Линии на асфальте

Михаил Рэйн
11 июня. Воскресенье. Утро.

“За упокой.” Постаревший за несколько дней отец, поднялся. На столе была немудреная закуска. Огурцы, маринованные помидоры, какая-то колбаса, картошка, отваренная с зонтиком укропа. Хозяйка в черном платке суетилась вокруг, стараясь заглушить боль потери кипучей деятельностью. “За Пашку.” Выпили не чокаясь.

На столе фотография молодого парня с черной лентой. Широкая улыбка на загорелом лице. Только вернулся из армии. Гроза всех девчонок. Перед фото стакан водки, накрытый куском хлеба.

Это было в маленьком городе. Жизнь в нем делилась на три части. Детство - самое радостная и беззаботная пора. Зрелость - суета, дела, деньги, машины, взрослеющие дети и внуки. Но самое страшное и острое, это юность. Время, когда ты понимаешь, что начерченная на асфальте линия, это граница района, за пределами которой тебя могут избить просто за то, что ты ее переступил. Драки до и после танцев. Причины? Никому не важны причины. Просто злость и взросление идут рука об руку. За то, что отец бухает уже третий день, по роже получит вот тот лопоухий пацан, который зашел не туда. Бросила девушка? Значит надо отметелить ее брата. Никто не выходит вечером без кастета. Все это проходит со временем. Ты забываешь о границах, районах, но это потом, а пока...

Все началось с того, что Серегу Евсеева, Пашкиного брата избили пацаны из Гараповки. То ли потанцевал не с той девушкой, то ли козлом кого-то назвал. Не так важно. Пашка с друзьями пришел к Гараповским, спросил, кто виноват. Нашел и отметелил.

Через пару дней Гараповские пришли мстить. Пострадали как всегда случайный люди. Васек, как и Пашка из Кутаевки гулял с девушкой. Ему сломали три ребра и руку, девушку изнасиловали. В милицию заявили, протокол составили, но что толку? На асфальте появились новые линии, только теперь краска стала алой.

Заводилу из Гараповских выследили. Однажды он просто не вернулся домой. Приходил следователь, задавал вопросы. Потел, дышал перегаром. Но никто ничего не видел, никто ничего не знал. Лето было жарким, плавился асфальт, кипела кровь.

7 июня. Среда. Вечер. Заброшенный кирпичный завод.

Первый бросил камень самый мелкий из пацанов, лет 14 не больше. Бросил и убежал за спины старших. Начался махач. Дубины, кулаки, велосипедные цепи, самодельные нунчаки, куски забора и арматуры. Бились жестко. Каждый считал себя правым. Кровь пропитала пыль и футболки. Кто начал, что было в начале? Никому не было дела. Зуб за зуб. Главное, ударить первым. Те, кто падал, старались уползти в сторону. Затопчут, забьют. Упал, значит умер. Поднимались, матерились, падали и снова вставали. Когда сумрак резанули милицейские сирены, все разбежались, кто куда. Уползли, зашкерились. Только Пашка Евсеев остался лежать. В животе ножевая рана. Умер раньше, чем приехала скорая.

11 июня. Воскресенье. Вечер.

Гости разошлись. Столы убрали в дом, женщины помогли перемыть посуду. Отец плакал, пока не забылся зыбким хмельным сном. Мать заперлась на летней кухне и громко включила телевизор. Сергей тихо вышел огородами. На соседней улице его ждали.

— Ствол добыл?
— Да.

В понедельник утром пришел следователь.