По следам Наны. Часть четвертая

Игнат Костян
«Грустная песня Пласида»

Прощайте, несчастные родители
Дайте мне свое благословение
И всегда будьте осторожны
В любых делах
С этими проклятыми индейцами.
 El corrido de Pl;cida Romero

Ранним утром 8 августа 1881 года группа из девятнадцати индейцев промчалась вниз по каньону Сиболла, который вьется вокруг Себоллита-Меса – это на границе резервации Акома, восточнее лавы Малпаис, где сегодня проходит шоссе 117 в ту сторону, что сейчас называется пустыня  Сиболла.
 Это название настолько общее для различных вариантов, и для того чтобы внести ясность в наше повествование, думаю надо на этом месте остановиться.
 Дикий лук (allium bisceptrum) –  это травянистое растение многолетник из семейства луковых произрастает на открытых лугах, тенистых и влажных почвах, а также высоко в горах на западе США. В Нью-Мексико это обычное растение известно под названием la cebolla.  Индейцы и латинасы иногда использовали листья этого растения в качестве пищевого ароматизатора. Однако лоси, медведи и другие животные поедали луковицы целиком. Люди же, находили вкус этого лука слишком горьким, чтобы сделать его дополнением к своему рациону.
«Сebolla» и «cebollita» (маленький лук) – это общие названия,  часто употребляемые с ошибками на западе штата Нью-Мексико, как англос, так и латинасами.
 В 1881 году каньон Сиболла представлял широкий, травянистый луг, через который протекал меленький ручей. Чрезмерный выпас скота в этом месте, привел к осыпанию почвы, вследствие чего внизу по центру каньона, образовался глубокий уродливый овраг.  Позднее туда сбросили тонны породы, чтобы остановить дальнейшую эрозию почвы, но, к сожалению, тщетно, ущерб был нанесен и каньон больше никогда не зарастет травой, по крайней мере, при нашей жизни, так это точно.
Но в 1881 году это была целина, богатая пастбищами и водой. На небольшом холмике с видом на Сиболла-Спринг стояло ранчо Сиболла – дом Доминго Гальегоса и его 29-летней жены Пласиды.
Тем утром, 8 августа, пятеро из шестерых детей Доминго и Пласиды находились в сорока милях от деревни Куберо, и только младшая, 9-месячная их дочь была с матерью.
  У загона возле ранчо, товарищ Доминго – Хосе Мария Варгас загружал фургон для поездки в Куберо, а оттуда 10 августа на ежегодный праздник в Сан-Лоренцо.
Доминго заметил, что к ранчо приближаются индейские всадники. Пласида – жена Доминго указывала, что некоторые из приближающихся всадников были навахо, которые торговали с ее мужем в прошлом. Как и многие другие скотоводы, имевшие торговые отношения с индейцами в тех краях, Доминго, вероятно, предполагал, что эти индейцы не причинят вреда его семье. Он посчитал, что его отношения с индейцами дают ему определенную степень иммунитета от нападения, иначе трудно объяснить его действия тем утром.
Неизвестно дошли до ранчо Доминго новости об учиненных индейцами грабежах на юге или нет, я думаю, он должен был насторожиться, ибо он хорошо видел, что рядом с его знакомыми навахо едут семеро воинов апачи во главе со стариком, которых он не знал.
Пласида и Доминго только что позавтракали, и наверняка, что-то из своей снеди предложили индейским визитерам, возможно кофе, если, конечно, он был у них.
 После того как индейцы перекусили, один из навахо сказал Доминго, что он похвастался своим друзья апачи, что, мол, Доминго является  метким стрелком, и, мол, они желают увидеть его мастерство в деле. Поэтому, не мог бы Доминго пострелять для них по мишени?
Трудно понять, почему Доминго согласился на это предложение. Ему тогда был 41 год, и все свою жизнь он прожил на границе, где существовала вражда между испанцами и навахо во многих поколениях, прежде чем генерал Карлтон и полковник Кит Карсон, наконец, смирили навахо силовым путем, реализовав в отношении них политику «Выжженной земли».
Разумеется, Доминго, знал все о коварстве своих коренных соседей. Возможно, он видел в этом вызове испытание мужества и хотел доказать визитерам, что он не боится и доверяет им, и что на него можно положиться.
Он знал, что в традиционной культуре пограничья как латинас, так и  апачи разделяют убеждение, что закон гостеприимства, налагает взаимные обязательства, и на хозяина, и на гостя.
Независимо от того какие были причины, Доминго согласился стрелять по мишени, установленной на столбе забора.
Когда он опустошил револьвер, индейцы выстрелили ему в спину. Когда и это не смогло убить его до конца, они размозжили ему череп  железным прутом для клеймения скота, в то время как он корчился от боли, валяясь на земле.
Когда Хосе Мария Варгас – товарищ Доминго выбежал из загона, индейцы застрелили и его. Доминго, возможно, все еще был жив, когда индейцы подобрали его и бросили в курятник, видимо для того, чтобы куры могли клевать его труп.
Тело Варгаса они оставили лежать на тропинке к дому. Затем они обыскали дом, привязали Пласиду и ее маленькую дочь на запасную лошадь и поехали дальше.
Эта история хорошо известна на Западе во всех ужасающих подробностях, поскольку выжившая Пласида из первых рук передала  трагедию тем, кто ее записал. Эта история интерпретировалась во многих литературных источниках, рассказывающих о жизни на юго-западной границе. Она легла в основу сюжетов многих романов и киносценариев. Для нас же эта история свидетельство того, что не следует романтизировать Нану и его людей как «героических борцов за свободу своего народа».
Чтобы понять трагическую судьбу чирикауа, мы должны  соотносить реалии с вымыслом, разжигающим общественное мнение против них.
Независимо от недовольства индейцев и провокаций, устраиваемых против них, невозможно рассматривать убийство Доминго Гальегоса как нечто другое, не связанное с коварством, самым трусливым предательством в виде похищение жены и ребенка. Это обыкновенный бандитизм – преступление, как и многие другие преступления совершаемые индейцами, и, отвечающие на вопрос, почему жители Юго-запада требовали от властей не только поимки Наны и его людей, а полного истребления всех апачей.
И даже спустя тридцать лет после окончания апачских войн, губернатор Аризоны дал обет – взорвать железнодорожные пути, ведущие в его штат, чтобы не позволить чирикауа когда-нибудь сюда вернуться.
Веллман писал: «Не останавливаясь, разве только для того, чтобы захватить лошадей везде, где только это было возможно, старик  пересек пустыню Ла Савойя. Там, 11 августа, через восемь дней после зачистки в Моника-Спрингс, Гаилфойл, все еще следовавший по его следу, обнаружил  мрачные признаки недавнего присутствия в этом месте рейдеров Наны.
К таким признакам Гаилфойл давно уже привык – это были трупы двух мексиканцев, изуродованные тела которых, безошибочно несли на себе   ужасную печать ненависти апачей. Позже военные определили, что с того места апачи увели с собой двух женщин».
«В Ла Савойе, штат Нью-Мексико, 11 августа лейтенант Гаилфойл обнаружил, двух убитых мексиканцев. Двух женщины враждебные увели  собой», – отмечал в свое рапорте полковник Джордж Гамильтон.
Савойя расположена на окраине города Рамы, и является единственным из географических объектов Нью-Мексико, находящихся далеко к западу от Каньона Сиболла.
В последней четверти ХIХ века многие латинас, проживавшие в Нью-Мексико в сельской местности почти не говорили по-английски, поэтому не могли передать правильное произношение сочетания слов Savoya=Cebolla своим соседям из числа англос, большинство которых, незнакомые испанские слова ловили на слух, отчего получалась грубая фонетика и, следовательно, ошибочное написание этих объектов. Вероятно в различных документах того времени, где имеются записи о рейде Наны, название объекта Rancho Cebolla (ранчо Сиболла) также записано по-разному.
Гаилфойл и Райт прибыли на ранчо Сиболла вечером 11 августа, то есть через три дня после убийства Доминго Гальегаса и его товарища Хосе Варгаса. Офицеры застали уже сам процесс похорон этих людей.  Исследователь Роланд (на его бесценном исследовании основана большая часть моих записей – авт.) считает, что люди, которые хоронили Доминго и Хосе были группой, которая была послана из Куберо  для того, чтобы узнать, почему Пласида и Доминго не смогли прибыть на фиесту в назначенное время.
Несовершенство знания испанского языка, а также множество тревожных и скорбящих гражданских лиц, на месте происшествия, возможно, произвели на офицеров столь удручающее впечатление, что они толком не разобрали – похищены две женщины или женщина и ее маленькая дочь.
В этой связи, как повествует журнал «Альбукерке», лейтенант Райт отправил на север курьера на телеграфную станцию в Маккарти  с депешей для командира форта Унгейт: «Лейтенант Гаилфойл и я прибыли на ранчо Сиболла ночью, где обнаружили двух убитых мужчин. Местные нам сообщи, что захвачены в плен еще две женщины. Капитан Паркер находится в Аламоса. Лейтенант Томас недавно провел два боя и захватил кое-что из провизии враждебных. Продвигаемся день и ночь, люди и лошади очень устали. Враждебные между нами и горами Датил. Предложите генерал-адъютанту отправить войска к Моника и Суэра, чтобы они возглавили…. У Гаилфойла 25 человек, у меня 15».
В отчетах о рейде я не нашел другого упоминания о лейтенанте Томасе и о его «двух  недавно проведенных боях». «Моника» конечно же, это место в северной части гор Сан-Матео, где Гаилфойл в последний раз, больше недели назад столкнулся с Наной. «Суэра» – это географическое название записанное лейтенантом Райтом с ошибкой. Быстрый почерк офицера должно быть букве «L» придал значение буквы «S», поэтому вместо «Луэра» получилось «Суэра». Лейтенант в сообщение как раз хотел указать на Луэра-Спринг (Luera Spring) – излюбленное место апачей к юго-западу от Моника-Спринг (Monica Spring), где они останавливались. В то момент Гаилфойл и его уставшие люди были вынуждены сойти с маршрута, чтобы привести себя в порядок. Райт в это же время тоже приостановил погоню.
В интервью репортеру журнала «Альбукерке», когда тот оказался в Сиболле 28 августа, Гаилфойл (в журнале фамилия лейтенанта написана с ошибкой – авт.)  оправдывался, и сказал, что причиной, по которой он сошел с маршрута, когда двигался по следу Наны до Сиболлы, является проливной дождь, размывший тропу. После Гаилфойл вынужден был снова повернуть на юг, поскольку больше ничего не знал о месте нахождения враждебных, хотя разведчики апачи и занимались поиском их следов. Но когда и их попытки не увенчались успехом, лейтенант со своими людьми пошел в форт Унгейт.
Эта информация нуждается в проверке и хотелось бы, чтобы Том Хьюз (редактор журнала – И.К) или его репортер более обстоятельно опросили уставшего офицера, потому что он на поиски следов Наны тогда отправлял не одну смену своих разведчиков. Таким образом, с учетом текста депеши отправленной Райтом, и информации представленной журналом, причины отказа Гилфойла от погони будем считать убедительными.
Нельзя винить Гаилфойла за принятое решение. За последние три недели, он и его люди прошли  более 300 миль, от современного Аламогордо до окрестностей Гранта. Стоит учитывать, что Нана вел своих преследователей за собой по одной из самых непроходимых территорий в Нью-Мексико, большая часть, которой даже сегодня представляет бездорожье, и отличается малой проходимостью (Беннетт позднее указывал, что он и его разведчики прошли 1247 миль за 41 день – авт.).
 Люди Гаилфойла буквально поджаривались на солнце, пропитанном внезапными грозами, задыхались от пыли и мучились от укусов мух, которые поселялись в заплесневелых пайках и протухшей воде. Замененную отчасти провизию, которую они получили в форту Крэйг, солдаты также быстро израсходовали, как и силы лошадей, когда выходили в погоню из форта Стэнтон. Их униформа превратилась в лохмотья, а сапоги были изрезаны «на лоскуты» камнями и кактусами. Наконец, если бы Гаилфойл не потерял след, и не пошел к форту Унгейт, его люди замерзли бы в горах.
Идем дальше. Нана оставил Ранчо Сиболла утром 8-го августа, а Гаилфойл и Райт прибыли туда 11-го вечером. Это значит, что  преследователи отставали от враждебных на четыре дня.
 Гаилфойл, насколько это было возможно, желал спасти Пласиду Гальегас и ее дочь, а потом, как ему казалось, «и трава не расти», можно было увольняться. Гаилфойл имел кредит доверия большинства жителей Нью-Мексико, а также на него равнялись, и люди, которых он вел. Солдаты уважали его за упорство. Но осознание героических усилий отнюдь не облегчало горечи от мысли, что хромой и больной артритом старик-индеец, постоянно обходит его.
«Апачи чирикауа и апачи Теплых Источников всегда имели преимущество. Они знали местность и знали, как в ней выжить. Долины, пещеры, скалы в этой долине закалили этих обитателей пустыни Соноран (в русскоязычной литературе данное географическое название употребляется как пустыня Сонора – И.К), сделали их физически выносливыми. Здесь апачи легко уходили от преследования армии США. В своих умах они запечатлели карту, где были отмечены каждая яма, в которой могла быть вода, и места, где можно было обустроить засаду. Один из офицеров армии США отмечал, что негостеприимная пустыня, была настолько сурова, что каждый раз переходя по ней, невозможно было не использовать ругательства. Эта суровая пустыня обучила ее жителей осторожности, находчивости и терпению. Если кто и пренебрегал требованиями к выживанию в этой горячей кузнице, то непременно погибал», – гласила запись из музейного журнала  в форту Хуачука.               
               
В ноябре 1881 года Гаилфойл был повышен в звании до первого лейтенанта. «За доблестный труд в борьбе против индейцев на Белых Песках, 19  июля 1881 г., в горах Сан-Андрес, 25 июля 1881 г.,  и Моника-Спрингс, 3 августа 1881 г.», – отмечалось в наградном листе. Десять лет спустя, после окончания службы в должности полкового адъютанта, Гаилфойл был произведен в капитаны. Это звание командование пожаловало ему за доблесть, проявленную в ходе пресечения беспорядков средин индейцев сиу происходивших во время «Пляски Духов». В 1892 году он командовал отрядом в период войны в округе Джонсон в Вайоминге, а после командировки на Филиппины, где он преследовал повстанцев, ему присвоили звание майора.  Через пять лет он стал подполковником,  в 1911 году полковником и командовал  9-м кавалерийским полком.
С 1912 по октябрь 1915 года полковник Гаилфойл и его полк вновь  были переброшены на границу. На этот раз в связи с событиями, вошедшими в историю как Мексиканская революция. В конце 1915 года ему направили командовать 4-м кавалерийским полком на Гавайях, по этой причине ему не довелось повоевать против Панчо Вилья в следующем году. Он ушел в отставку в феврале 1917 года – за месяц до начала Первой Мировой войны, и умер в Нью-Хейвене, штат Коннектикут в возрасте 68 лет. В общей сложности его военная карьера охватывает более сорока лет. Кроме его коротко интервью журналу Альбукерке, я в архивах больше ничего не нашел. Неизвестно комментировал ли он еще когда-нибудь публично события связанные с рейдом Наны, или может быть, просто рассказывал об этом, или что-то даже написал в последующие годы, делясь своим опытом.
Что касается Фрэнка Бэннетта, то он вернулся в Аризону, где продолжал командовать подразделением из скаутов апачи, сначала под командованием генерала Крука, а затем генерала Нельсона Майлза.  Он, Том Хорн, Арчи Макинтош, Эл Сибер – все эти командиры скаутов апачи, составляли некое современное братство «зеленых беретов» своего времени – людей, которые были не только физически крепкими, волевыми и мужественными, но и смогли преодолеть языковой и культурный разрыв, который отделял их от индейцев, находившихся в их подчинении.
Мало кто из перечисленных скаутских командиров пришел к хорошему концу. Хорн, когда закончились апачские войны, не находил себе применения, и стал наемным убийцей. Его повесили в Вайоминге за совершенное убийство из засады мальчика подростка.
 Макинтош был уволен со службы по компрометирующим обстоятельствам – за пьянство и спекуляцию.
 Сибер закончил свою карьеру калекой. Озлобившись, он жестоко отомстил молодому апачи, после чего ему на голову, как не банально, случайно упал камень, отчего он и умер.               
Беннетт пристроился к другой кормушке, став почтовым инспектором в Вашингтоне, округ Колумбия. Напиваясь, он не мог смолчать и рассказывал всем подряд о предательстве и вероломстве, которое совершил генерал Нельсон Майлз по отношению к разведчикам апачи предано служившим армии, отправив их в тюрьму во Флориду вместе с враждебными соплеменниками. Когда Беннетт в знак протеста присоединился к партии защитников апачей во главе с генералом Круком, то его нападки на Майлза усилились. Майлз – человек злопамятный, нетерпящий критики, приложил все усилия и подключил множество влиятельных людей, к тому, чтобы Беннетта уволили с работы. Беннетт нашел другую работу. Он устроился извозчиком в армию, и принимал участия в испано-американской войне. Будучи на Гавайях он был замешан в сексуальном скандале, оказавшемся достаточно зловещим настолько, что о нем писали все газеты Сан-Франциско, а также другие издания на западном побережье. Не выдержав прессинга, Беннетт морально сломался и закончил жизнь с петлей на шее.
Меньше всего понимания у меня вызывает сержант Чиуауа. Был ли он шокирован, или быть, может просто удивлен тем, что видел, когда долго гнался за Наной от Каньона Собаки до Ранчо Сиболла, или же ничего не видел? Мы знаем, что разведчики апачи, когда Гаилфойл сошел с маршрута,  возвращались домой, на базу в форт Камингс из форта Унгейт по железной дороге. Почему? Потому что по отношении к ним командование проявило недоверие. В их услугах больше не нуждались и подозревали в сговоре с враждебными.   А, это для индейцев должно быть был незабываемый, если не ужасающий опыт.
В этой долгой поездке Чиуауа наверняка сделал для себя какие-то выводы, например о том, что белые люди многочисленны, активны и суетятся на земле словно муравьи. Благоразумный человек естественно понимал, что он больше не в состоянии противостоять этому безумцу (имеется в виду белый человек в обобщенном образе – И.К.), энергия которого способна переворачивать землю, противостоять наводнениям после дождя. Единственной надеждой для его народа было найти какое-нибудь место для жизни, которое позволило бы пережить этот «потоп». Но потом появился Нана, неугомонный старик, который бросил вызов белым, бросил вызов их власти, который «заявил», что он еще жив и «будет жить, так как жили всегда апачи». Тридцать лет спустя, Эмилиано Сапата, во многих отношениях более индеец, чем мексиканец, сказал: «… для человека лучше умереть на ногах, нежели жить на коленях». На языке туарегов – народа, проживающего в североафриканской пустыне, значение смысла слов Наны выражается так: «он свободен» и «он грабит». Я думаю, чирикауа согласились бы с этим мнением.
Гаилфойл, выполняя приказ командования, отправил  сержанта Чиуауа и его людей в резервацию апачей в Сан-Карлос 6 сентября1881 года.
Чуть более трех недель спустя Чиуауа последовал за Джеронимо и бежал из резервации. Когда он, наконец, догнал Нану в Сеьрра-Мадре, то предстал перед ним, как и его соратник, а не противник.  Потом он, конечно, наденет армейский китель снова, но только для того чтобы,   демонстративно сбросить его перед  офицером, с которым у него сложился конфликт. Офицер скажет ему:
– Ты не можешь уйти. Ты в армии.
– Нет, я увольняюсь, – скажет Чиуауа, и бросит винтовку с патронташем на землю.
Но все это еще будет. А сейчас след из Каньона Сиболла ведет нас на восток, к ранчо Гарсия, и мы окажемся на несколько дней в прошлом.
Гарсия, или, по крайней мере, "S. Garcia", все еще можно отыскать на некоторых современных картах. Этот пункт располагался недалеко от трассы NM 6  к югу от дороги I-40. Но как историческое место этот пункт давно исчез из памяти местного населения. Хотя в некоторых записях это место упоминается как «Ранчо Гарсия», в мексиканской модели названий оно значиться как «Hacienda Patr;n» (Фазенда Хозяина). Это ранчо отличалось своим феодальным великолепием –  господин управлял пастухами и пеонами и все они носили одну фамилию Los Garcias.
Строительство железной дороги зимой 1880 года разделило маленькую феодальную общину на Северную Гарсия и Южную Гарсия и внесло в ее жизнь современную суету, от чего многие из пеонов своего господина, бросили заниматься привычным делом и подались на Запад.
Очевидно, семья Гарсия была необычайно богата лошадьми (Железнодорожная ветка, пролегавшая через это ранчо, должно быть, сделала его удобным пунктом для сбора лошадей, которых доставляли сюда с других ранчо). Данное обстоятельство привлекало сюда налетчиков. По словам Лексона, Нана и его люди появились в Гарсия 9 августа, убили там шесть человек и увели 117 лошадей.
По случайному совпадению налетчики в Гарсия похитили девятилетнего мальчика, оказавшегося племянником Пласиды Гальегас, которому было суждено стать товарищем по несчастью своей тети в ближайшие недели.
Подборка источников использованных в исследовании Кюна, ставит под вопрос наличие этого инцидента вообще. Ссылаясь на показания нескольких потерпевших, которые подали иски об индейских грабежах, Кюн указывает, что трое мексиканцев были убиты пятнадцатью чихине во главе с Наной 10 августа в Ойо-Саладо, и 19 лошадей и два мула были украдены той же группой на ранчо Хосе Элаутерио Гарсия, там же. Сообщения о нападении на поселение «Гарсия», по словам Кюна, вероятно, являются размытой версией эти двух инцидентов.
Согласно Лексону еще двое мужчин были убиты спустя два дня, а женщину похитили из маленького мексиканского городка Сибоета (также известного как Ла Сибоя или Ла Сиболья).
По словам Беннетта, после убийства шести мужчин и женщины в Гарсия, рейдеры «хлестнули на Восток, убили двух мужчин и женщину  из  Сирвиллета». Отмечу, что эти записи так похожи на сообщения о нападении на Ранчо Сиболла, а название пунктов почти совпадают по звучанию (Сибоета, Сирвиллета, Сивиллета), больше, конечно же, вариантов с названием вариантов Сиболлета. Все это создает определенную путаницу вокруг Ла Савоя, и убеждает признать  данные  сообщения как искаженные версии одного события – нападение на ранчо Пласиды и Доминго Гальегас. Хотя их ранчо располагалось к югу и западу от Гарсия, а не к северу или востоку, и похищение Пласиды с ребенком произошло 8 августа (Райт и Гаилфойл прибыли туда 11 августа – авт.).
Небольшой городок Сибоета, названный позднее Сиболлета, располагается к северу от Гарсия, другой же городок Сивиллета находится юго-восточнее от Гарсия, на Рио-Гранде. Но ни в прессе, ни рапортах военных того времени, нет ни одного сообщения о нападении  индейцев на хотя бы одно из указных мест.  Маловероятно, что рейдеры, весьма богатые лошадьми после нападения на Гарсия, оставались в этом районе еще два дня.
Нана должно быть понимал, что Ранчо Гарсия весьма близко расположено к железной дороге и телеграфу, поэтому оставаясь  в том районе, он быстро поставил бы на свой след преследователей, и тогда у него не было бы никакой надежды замести следы, оставляемые табуном более сотни лошадей.
К югу от Ранчо Гарсия простирается широкая ровная долина, которая ведет прямо в сердце страны Навахо-Аламо. Зачем спрашивается Нане было идти на север, через земли Лагуна, где у апачей не было друзей, вплоть до предгорий горы Тейлор, чтобы напасть на одно из лучших укрепленных деревень в Нью-Мексико?
По восточной стороне  горы Тейлор – одной из четырех священных гор навахо в Сиболлета-Лэнд-Грант, проходила спорная граница между землями навахо и испаноязычными американцами. Вплоть до 1860-х город Сиболлета служил базой и рынком для рейдерских отрядов, где они сбывали украденный скот, пленников, а взамен приобретали оружие  и aguardiente de cabeza (горячительные напитки – И.К.).
В 1849 году армия США определила Сиболетта и соседний с ним Куберо, как «пресловутый притон» для торговцев рабами оружием и виски, после чего вокруг Сиболетта возвели десятиметровую каменную стену с двумя сторожевыми башнями и одними узкими воротами. Укрепление было настолько качественным, что однажды даже выдержало осаду пятисот разъяренных навахо.
 К 1881 году, спустя более чем десять лет после того, как навахо были  отправлены по «Долгой дороге» в резервацию Боске-Редондо, а потом и обратно, обороноспособность населения Сиболетта резко снизилась, люди расслабились и потеряли бдительность. Но даже с учетом этого, весьма   маловероятно, что Нана или кто-либо из его последователей имели какое-либо отношение к нападению на этот город, просто потому, что им пришлось бы вернуться на юг и пересечь железнодорожные пути, то есть пойти маршрутом, который вел прямо в пасть преследователям из Гарсия.
Какое бы из этих утверждений ни было правдивым, и какие бы детали не имели большего значения, важно посмотреть на карту, где показано, как рейдеры Наны провели серию нападений по всей западной половине территории, от границы Аризоны до Рио-Гранде, а также между границами земель навахо, пуэбло и апачи. Налетчики крали лошадей и мулов, рассеивали стада скота, убивали людей и воровали детей.
Любопытно, что эта неделя террора, устроенная рейдерами Наны, совпала с праздником в Сан-Лоренцо, который широко отмечается и сегодня в небольших латиноамериканских общинах, укоренившихся в западной части территории штата Нью-Мексико. Дата 1680 год также считается важной, ибо в этот год произошло восстание пуэбло под предводительством вождя Попе, индейцам тогда удалось изгнать испанцев из Новой Мексики. Конечно, эти даты простое совпадение, и никакой магии в этом нет, поэтому на мне нужно считать, что якобы Нана пытался спровоцировать широкомасштабное восстание среди навахо, недовольных своим агентом в резервации. Позже тем же летом ходили слухи, что резервацию Навахо навестили  визитеры из Сан-Карлос и Форт-Апачи. Тогда говорили, что апачские визитеры обменяли одеяла на боеприпасы и рассказывали о своих «подвигах» на севере.
Рейд Наны – это терроризм в его классическом определении, поскольку насилие было направлено против гражданского населения с целью достижения неких политических целей. Когда старик остановился в горах Сан-Матео, чтобы навестить Боба Стэплтона, то признался ему, что  на земле апачей ему нет места, поскольку Черные Горы, горы Могольон, Ойо-Калиенте заполонены шахтерами, скотоводами, которые позанимали все места у ручьев и рек, понастроив там фермы.  Но в горах Датил и Мангаса не было ни золота, ни серебра, поэтому там было мало белых людей, в основном крошечные испанские поселения, расположенные к западу и северу от Аламо. Нана должно быть полагал, если изгнать отсюда этих людей, то можно заставить правительство обратить внимание на чирикауа, и решить вопрос о выделении им земли под резервацию на их родине, по крайней мере, неподалеку от Белых Гор и резервации Мескалеро. Взамен этого Нана полагал заключить с правительством мир, и прекратить терроризировать местное население.
Согласно детальной реконструкции последствий нападения на Ранчо Сибола произведенной Роландом, установлено, что похищенную Пласиду Гальегас и ее маленькую дочь индейцы привели в лагерь навахо, располагавшийся в 12-15 милях к востоку от Ойо-Саладо. Там апачи заставили Пласиду оставить ребенка в одной из навахских семей. Для матери это был акт бессердечной жестокости, а для Наны – прагматичное и даже доброе решение. Старик был полон решимости по какой-то причине вести с собой женщину в Мексику, и он знал, что ее ребенок вряд ли переживет этот переход. «Пусть девочка вырастет у навахо, – возможно так  рассудил Нана. – Конечно, это хуже, если бы она воспиталась у апачи, но гораздо лучше, чем у презренных мексиканцев, и, разумеется, предпочтительнее смерти в пустыне». Возможно, в обмен на ребенка Нана взял с собой  племянника Пласиды – Прокопио Гарсия.
Стоит  сказать, что дочь Пласиды, маленькая Тринидад  выросла среди навахо. Она вышла замуж за мужчину навахо, с которым создала семью,  и воспитала детей. Она дожила до глубокой старости и умерла в резервации.