Костёр

               
                "Просто встретились два одиночества..."
                Из песни.


Он притягивал к себе молоденьких...

За тридцать лет, проведённых здесь, во Франции, я не встретил столько хорошеньких русских девушек, сколько этот приезжий за три дня.

Он был мне симпатичен, но всё-таки я недоумевал. Потом подумал этим воспользоваться.
Когда в очередной раз он рассказал мне о милой русскоговорящей девушке, которую он встретил в соседней булочной, я решил действовать...

В булочной никого не было. За прилавком стояла симпатичная русоволосая продавщица с серыми глазами и чуть широковатыми скулами.

 – Извините, я к Вам от Геннадия...  –  обратился я к ней по-русски.

 – Это кто?

Я растерялся.

 – Ну, как сказать?..  Ну, мужчина... Седой такой... С голубыми глазами... Высокий... В длинном плаще... Чёрном...

 – А! Я поняла, о ком Вы говорите! Где он?! Что с ним?!

 – Вы не волнуйтесь! Он у себя! В номере!  Но, мне кажется, ему очень плохо...
 
 – Я так и знала! Я просто чувствовала это! – девушка стала носиться за прилавком то в одну, то в другую сторону, стаскивая с себя рабочий халатик.

 – Как называется его отель? В каком он номере?

 – Отель «Аполлон». На улице Виктора Массе.
 
 – А, ну да, ну да! Знаю!  Сейчас отпрошусь у начальницы! А номер? Номер какой?!

 – Не волнуйтесь, я Вас провожу.

 – Большое спасибо!
 
Девушка убежала в какое-то внутреннее помещение.
 
Через пару минут она вышла оттуда в сопровождении пожилой седовласой француженки с молодыми лучистыми  глазами.

 – Бонжур, месьё! – нараспев поздоровалась она со мной, смерив оценивающим, но вполне добродушным  взглядом.

Я ответил тем же.

Девушка направилась к выходу:

 – Пойдёмте! Жаклин моя хозяйка. Она согласилась подменить меня столько, сколько понадобится! Она очень хорошая!

Мы вышли из булочной и быстрым шагом направились вверх по улице Виктора Массе.

Моросил мелкий дождь. Было довольно зябко. Мокрые мостовые и тротуары поблёскивали, отражая серое парижское небо.

«Но ты слишком долго вдыхала тяжёлый туман, – вспомнилось мне гумилёвское, – Ты верить не хочешь, во что-нибудь, кроме дождя...»
 
А ведь где-то здесь Тургенев жил в одном доме с Полиной Виардо, а комиссар Мегрэ расследовал запутанные преступления.
 
 – Как Вас зовут? – спросил я девушку.

 – Ирина. А Вас? Вы давно знаете... Геннадия? Так ведь его зовут?

 – А Вы не знали?

 – Откуда? Он же мне не представлялся!  Просто заходил три дня подряд, покупал хлеб и уходил, – голос Ирины чуть прерывался от быстрой ходьбы.  – И здоровался всегда по-русски.
 
 – Что же Вы так волнуетесь?

 – Не знаю... Его так жалко!.. Я чувствую, что он очень одинок!..

 – Ну, и что? Я тоже одинок! И Вы, наверное, одиноки... Все одиноки...

Ирина резко остановилась и с подозрением посмотрела на меня:

 – Вы точно его друг?!

 – Вообще-то, нет. Просто работаю с ним.
 
– А почему Вы пришли ко мне? – чуть прищурила глаза Ирина.

 – Он вчера рассказал мне о Вас. Вот я и подумал, что Вы сможете ему помочь.

 – Он сам попросил Вас прийти за мной?

 – Нет, конечно. Просто я подумал, что Вы сможете...

 – Вот именно! Он бы сам ни о чём не попросил!.. Поэтому его так жалко!.. Я не поняла, как Вас зовут?
 
 – Олег. Олег Берёзкин. Можно просто Берёза.

 – Вы совсем другой! Вас совсем не жалко! Тоже мне «Берёза»!..  – Ирина смерила меня насмешливом взглядом. – Карельская, что ли? Вот он – Берёза! Русская! Не то что некоторые! Пошли!
 
Она решительно пошла впереди меня, словно это не я, а она была инициатором нашего похода.

Я улыбнулся. Категоричность и самоотверженность Ирины обещали интересное продолжение.

К тому же, следуя за ней, я мог лучше оценить её фигурку. Придраться было не к чему!

Видимо, что-то  почувствовав, Ирина остановилась и молча пропустила меня вперёд.

Через пару минут мы подошли к отелю.
 
На ресепшэне стоял знакомый мне парень.
 
Мы сели в тесный лифт, и я почувствовал тонкий шоколадный аромат модных духов.
Светлые волосы Ирины почти касались моего подбородка, плечо чуть упиралось в грудь. Я почувствовал преждевременное возбуждение, но тут же невероятным усилием воли подавил его.

49-й номер находился в самом конце длинного коридора на четвёртом этаже. Угловой. Я постучал. Никто не ответил. Постучал ещё раз. Результат был тот же.

Оттолкнув меня, Ирина энергично постучала в дверь номера и громко позвала:

 – Геннадий, это я, Ирина из булочной! Вы покупали хлеб у меня!
 
И снова никакого ответа.

Она машинально повернула ручку двери. Та открылась...
 
Мы сначала робко заглянули за дверь, потом потихоньку вошли в номер.
 
Кровать была аккуратно заправлена. В углу маленького номера сиротел небольшой чемодан.

На столике у окна скучала начатая бутылка водки и пустой стакан. Рядом лежала открытая плитка недоеденного шоколада. Слегка пахло дорогим мужским парфюмом.
 
Геннадия нигде не было.

 – Ну, вот! Я же говорю, ему плохо! – показал я на бутылку.

 – Бедный! – Ирина посмотрела на тощий чемодан в углу комнаты. – Видно, что он совсем одинокий. Я даже подумала, что ему совершенно всё равно, живёт он или нет. Где же он?!

 – Ну, судя по тому, что бутылка стоит на видном месте, а номер не закрыт, – пошёл за закуской.

 – А почему мы его не встретили?

 – Может, в другую сторону пошёл? В «Monoprix»?

 – Как-то неудобно, что мы зашли в номер без него. Давайте лучше выйдем.
Ирина машинально, чисто по-женски, взглянула на себя в зеркало и поправила волосы.

 – Не волнуйтесь! Он мне сам разрешил. Поэтому и дверь не закрыл.

 – Вы что, уже не первый раз здесь?! – серые красивые глаза Ирины строго вопросительно посмотрели в мои.

 – Второй. В первый раз было почти так же. Он был тогда совсем никакой, пока не опохмелился. Поэтому я и подумал, что Вы можете ему помочь. Он так тепло говорил о Вас!

 – Правда? – Ирина снова взглянула на себя в зеркало. – Но чем же я могу ему помочь? Я же его даже не знаю...

 – Я Вам о нём расскажу. И, мне кажется, я знаю, чем ему можно помочь?

 – Чем? –  Ирина внимательно и благодарно посмотрела на меня.

 – Просто вниманием! Тёплым, человеческим отношением к нему...

 – Я тоже так думала. Но не знаю, как. Он всё-таки намного старше меня... Почти как Вы... И такой деликатный...  Хотела даже в кафе его пригласить... Поговорить с ним... Как-то утешить...

 – Нет, в кафе он не пойдёт!

 – Я тоже так подумала.

 – В кафе он не пойдёт, а вот выпьет с Вами с радостью! – я нагло сел на единственный в номере стул.

В чудесных глазах Ирины промелькнуло сомнение вперемешку со смутным подозрением.
 
Главное было не останавливаться:

 – Я всё про него знаю. Он живёт один. Жена ушла давно. С сыном почти не видится. Сын, я думаю, Ваш ровесник. Работал всю жизнь на корабле...

 – Капитаном? – спросила она, почти не сомневаясь в положительном ответе.

 – Нет. Капитаном был я, – сказал я как бы безразлично. – Геннадий работал механиком холодильных установок. Отдельная каюта. Шесть месяцев в море. Экипаж не особенно интеллектуальный. Поговорить не с кем. Одно утешение: книги и водка. По сути дела, он латентный алкоголик...
 
 –  Бедный! Что же делать? –  в голосе Ирины прозвучали и тревога, и некоторое разочарование.

 – Я думаю, с ним надо просто посидеть... Выпить... Поговорить... Чисто по-женски...

 – А Вы? – казалось, Ирина была несколько растеряна. От былой решимости почти ничего не осталось.

 – Ну, я-то не по этой части! Вот и подумал, что, может быть, Вы посидите с ним.

Я жестом пригласил её присесть.

В замешательстве она опустилась на кровать:
 
 – Вы хотите уйти?

 – Ну, да. Теперь, когда Вы здесь, я спокоен, что ничего страшного с ним не произойдёт.

 – Что же я буду делать здесь одна? В чужом номере... С не знакомым мне мужчиной... Да ещё с каким-то там... ленивым алкоголиком?

 – Латентным, – поправил я её. – Не волнуйтесь! Он Вас не обидит! Вы же сами это поняли... Я только советую Вам принять немного на грудь...

 – Как это?

 – Выпить.
 
 – Зачем? – она неподдельно удивилась.

 – Чтобы быть с ним на одной волне. Вы увидите, он тогда будет меньше стесняться. Даже будет Вам признателен. Он ведь и сам страдает от своей зависимости от алкоголя.

 – Да... Но как-то неудобно... Может, Вы всё-таки дождётесь его вместе со мной? Я Вас очень прошу: не оставляйте меня одну!.. Расскажите мне лучше о себе!.. Вы были капитаном?

 – Да. Двадцать лет...  –  Я взял бутылку водки, налил немного в пустой стакан, протянул ей.

Она машинально взяла его.

 – Я плавал во всех морях мира. Видел много самых различных стран. Дважды терпел крушение... Чудом остался в живых...

Как бы не отдавая себе отчёта в своих действиях, я слегка отглотнул из бутылки, жестом пригласив её сделать то же самое с содержимым её стакана.

Она сделала маленький глоток и, сморщившись, поднесла ладошку к носу. Из чего я сделал вывод, что мои усилия были не безнадёжными.
 
 – Я видел Босфор и Бискайский залив. Я огибал самую крайнюю южную точку мира. Видел Мыс Горн. Высаживался на берег в Америке и в Индии, в Австралии и в Индонезии. Видел такие вечные города, как Рим, Афины, Париж, Стамбул...

Глаза Ирины засветились странным огнём.
Я предложил ей чокнуться, она не отказалась. Я снова сделал пару глотков из бутылки, а она с той же милой гримасой осушила стакан и понюхала ладошку.

 – Вы когда-нибудь совершали круиз на международном лайнере? – продолжил я своё наступление.

Она грустно покачала головой:

 – Никогда!

 – А я прям-таки вижу Вас на борту огромного лайнера. Помните, как у Евгения Винокурова:
 
"На черте проходит лайнер скорый…
 Я уверен: там на нём сейчас
 кто-то есть один такой,
    который
 море вдруг увидел в первый раз…

 Над бортом висит волна,
    прямая,
 чёрная, обрушиться грозя…
 Он стоит, на чаек поднимая
 удивленьем полные глаза!

 Он стоит, как прежде я,
    под бризом,
 в гвалте и не ведает о том,
 как он мне сейчас, далёкий, близок,
 мокрый, радостный, с полуоткрытым ртом…"

Это стихотворение про Вас!

Я вновь наполнил стакан Ирины. Её глаза подёрнулись мечтательной грёзой:

 – Неужели Вы действительно были капитаном?

Я предложил ей чокнуться, и мы выпили.

 – Да, девочка! Я был капитаном! Я был одним из тех,

"...Чья не пылью затерянных хартий, —
    Солью моря пропитана грудь,
    Кто иглой на разорванной карте
    Отмечает свой дерзостный путь!

    Или, бунт на борту обнаружив,
    Из-за пояса рвет пистолет,
    Так что сыпется золото с кружев,
    С розоватых брабантских манжет!.."

 – Чьи это стихи? – её голос звучал глухо.

 – Гумилёва. Он был расстрелян в 21-ом году...

 – Почему же Вы покинули Ваш корабль?

Я почувствовал в Ирине родственную душу.

 – Развал Союза. Развал армии. Развал флота. Я не хотел этого видеть. Я предпочёл уехать...

 – И теперь?

 – Теперь я так же одинок, как и Ваш Геннадий... С той только разницей, что он одинок на родине, а я на чужбине... Поверьте, это намного тяжелее!

 – Я знаю. Я тоже живу не дома. К тому же, почему Вы говорите, что Геннадий мой? Теперь мне кажется, что с Вами у меня гораздо больше общего, чем с ним... Я ведь тоже живу вдали от дома...

 – Но ведь на брудершафт-то Вы со мной всё равно не выпьете?

 – Ещё не знаю. Но Вы пока налейте. Пока я буду думать.

Я налил.

В воздухе на какое-то время повисла пауза. Наконец, она решилась:

 – Хорошо. Я выпью с Вами на брудершафт. А Вы не уйдёте и ещё мне что-нибудь расскажете. Про моря!

Я сполз со стула и на коленях приблизился к ней. Мы чокнулись, обвились правыми руками и медленно выпили. Потом так же медленно поцеловались, и я осторожно положил её на кровать...
 
 – А где же Геннадий? Вдруг он сейчас войдёт?! - тревожно спросила она.

 – Не волнуйся! Он уехал ещё вчера! Этот номер я снял сам.

 – Подлец! – она обвила мою шею руками и притянула к себе.