1. Огонь у Киевского Вокзала. Ибрагим-Оглы.
…Ибрагим внимательно осмотрел вокзальный зал с креслами, заполненными отдыхающими пассажирами. Мусора не было. Сейчас начиналась работа на площади перед вокзалом. Там всегда есть, что убрать. Люди постоянно оставляют мусор: кто-то ищет глазами, куда выбросить ненужные чеки, выходя из «Перекрестка», дети озираются в поисках урны, доев мороженное. А урн очень мало, – и здесь, на площади, и со стороны багажного отделения и кафе «Экспресс», а ведь с той стороны вокзала выходы из двух огромных новеньких торговых центров, разворот троллейбусов и вечное скопление спешащих людей. Многие курят, и никто не забирает окурки с собой, а урн только две у троллейбусных остановок. Наверное, те важные чиновники, что заботятся о внешнем виде столицы, решили, что, чем меньше будет урн, тем меньше люди станут курить: сочли такое решение воспитательным меропри-ятием… Ибрагим уже начал было сметать пластиковой метлой на пластмассовый совок бумажки и окурки, когда почувствовал нечто совсем не обычное. За рекой, в зелени сквера в районе Болотной, появились золотые сплохи, - небольшие и очень красивые языки дрожащего желтым, воздуха. Он присмотрелся: это напоминало огонь, но не обычный огонь, а как бы просто свечение воздуха в форме языков костра. Только обнаружилось оно на необычно большом пространстве, и, не успев понять, что это такое, Ибрагим с еще большим удивлением заметил внезапную перемену в движении людей на Бородинском мосту, в сквере Киевского вокзала, на Площади Европы… Люди побежали, - по Ростовской Набережной, вот уже плотная толпа образовалась на мосту Богдана Хмельницкого, начали сигналить машины, а за всем этим значительно выше деревьев, взбираясь на стены домов и, кое-где, над крышами, уверенной стеной вставал Золотой Огонь.
Вообще-то Ибрагим был не Ибрагим, а Файзуллох, по паспорту – Файзуллох Ибрагим-Оглы. Ибрагимом, чаще – Ибрагимом Оглы, иногда даже просто Ибрагимычем, его стали звать уже здесь, в Москве. И, по-честному, это ему нравилось: иногда он с умилением вспоминал время в родном Дарге. У его отца, известного хлопкороба и победителя соцсоревнования, появился один из первых черно-белых телевизоров «Радий Б», и поставленный на подоконник в мужской половине дома, он собирал на лужайке многочисленную родню, – дядюшек, теток, дедушек и бабушек, соседей, а семиклассник Файзуллох, блестяще освоивший русский язык переводил самые интересные фильмы. «Угрюм-река» был любим и популярен, образ черкеса Ибрагима непременно вызывал восхищение, а дедушка Али однажды, потрепав кудри внука сказал: «Ты тоже – Ибрагим-Оглы. Смотри, каким должен быть мужчина!». Позднее, в институте языков имени С. Улугзода в Душанбе, Файзу много раз перечитывал и Шишкова, и Лескова, и Бунина, изо всех сил стараясь впитать с детства восхищавшую силу и красоту русского языка, что бы стать учителем дома, в Дарге… Но судьба решила все по другому: когда из Афганистана не вернулся третий старший брат, отец сказал: «Твоя аспирантура может потерпеть, да и учительской зарплаты для семьи очень мало. Собирайся на заработки в Россию. Иначе нам не прожить». Сегодня, работая «специалистом по благоустройству и уборке территории РЖД», Ибрагим зарабатывал достаточно, что бы прокормить многочисленных сирот-племянников и родителей. А если жить очень скромно, то, совсем по-немногу, можно откладывать себе на будущую семью. Именно о будущей семье вдруг возникла ниоткуда мысль в голове Ибрагима, когда он вдруг ясно осознал главное в невероятно быстро вспыхнувшей перед ним панораме. А главным было исчезновение людей в языках Золотого Огня. Это происходило в большей части не заметно: просто непонятным казалось, почему из столь огромного количества людей, спешно стекавшихся на Бородинский Мост со стороны Смоленской улицы и Набережной, лишь единицы спускались к Бережковской и подходили к площади Киевского вокзала. А потом и сами толпы начали редеть. Чисто «на автомате» Ибрагим вдруг просчитал, что даже не из десяти, - из сотни остается один… А остальные? И вот уже совсем рядом, змейки-языки золота охватывают мечущихся у здания вокзала людей. И люди исчезают. Вот язычок Огня тронул огромного толстого мужчину с чемоданом в руке, и мужчина растаял, точно как приведение, вместе со своим чемоданом, и, показалось, небольшое облачко золотой пыли тихонько осело на то место, где он только что стоял. Вот растаяла женщина с коляской, но маленький сверток – ребенок из коляски, - остался, и плавно, как воздушный шарик опустился на мостовую. Тут же стало ясно, что среди редких остающихся в Огне, – большая часть, это совсем маленькие дети. Двое малышей стояли рядом с Ибрагимом и, открыв рты, с удивлением смотрели на происходящее действо. А Золотой Огонь уже подошел к его ногам, обернул, обдав легким дыханием с запахом чего-то очень знакомого, из детства… и пошел дальше, оставив Ибрагима стоящим в полном недоумении. Он даже плечами пожал, потом поставил к ближнему фонарю свой рабочий инструмент, уверенно, - очевидно, так и надо было, подошел к спеленатому ребенку, поднял его на руки, и направился к малышам. Дети смотрели на него доверчиво, мальчик и девочка лет четырех-пяти, и Ибрагим сказал им: «Возьмитесь за руки, а ты дай мне руку. Как вас звать?» Мальчик ответил: «Я – Руслан, а она Алена. А где мама и папа?» - «Я пока не знаю, где мама и папа, но я знаю, что всё будет хорошо. Мы с вами сейчас пойдем…» - он задумался буквально на несколько секунд. В памяти всплыло, что за рекой, в десяти минутах ходьбы за мостом, есть школа. «Мы с вами сейчас пойдем в школу!» - Аленка засмеялась: «Дядя! Мы еще маленькие, – идти в школу!. А как тебя зовут?» - «Меня зовут Ибрагим-Оглы. Я здесь работаю дворником, но сегодня я собираю не мусор и бумажки, а разных маленьких детей. Вы мне сейчас поможете, и мы все вместе пойдем в школу. Там, кстати, есть и детский садик, и столовая».
Ибрагим огляделся по сторонам и поразился, - насколько пустынной была вокруг Москва. А вторым планом прошла мысль, как много вокруг Золотого Огня, - он резвился, облизывал мосты и дома, на полнеба вставал на северо-востоке над Кремлем, а еще как огромные смерчи кое-где вставали черные воронки дыма, и, казалось, этот дым пытается бороться с Огнем, но золотистые полоски оплетали его мишурой, сжимали и развеивали, и дымы быстро исчезали в мерцающем прозрачном золоте сплохов. Уже собираясь двинуться с детьми к мосту, Ибрагим оглянулся на здание вокзала, и увидел знакомую дверь с надписью «Служебное помещение». «Забыл, шайтан!» - про себя проговорил дворник, и стукнув себя по лбу ладошкой, обратился к детям: «Руслан, Алена! Совсем из головы вылетело! Побудьте здесь без меня минутку. Руслан, ты сможешь подержать малышку на руках?» - «Конечно, дядя Оглы!» - «Я буквально два шага – туда и обратно!». Он аккуратно передал в руки ребенку пакет с младенцем, и бегом, в три шага, долетел до служебной двери. Еще пять минут назад сюда входил лейтенант Сергей, дежурный мент. Ибрагим увидел Сергея, сидящего за столом и внимательно наблюдающего монитор своего смартфона, и нажимающего большими пальцами обоих рук на экран. «Сергей-рафик! Извини, пожалуйста, но там идет желтый огонь смерти! Люди исчезают!» - «Ух-ты! Ибрагим, у тебя тоже Sony-трешка? Если желтый выхватил, «маму» менять придется! Я тебе подскажу, где подешевле, здесь недалеко сервис!»* Ошалевший Ибрагим инстинктивно прижал в сердцу правую руку, и, извиняясь, попятился к выходу. И уже открыв дверь, увидел, как небольшой язычок Золотого Огня прыгнул на столе перед лейтенантом, и тот исчез вместе со своим смартфоном. Ибрагим поспешил к детям.
__________________________________________________
*Мент говорит о Sony PlayStation 3: «жёлтый огонь смерти» (Yellow Light Of Death, YLOD) – жаргонный термин компьютерщиков, перегрев жесткого диска
2. Огонь на Болотной. Джи Тэ Хуэ*
Джи Тэ Хуэ стоял перед ступенями композиции и в страхе размышлял. Во-круг члены его экскурсионной группы радостно и громко переговариваясь, снимали друг друга как на фоне всего памятника, так и с каждой отдельной статуей, обсуждая рассказ экскурсовода и комментируя застывшие пороки. Они ничего не видели и не понимали, а Джи здесь был именно для того, что бы понять. Он проделал долгий путь, – куда дольше, нежели перелет с тремя пересадками из Гуанчжоу до Москвы. Этот путь включал в себя все ступени трудного студенчества до почетного получения диплома Цзиньши, после выдающейся защиты работы об искусстве перехода периода Чжаньго к первой династии Цинь; долгие десять лет посвящены влиянию советского искусства на культуру Китая, что дало ему кандидатскую степень - косье хоксьен рень. Сегодня, по специальному заданию ученого Совета Университета он был в Москве для подготовки доклада о неординарной работе Михаила Шемякина «Дети – жертвы пороков взрослых». Джи очень хотел получить личное, непредвзятое ощущение, слишком уж полярны были суждения об этой работе на кафедре. Слишком велик был груз мнения старейшего Ли Суня, академика и Председателя Комитета по развитию Искусства: «Не суть, что там написано. Не суть, что об этом говорят автор, власти и журналисты. Суть в том, что в центре главного города нашего Старшего Брата вознесен памятник Порокам, – единственный на Планете монумент в Честь Зла. Это способно изменить всю Историю Мира». Джи стоял перед монументом в честь Зла и видел, и чувствовал это Зло. Открытое, откровенное, нагло смеющееся и издевающееся над слепыми детьми Природы – людьми.
И ему было страшно. Так страшно, что он даже не заметил сразу Золотого Огня, охватившего Болотную и раскинувшего крылья над Москвой, и только внезапная тишина заставила Джи обнаружить, что его группа в полном составе исчезла, как и остальные туристы и прохожие, которых немало было лишь минуту назад в сквере и на аллеях. Ученый снял очки, протер их носовым платком, снова водрузил на нос, аккуратно свернув платок и сложив его в карман, и более внимательно осмотрелся. Золотой Огонь встал более чем двадцатиметровой стеной над набережной, охватил все видимые вокруг здания, и первое, что шло в голову, – если это сияние Дракона, где же сам Великий? Джи видел, как исчезают люди, видел небольшие сгустки черной материи на месте некоторых исчезнувших, и совсем не удивился, когда, обернув его тоньше самого легкого имперского шелка, Огонь, подарив запах нежных всходов риса, отошел от Джи и слился с единым золотым полотнищем, все плотнее собиравшемся складками вокруг памятника. И тут перед китайским ученым разыгралось фантастическое действо: черные статуи перед ним ожили, начали набирать объем, раздуваться, и металл их при этом превращался сначала в рыхлую черную массу, постепенно переходящую в облака черного газа. Они принимали близкую к шарам форму и быстро расширялись, но Золотой Огонь, уже плотными потоками стекаясь со всех сторон, охватил это воплощение ада сначала золотыми шнурами, наполнявшимися новыми силами огня, и становившимися на глазах канатами сначала в чи, а потом и чжан толщиной. Огненные струи сжимали всю растущую композицию с видимо неимоверной силой. Джи вдруг понял, что приближение черного газа смертельно, и не отрывая глаз, попятился, а потом и побежал быстро, но так же, через плечо глядя на битву сил, превосходящих воображение. Черный в золотых оковах полукруглый бастион уже навис над Болотной, воздух наполнился тонким, на грани слуха, звоном, и в этот момент ученый налетел на каменное препятствие. Боль удара совпала с неслышимым катаклизмом, – золотые канаты вспыхнули торжественным взрывом пламени, а черные смерчи, на миг взвившись к самым Зло было побеждено, и это случилось прямо на глаза у Джи, до сих пор не понявшем, от чего же он испытывает большее страдание: от чудовищного столкновения с каменным препятствием, или от мыслей о том, что не успел взять в руки фотоаппарат из сумки, болтавшейся наперевес через плечо. Как же он, профессиональный исследователь, не зафиксировал этот удивительный феномен, о котором необходимо будет делать доклад на Комитете? И лишь сейчас, задним планом пришла мысль: а кому, собственно, делать доклад? Он вспомнил об исчезнувшей группе своих земляков. Теперь, слегка успокоившись и потирая разбитое плечо и гудящие ребра, осознал, что и сейчас он видит, как не очень далеко, на набережной, прямо на глазах исчезают люди в Золотом Огне. И, почему то, присутствует полная убежденность, что это, – не только здесь и сейчас, но и на родине – в Поднебесной, тоже бушует очищающий Огонь, стирая толпы ненужных; и в далекой враждебной Америке вместе с толстыми американцами превратился в черное облачко и растаял творец только что уничтоженного зла, предатель своей страны художник Шемякин; и мир становится чище и солнечней. Джи поднял глаза, и перед ним возникли легко читаемые русские буквы: «Великому русскому художнику Илье Репину от правительства Советского Союза». Он поднял глаза еще выше и встретился с глазами художника. «Ты тоже это видел? Здорово то как!» - обратился к китайцу художник. «Да! Оцень холосо!» - расплылся Джи Тэ Хуэ в улыбке, разом забыв про боль и фантастический мир вокруг.
Джи вытащил из сумки фотоаппарат. Охваченная Золотым Огнем Москва казалась невероятной инсталляцией, постановкой грандиозного шоу с лазерами и прочими три-д выдумками современных художников компьютерщиков. Только никакой выдумкой здесь не пахло. Это было слишком, до невозможности естественным, более того – нужным и давно ожидаемым. Вот гигантские черные дымы на севере, – в них угадывался некий порядок. Ученый напряг воображение, и перед глазами встала карта Москвы. Ну ведь точно: это же кремлевские башни и прилежащие к ним правительственные здания! Вот – перепоясанный золотом до самого неба смерч над Администрацией Президента, там – Дума, а это – Дом Правительства. Но неужели, как и давешний памятник, растворятся такие замечательные здания, исторические монументы? Да конечно нет! Это просто очищение исходящего из них Мирового Зла! Как же все просто и красиво. Джи непрерывно щелкал фотоаппаратом, пока его не отвлек детский плач. Он обернулся и увидел совсем крохотную – двух-трех лет девчушку. Дети. Дети, конечно, должны остаться, а иначе, - зачем вся красота этого мира. Китаец направился к ребенку, вспоминая, в каком кармане у него лежат леденцы.
__________________________________________________
*Имя «Хуэ» так пишется традиционно в РФ, хотя на китайском в конце звучит «и» краткое. Самое распространенное в Китае имя, а у нас - русское бранное слово. Поэтому писатели и журналисты вот так выкручиваются.
3. Огонь в офисе Русснефти. Кузьма Перепелов, К8
Разнарядка проходила в классе Безопасности. Ребята сидели все свежие и с иголочки. Командир прохаживался перед аудиторией, как школьный учи-тель. Ровно в 8.00 прозвенел звонок, класс дружно встал. «Здрвствуйте, товарищи бойцы» - «Здрас-с-с-с» и хором сели. «Даю вводную: ничего нового. Эски, до скольки сегодня были?» Встал старший С1, Серега Потапов: «Дык до шести утра и работали. Вот час на дорогу и рапорт» - «Ясно. Группа, на отдых. Завтра к разводу». Четверо встали и, незаметно, на уровне пояса «сделав ручками» коллегам, прошли к выходу. «Так. У «Кашек» подмена: Изот встречает жену с сынишкой в роддоме, отмечать будете в выходные. Дежурный сменщик – Кузьма Перепелов. Берешь позывной К8, получаешь рацию и оружие. Инструкции – у К1. Вопросы?» Кузьма встал: «Товарищ командир, у меня ж спецуха – транспортное сопровождение? А там, – на дверях стоять?» - «Постоишь. Врачи говорят – много времени в машине вредно для позвонков (тихий смех). Тем более, на сегодня перемещений минимум. А совещаний, - наоборот, воз и две телеги. Тем ещё более, ты Изота дружбан, его и подменяешь. Еще вопросы? Тогда – по объектам! Марш!»
Совещание было в правлении «Русснефти», в задачу К8 входило обеспечение прохода и ухода журналистов за пять минут до совещания, и дежурство у двери на все остальное время. В машине друзья рассказали, совещание планируется скандальным: как понизить цену на газ для хохлов и повысить для своих автоколонок, при этом все это преподнести в максимально патриотичной форме. Лишние вопросы пресекать будут пресс-секретари организаторов, а охрана следит за избыточными эмоциями журналистов. К дверям посторонних не подпускать, остальное – по инструкции. К одиннадцати вся публичная часть спокойно прошла, журналистов достойно выставили, группа распределилась по местам, и Кузьма занял свою позицию прямо в зале совещания у выходной двери. Отсюда первым и увидел за окном Золотой Огонь. Он нажал тангенту у подбородка и тихо отрапортовал в микрофон: «За окнами вижу языки пламени, вдоль всего фасада, ориентировочно до пятидесяти метров» Ответ был немедленным: «Видим уже пять минут. Разбираемся. Это точно не пожар, внизу в убежище все проверяем. Пока всех оставляешь на местах, исключаешь панику». - «Есть, принял». В это время на окна обра-тили внимание и присутствующие. Помимо «малоизвестных» топменеджеров нефтяной компании на совещании присутствовало несколько очень «первых лиц», что немного затрудняло обстановку, но критичным не было, тем более – все были довольно спокойны. Кузьма сделал несколько шагов к огромному совещательному столу, докладчик тут же заткнулся, а Кузьма коротко сообщил: «Опасности нет, службы выясняют детали, можно продолжать».
Докладчик, финансовый директор «Русснефти», снова вернулся к бумагам, хотя слушатели продолжали смотреть на сплохи золота за окнами.
- Между тем, образующийся трехпроцентный дефицит мы легко покрываем небольшим снижением фонда зарплаты на массовом – низовом – уровне. Да и Сергей Иваныч обещал некоторое сокращение трудовых ресурсов, - модернизация все таки. Ну, есть дополнительный резерв… Михал Михалыч, я не доложил сразу. Это буквально вчерашнее. В Правительстве согласовали нам дополнительную передачу земельных участков под обслуживание магистралей… Вот мы здесь прикинули в отделе, - очень много желающих, особенно в крупных промышленных центрах. Это будет внеплановая выручка от аренды, примерно в три миллиарда до конца года дает уверенный запас по кластерам финобеспечения администрации и топменеджмента. (За столом зау-лыбались и пронесся легкий одобрительный шепот). В общем, как-то так. Прошу вопросы?
- Там у нас машинки не сгорят? – Михал Михалыч смотрел не на докладчика, а ровно на Кузьму. Последний. Приложив палец к «ракушке» внимательно слушал. Потом кивнул головой, как бы отвечая собеседнику по рации, и снова шагнул к столу: «Господа! Ситуация полностью не контролируется. Явление неизвестного происхождения. Люди, вошедшие в убежище внизу исчезли на глазах сопровождающих. Поэтому единственное рациональное решение – оставаться на местах. В коридорах этот огонь, он не причиняет вреда никаким материалам, но некоторые люди при соприкосновении исчезают…» - дама на углу стола, тихо охнув, плавно съехала со стула, двое соседей подскочили и начали ее поднимать. – «Повторяю: ситуация полностью неизвестна, сиди и ждем. Впрочем, выход свободен», - Кузьма подошел к двери и приоткрыл ее. Из-за двери потянулись небольшие язычки Золотого Огня. Такие же, плясавшие уже несколько минут за окнами, вдруг оказались внутри зала, причем одновременно со всех сторон. Кузьма снова коснулся тангенты и намеренно громко доложил: «Здесь К8. Вещество внутри зала совещания. Со всех сторон. Есть: эвакуация не возможна. Есть: не допускать паники», - с последними словами, под напряженными взглядами сидящих он достал из-под левого борта пиджака пистолет и, по киношному подняв руку, передернул затвор. – «Паники не будет!»
Между тем, в расширенных от ужаса глазах топменеджеров вдруг нарисовался оттенок радости и облегчения. До Кузьмы вдруг дошло, что пока он здесь занимался художественной хореографией, его целиком окутали языки золотистого пламени, даже запах какой-то странный появился, - то ли детских новогодних мандарин, то ли первой попробованной жвачки, - что-то очень хорошее, до боли знакомое и дорогое всколыхнулось в памяти, а потом огонь отошел и Кузьма остался жив и невредим, что и успокоило присутствующих.
Между тем, огонь почти ровно по периметру объял место совещания, вплотную приблизившись к спинкам стульев. Сидящие оцепенели, за исключением вставшего «шефа». Михал Михайлович смотрел не на огонь. Он смотрел на портрет Президента на стене в торце зала. Кузьма держал в руке ненужный пистолет, а время вдруг резко замедлилось, и все происходящее растянулось на длинные-длинные секунды, в которые можно было внимательно (и с интересом) рассмотреть происходящее в деталях. Люди стали исчезать, и К8 абсолютно автоматически включил дополнительную видеокамеру на узле своего галстука (в значке на лацкане регистратор работал еще с момента прихода журналистов). Общим было то, что чиновники как бы «испарялись», выделяя небольшое облачко черной субстанции, которую тут же слизывали языки Золотого Огня. Хотя это всё было быстро, но не так уж и стремительно, в замедленном беге секунд Кузьма виде, что сидевшая на углу дамочка исчезла буквально моментом, не успев охнуть. А вот держащий ее за руку сосед с мордой шире капота его же «Ройса», исчезал более замедленно: сначала рука, потом половина тела, и лишь через целых полсекунды остальной кусок с перекосившимся от ужаса носом. Одновременно охранник отметил резкое перемещение главного персонажа – председателя Михаила Михайловича к стенке с портретом. Тут, именно замедленно и очень внятно Кузьма выловил всю последовательность зачистки этого персонажа: у того уже «слизнуло» пол левой ноги, но, удержав равновесие на оставшейся, он правой рукой дотянулся до Президента и резко надавил на глаз портрета. Президент тут же распахнулся на две части, под ним открылась блестящая дверца с клавиатурой. А тело председателя исчезло снизу уже до половины, но оставшаяся часть парила в воздухе на золотистых языках пламени, а рука стремительно набирала шифр. Когда распахнулась и дверца сейфа, от Михал Михалыча остались только левая рука с плечом и голова, и этой лево й рукой он схватил пачку денег из сейфа, сунул ее себе в пасть, рука метнулась за следующей, и тут исчез весь председатель полностью. Небольшими серыми взрывами вспухли в сейфе оставшиеся пачки денег, растаяли в желтом свете и растворились. «Совещание закончено», - подумал К8, и доложил это по рации, но ответа не услышал. Из абсолютно пустого зала он вышел в объятый золотым светом пустой коридор, прошел до лифта. На улице было совсем пусто. Машины на спецпарковке будто ждали кого-то – у большинства открыты дверцы. «Ну да! Водите ли же всегда ждут хозяев у машин, треплются друг с другом», - подумал Кузьма. Он внимательно огляделся – за несколько минут картина окружающего со всех сторон спокойного Золотого Огня стала привычной. На сегодня работа закончилась. На всякий случай надо бы заглянуть в контору, хотя там, была такая уверенность, вряд ли он кого найдет. Кузьма еще раз посмотрел на машины, потом решительно направился к белому «Хаммеру» с шестью семерками на номере (вместо своего «Опеля»), забрался в высокое кресло и завел двигатель. «Ну что. Посмотрим, что – где - когда?» - сказал себе К8, и нажал педаль газа.