся на жену, которая чудом избежала тяжелого наточенного лезвия. Она оказалась зажатой между краем лестницы, воротами и безумным мужем. Виола постаралась отбежать от нового замаха, но наступила на платье и упала. Стоило ей только подняться как ее спину настиг второй размашистый удар. Позвонки оказались перебиты, и парализованная женщина упала с края лестницы и при падении на крышу склепа свернула шею.
Гаскойн спрыгнул следом, но жертва была уже мертва, и он даже не подозревал, что наделал. Вскоре к кладбищу стали подтягиваться ночные чудовища и обезумевший священник набросился на них. Разрубая труп очередного зверя, он услышал стук сапог о ступени лестницы ведущей на кладбище, и учуял отчетливый запах незнакомого охотника, который подозрительно его осматривал.
– Кругом чудовища… – распрямившись произнес Гаскойн. – Ты станешь одним из них, рано или поздно…