"Товарищи! Сколько можно говорить: нас много, а ковёр (у осени) один. Сойдите с ковра." Фраза из кинофильма "Суета сует".
***
С недельку я ходила по родной земле, не босиком, но всё же в ногах ощущался контакт с природой, в которой обитают боги обетованной им земли и народа и хозяйничают духи, хранящие доверенное им пространство: луга, леса, деревья, озёра и даже грибы с ягодами.
В этом году обильно плодоносят яблони, груши, сливы, в этом году урожай щедр в садах, только людям уже не до них. Ломятся ветви под тяжестью наливных яблок, переспелых слив и даже червячки не успевают поселиться да птицы склевать и тех и других.
Даже юноше сыну захотелось пройтись по влажной и сочной траве босиком, ишь как позвало, ишь как прихватило место силы, где он родился, но не жил много лет. И готов был припасть не то что босиком, а и плашмя, лечь крестом, расправив руки- крылья и махать ими, как это делают дети в сугробе зимой- делают ангела в первом, только что выпавшем и пушистом снегу.
А он так и родился, кстати, с первым ноябрьским снегом. Не видел его, не понимал, что белый пушок за окном это не перья и не манна из небесной перины, но видимо знал, приходя, что явится с первым снегом на землю, которую возделывали его предки, в город на слиянии двух рек, с богатейшей историей и множеством тайн в подземельях, явится и будет помнить всегда, куда на прикорм из рук тех самых природных богов возвращаются перелётные птицы.
Боги, они снисходительны, хоть их жизнь не знает исхода, тем не менее, вечность изредка для них может быть в тягость, и забавы ради и развлечения на досуге, снисходят они и в наши сновидения, озорники, так что и просыпаться-то всё равно, что пойти на подлое предательство - себя же дива дивного лишить.
И вот же досада. Стоит отъехать с родничкового места дальше, чем на пятьдесят вёрст и ноги начинает сводить по ночам. Не думаю, что дело только в магнезии и прочей витаминной недостаточности. Таблеткой раз в день перед едой связь со своим местом силы не восстанавливается и не заменяется, вот уж не думаю.
Так вот и хочется, чтобы именно та, мокрая и сочная ещё, травка щекотала босые ноги, шишки заговорщически перемигивались и щипали в подмётки зазевавшуюся на лесной тропинке и куча опавшей краснощёкой листвы приняла рухнувшее в её объятия тело, зашуршала, шепнула зажмуриться и приникла в томном поцелуе и вдохнула бы жухлый аромат созерцательной осени, куда более терпимой до тщетных тревог и сует.