В пятнадцать минут первого группа лыжников из двенадцати человек вышла в открытую снежную пустыню, покинув ледовый аэродром. Группой руководил Царицын, не расстававшийся с прибором GPS. За ним следовали спортсмены, замыкали же шествие Фридман и радист из бригады Царицына. Спортсмены тянули за собой сани с грузом, состоящим из лёгких скрученных палаток и съестных припасов. Воду никто не взял — она была здесь повсюду, хотя Герман строго-настрого приказал не брать в рот холодный снег, а растопить и вскипятить его на первом привале.
Вначале дорога через ледовую пустошь давалась без особых усилий, но когда ледовый аэродром окончательно скрылся из виду, путь стал более сложным, начали встречаться первые тонкие расщелины и небольшие торосы, которые, тем не менее, надо было осторожно перешагивать или обходить. Прошёл ещё час, и многие из участников группы впервые почувствовали реальную физическую усталость. Восхищение окружающим видом уступило место лёгкому разочарованию вследствие холода и эффекта слепящей белизны снега и так называемого «белого льда». С этого момента все наконец-то поняли необходимость тёмных противосолнечных очков. Казалось, ослепляли не только солнце и миллиарды искрящихся кристаллов льда, но и ясное голубое небо.
Почувствовав слабое недовольство своих спутников, Фридман разрешил первую остановку. Они разбили несколько палаток и вскипятили воду из сухого, податливого "белого льда".
— Как настроение? — спросил Герман у спортсменов, собравшихся в кружок вокруг примуса и потягивавших горячий чай из пластмассовых стаканов.
— Отлично! — воскликнул неунывающий Егор.
— Хреново, — проныл Шумилов.
— Уже хреново, хотя вы ещё не прошли и десятую часть пути, — вздохнул Фридман. — Что же с вами будет дальше?
— Не слушайте его, — сказала Светлана. — Всё будет в порядке!
— Сколько до полюса?
— Примерно около ста километров, если вы имеете в виду географический полюс, молодой человек.
— А что, есть ещё какой-то?
— Есть, и не один, а целых три. Магнитный, полюс недоступности, полюс холода.
— Полюс недоступности, — хмыкнул Вячек. — В моём понимании, Света Чирковская воплощает собой именно этот полюс.
Они успели познакомиться ещё в аэропорту в Москве, в самолёте расположились рядом и успели подружиться. Оказалось, что у них обоих одинаковая мечта — увидеть полюс. Света находила общество Вячеслава приятным и совершенно безобидным. Ухаживать он даже не пытался, поспешно признавшись, как горячо любит свою жену и маленькую дочь, однако не уставал поддеть Свету в разговоре какой-либо колкостью или пошлой шуткой, так что про себя она называла его «добрый тролль» и быстро ставила на место.
Так и теперь, недолго думая, она парировала его новую шутку:
— Ну, это только я одна. Посмотри, сколько вокруг красивых девчонок — Катя, Лена, Люба. Все прямо так и мечтают о тебе.
— Неправда, я мечтаю о полюсе, — ответила Катя, восторженно глядя вдаль.
— А я люблю своего мужа, — сказала Лена, розовощёкая горнолыжница с Алтая. — И мечтаю к нему быстрее вернуться.
— А я мечтаю победить на Олимпийских играх, — вставила известная своей целеустремлённостью и чисто спортивным упрямством, биатлонистка Люба.
— Мечтать не вредно, — бесцеремонно встрял в разговор Царицын. — Девки, вам нужен серьёзный мужик, старый морской волк и полярник вроде меня, а не шпана, которая ещё не видела жизни.
— Ну, насчёт шпаны, думаю, это ты погорячился, — заметил Егор, вставая во весь рост.
Видимо, решив, что его вызывают на открытый бой, быстро вытянулся и Степан. Несколько секунд они смотрели в упор друг на друга, словно пытаясь свалить с ног одной силой взгляда. Первым сдался Царицын, быстро заморгав буквально остекленевшими на морозе глазами.
— Наша взяла, — расхохотавшись, сказал Шумилов. — Всё, с Егором я в «моргалки» не играю!
— Играйте сами, пацаньё! — беззлобно ухмыльнулся Степан. — Только помните, полюс не место для детских игр.
Миролюбиво махнув им рукой, Степан отделился от группы, отойдя шагов на десять и тайком хлебнул из своей фляги добрую порцию холодной водки.
— Вот он какой, одичавший старый морской волк, — сострил Вячек. — С такими шутки плохи!
Его комичная манера подняла настроение приунывшим было лыжникам, и они энергично начали снова собираться в путь.
— Наверно, через девять-десять часов нужно будет разбить лагерь на ночлег? — обратилась Катя Сметкина к Фридману, видимо, не совсем понимая, что эти самые девять-десять часов нужно будет ещё суметь преодолеть.
— Да, к этому времени мы обязательно остановимся, чтобы выспаться, — ответил учёный. — Кажется, я не сказал вам, что на полпути к полюсу нас будет ждать ещё одна вынужденная остановка — на дрейфующей научной станции. Это запланировано. В медчасти вас обследует наш врач, и затем мы продолжим тест.
Нацепив очки-светофильтры и став на лыжи, девять молодых участников экспедиции поспешили следом за Царицыным, который заметно прибавил ходу, видимо, разогретый дозой горячительного и быстро оторвался от всех метров на двадцать, чем заставил спортсменов двигаться быстрее, подстегнув их спортивное честолюбие. Последней в этой колонне оказалась Катя, замешкавшись в поисках своих тёмных очков. Видимо, она выронила их в снег, пока вся группа согревалась чаем вокруг примуса. Вернувшись к недавнему месту стоянки, лыжница прошла каждый метр вдоль и поперёк, внимательно осматривая поверхность «белого льда», но своих спасительных светофильтров так их и не нашла. Группа быстро удалялась, и девушка поспешила за ними.
— Надеть очки, — сердито приказал Фридман, когда она присоединилась к ним спустя десять минут довольно изнурительного бега.
— Потеряла, — призналась она, чувствуя себя провинившейся школьницей.
— Отлично! — выдохнул он, смерив её на редкость неодобрительным взглядом. — И что мне теперь с тобой делать?
Она ответила с дерзким смешком:
— Да ничего, прибавить скорость, а то отстанете, — и быстро обогнала полгруппы, продемонстрировав уникальную сноровку в спринте и ещё раз доказав себе, насколько она может быть успешной в этом виде лыжных гонок, если только сама того захочет.
В прежней спортивной жизни Катерине не удалось достичь олимпийских высот, как уверяли её наставники, только из-за того, что ей не хватало силы воли, хотя физически она была способна и на большее.
Постепенно жгучий холод Арктики сделал свое дело, и скорость пришлось сбавить всем без исключения. Некоторые из бывалых лыжников начали задыхаться, однако Царицын и не думал останавливаться, напоминая свихнувшегося робота, бездумно рвущегося вперед. Он лишь немного сбавил шаг, но ни разу не обернулся посмотреть на своих спутников, которые брели на почтительном расстоянии от него, включая и Фридмана. Изредка он поглядывал на дисплей своего навигатора GPS, чтобы убедиться, что они двигаются в нужном направлении.
Холодное солнце всё так же высокомерно взирало на них с высоты чистых безоблачных синих небес, однако к нему оказалось столь же сложно привыкнуть, как и к сверхъестественно низкой температуре.
Один из мужчин, невысокий и жилистый Павел Лядов проклинал себя за то, что не сбрил усы и бороду перед полётом — растительность на лице на морозе обладала способностью обмерзать. Лишь один сибиряк Егор монотонно напевал себе под нос какую-то весёлую песенку, будто его и взаправду не мог прошибить даже лютый северный колотун.
Светлана, державшаяся в начале строя, оглянулась и увидела, что Катя снова отстаёт. Однако на этот раз, похоже, с ней было не всё в порядке. Девушка остановилась и обессиленно присела на сани, прикрыв лицо рукой. Чирковская, отцепив свою ношу, подошла к ней и в изумлении увидела, что та, быстро моргая ничем не защищёнными глазами, со всей силы растирает их рукой в перчатке. Катя подняла на Свету увлажнённые и раскрасневшиеся глаза и простонала:
— Я больше не могу!..
— Что с тобой?
— В глазах будто песок. Боже, я почти ничего не вижу!
Света склонилась над ней, приблизив руками её лицо. Расширенные зрачки Кати немного прояснили ситуацию. Больше всего это напоминало так называемую «снежную слепоту».
Громкий возглас Светы остановил всех, включая даже Царицына. Лыжники собрались вокруг хныкающей Кати, в которой теперь не осталось и следа от прежней беззаботности и задора.
— Ну вот, у нас теперь и первый потерпевший, — сухо констатировал Фридман.
— Что с ней? — спросил Шумилов.
— А ты как думаешь, Вячеслав? — недовольно отозвался учёный. — Я ведь наказал хранить при себе свои очки как зеницу ока. Здесь на полюсе, снежная болезнь — быстрое дело. Снег отражает солнечные лучи и мощнейший поток ультрафиолета и, как следствие, мгновенное поражение радужной оболочки. Она просто сожгла себе глаза, пока добрых четыре часа пялилась на снег.
— Повежливее, господин академик! — раздался рык сибиряка.
Он протянул Кате свои матовые светофильтры.
— Ей это уже не поможет, — хладнокровно сказал Герман. — Поэтому советую оставить очки при себе. И прошу, обойдёмся без лишних титулов. Я не академик, а всего лишь профессор.
— Профессор, — хмыкнул Вячек, — может, вы окажете ей медицинскую помощь, чтобы она не мучилась.
— Помощь ей окажут на станции, — отрезал Фридман. — А до неё ещё около трёх часов пути. Всё, что мы можем сделать для Катерины — это наложить ей на глаза тёмную повязку и тащить дальше на санях. Егор, я думаю, ты справишься, — сказал он, смерив сибиряка взглядом из-под стёкол своих непроницаемых светофильтров.
— Справлюсь, — ругнувшись вполголоса, буркнул Егор.
— Похоже, вечер на полюсе перестает быть томным, — усмехнулся Шумилов.
Как ни странно, он не был лыжником, хотя получил такое же приглашение из научного института, как и остальные. Однако этот молодой, отчасти безалаберный, но, тем не менее, женатый и довольно успешный мужчина не переставал удивляться самому себе — он, вероятно, один из истинных фанатов дайвинга своего родного, прекрасного и сложного большого города, обожавший море, океан и песчаные пляжи и, мягко говоря, недолюбливавший зимние виды спорта, с удовольствием принял это странное предложение и, несмотря на дикий холод и связанный с этим известный дискомфорт и стресс, отнюдь не чувствовал себя в эти минуты погибающей в смертоносной ледяной пустыне песчинкой. Удивительно, но на данный момент Шумилов чувствовал себя довольно сносно, и объяснить это было нельзя ничем. Наверное, поэтому он сохранял оптимизм и продолжал шутить и острить над всем, что для других представлялось не самым весёлым.
Царицын, снова заправившись дозой горячительного из пластмассовой фляги, вновь устремился вперёд, за ним радист, Фридман и все остальные; цепочку замыкал Егор, тащивший за собой сани с приунывшей Катей, которой наложили повязку из бинтов на глаза. Рядом держалась Лена, подбадривая забавными рассказами из своей спортивной жизни Катю, а заодно и сибиряка, чтобы ему не было слишком грустно тянуть одному, как бурлаку, свою ношу, которая становилась намного тяжелее всякий раз, когда на их пути возникали зачастившие препятствия в виде высоких торосов.
Света присоединилась к Фридману и попыталась его разговорить. Она рискнула при нём на время снять свои очки, но профессор будто этого и не заметил.
— Вы часто бываете на полюсе? — спросила она.
— Часто не получается, девушка, — неохотно ответил он. — Во-первых, мероприятие это не из дешёвых, но раза три на полюсе я был.
— Любите это дело?
— В смысле? Какое именно?
— Покорение снежных вершин, борьбу с природой, лютый холод.
— Это моя профессия и призвание. Я — учёный, представляю направление арктической медицины. Ну и потом, наш институт получил очень интересный и высокооплачиваемый заказ на изучение и раскрытие защитных свойств организма и его сопротивляемость к холоду, который вы называете лютым. Вам знакомо такое понятие, как криошок? Смертельно опасная реакция организма на резкие перепады температур, вызывающие спазм кровеносных сосудов и рефлекторную остановку сердца. Ледяной шок может убить мгновенно, а мы в нашем институте ищем пути, чтобы риск был минимален. Для этого и приходится работать с живыми людьми, хотя мы стараемся брать довольно подготовленных и физически выносливых, иначе тесты были бы бесчеловечны, — он безрадостно улыбнулся одними губами.
— А сами вы, по-моему, холода особо и не боитесь? — заметила Чирковская, припомнив его небрежное отношение к тёплой одежде.
— Не особо. Но это — годы тренировок, закаливание в холодной воде. Вечная игра в прятки с криошоком. И в этом — вся моя жизнь.
— Мне кажется, я вас понимаю, — сказала Светлана. — Вся моя жизнь — это спорт, а значит, постоянные перегрузки на сердце и всё те же опасные перепады температур. Но спорт — это прекрасно! И полюс — это так классно! Я и не подозревала, что здесь так красиво.
— В это время, да. Это ведь полярный день, начало весны, здесь постоянно светит солнце, и так будет продолжаться ещё полгода. Сейчас, кстати, немного ниже двадцати пяти градусов Цельсия. Но это сейчас, а ведь погода на полюсе изменчива. И, кроме того... вы не бывали на полюсе в полярную ночь, когда температура опускается до минус восьмидесяти и ниже, когда выживают только редкие криофилы и особо выносливые бактерии?
— И люди? — спросила Чирковская, подмигнув доктору.
— Ну, люди — это отдельный разговор. Люди умеют приспособиться. Однако без этой способности человеческий организм не имеет ни малейших шансов выжить, оказавшись один на один с чудовищным холодом. И это научно доказанный факт... Есть, конечно, уникумы. Люди, обладающие врождёнными сверхспособностями, но это объясняется генетическими отклонениями. Криофилия у человека — это как редкая болезнь, и таких людей единицы. Не более, чем один уникум на миллиард.
— И вы один из таких?
— Ну, нет! — усмехнулся Фридман. — Не путайте криофилов и «моржей»!
— Объясните, как мы найдём станцию? — помолчав, спросила Света. — Вы с такой уверенностью сказали, что скоро выйдем прямо к ней, но куда не кинь взгляд — одни сплошные льды.
— Должен сказать, уверенным на полюсе нельзя быть ни в чём. Но у нас есть примерные координаты станции, и с учётом среднего времени дрейфа и направления льдины, на которой она стоит, мы должны выйти к ней через три часа. Хотя... в этом я уже не уверен. Я только надеюсь, что мы увидим её к полуночи.
Светлана остановилась, чтобы передохнуть, пропуская вперёд остальных спортсменов. Воткнув лыжную палку в хрупкий «белый лёд», её рука автоматически потянулась за пазуху за мобильным телефоном. Только тут она сообразила, что все мобильники остались на самолёте. Света вспомнила о втором пилоте Хаски, приятном малом, честно, почти по-детски признавшемся ей, что это всего лишь его третий полёт на Северный полюс. Её любимый смартфон остался у него. Почему-то она доверила ему своего маленького сенсорного друга без тени сомнения, хотя и видела этого человека впервые. Странно, ведь в обычной жизни так не бывает, и люди имеют привычку в известной степени остерегаться и не доверять друг другу, но только здесь, в этих жестоких условиях, казалось, меняются все законы и устаканившиеся «нормы» общественного поведения.
По-видимому, только полюс и обладает этой удивительной способностью сближать совершенно чужих людей, подумала она и улыбнулась, снова вспомнив этот добрый взгляд светло-голубых глаз молодого пилота.