В 1970 году, будучи студентом 6 курса, я начал работать в лаборатории "Физика дисперсных систем".
Тогда военное противостояние между СССР и США вынуждало обе страны финансировать фундаментальные научные исследования на прaвительственном уровне.
Именно в это время наш Институт получил мощное финансирование и в течении 2 - 3 лет было взято на работу около 300 выпускников лучших ВУЗов страны.
Работали мы тогда "запоем", весело и радостно. Наша лаборатория, в основном, состояла из молодых специалистов, жили мы в так называемых молодежных общежитиях. Все мы были близки по духу, интересам. Сблизила нас и общая страсть к книгам.
Да и общее, более чем скептическое отношение к официальной пропаганде тоже сближало нас.
Мы с женой тогда дружили с моей сотрудницей, выпускницей мехмата МГУ. Ее звали Наташа, она часто бывала у нас дома. Знал я и ее сокурсника по университету - Бориса.
Тогда книги было купить сложно, мы заказывали их по каталогам, активно пользовались услугами "Книга – почтой".
На работе мы сидели в одной комнате и каждое утро начинали чашечкой свежего кофе, обсуждая книжные новинки.
Лет через пять - шесть после нашего знакомства, у Наташи почти одновременно умерли родители. Мама ее жила в Махачкале, Наташе удалось обменять мамину квартиру на комнату в Москве. После чего она переехала в Москву и общались мы крайне редко. Вскоре после переезда она вышла замуж за Бориса.
Последний раз мы виделись году в 76 или 77 – я был в комадировке в Москве и заехал к ним домой.
Потом, вдруг нам всем (мне - особо!) неофицилаьно было рекомендовано прервать с Наташей всякие отношения. Мне – особо, ибо мой визит не остался не замеченым теми, кому положено все замечать.
Обычный треп в курилке свелся в тот день к одному - сегодня надо слушать радиоголоса. Помните народную мудрость "есть обычай на Руси ночью слушать BBC".
Вот так мы и узнали, что они (Наташа и Борис) подали документы на выезд в США, что оба они получили отказ по осведомленности. Тогда, да и потом, сотрудники научно-исследовательских организаций "добровольно" соглашались с неминуемым ограничением в правах – "не вступать в отношения с иностранцами непосредственно или с помощью других лиц" и так далее, и тому подобное.
Отказ по осведомленности был уделом каждого сотрудника НИИ при попытке эмигрировать. Так или иначе, все мы в своей работе касались закрытых тематик. Так что нам с нашими допусками, формами и прочее с ними, с отказниками ну никак нельзя было встречаться.
Впрочем, отказники прекрасно все понимая, сами "обрубали" контакты - дабы никого не подставлять.
В 1977 году у Наташи с Борисом родилась девочка Джессика. Вначале все шло как обычно, а потом ребенок перестал набирать вес, становился все слабее и слабее.
К тому времени мама Бориса и его двa брата уже жили в Бостоне. Мама проконсультировалась с американскими специалистами, ей удалось организовать телефонный разговор с больницей, где лежали Наташа и Джессика. В результате был поставлен диагноз и американский врач предложил особое детское питание - такого питания в СССР не было.
Мама выступала по радио, писала письма конгрессменам, врачам и - и решение было найдено! Многие американцы, летящие в СССР, везли с собой баночки с детским питанием. Много лет спустя, Наташа сказала мне:
"Звонили иногда прямо из Шереметьево - мы привезли подарок Джессике. Баночки привозили еженедельно”.
Девочка стала набирать вес, состояние значительно улучшилось.
Наташу и Бориса по-прежнему не выпускали из страны. Я уже не помню, каков был срок "по осведомленности" в те годы и был ли он вообще! Много лет спустя, когда уезжали мы, закон изменили в "нашу" пользу – появилась фраза с конкретным ограничением "до пяти лет".
Наташа и Борис ходили на демонстрации с другими отказниками, встречались с журналистами. Их история попала на страницы многих зарубежных газет. Слова "the littlest refusenik" как синоним имени Джессика Кац не сходили со страниц газет.
Однажды Борису позвонили домой и сказали, что один человек из Америки хочет с ним встретиться. В полночь Борис приехал по указанному адресу - там были уже Андрей Сахаров, его жена Елена Боннер, родственники Анатолия Щаранского.
Вскоре появился этот "один человек". Им оказался сенатор Эдвард Кеннеди, его сопровождение и... сотрудники КГБ. Кеннеди попросил их выйти.
Сенатор отвел Бориса в сторону и сказал, что он просил советское руководство дать им разрешение на выезд по медицинским показаниям. Советское руководство согласилось. Борис долго не верил ни ушам, ни глазам.
Утром у нас в лаборатории – уж хоть кто-нибудь да слушал ночью BBC - говорили только об одном, мол, Леонид Ильич по просьбе Эдварда Кеннеди разрешил Наташе с семьей уехать.
Через три недели Наташа и Борис получили письмо из ОВИРа:
"Приходите за визами".
К тому времени, они уже ждали второго ребенка. Много лет спустя, Наташа говорила мне, что она так верила, что ребенок родится уже в Америке, что собирались - паковались, не думая ни о чем другом, кроме как об отъезде. И дособирались до того, что скорая помощь уже мчалась с воем и на красный свет - Габриелла родилась за два дня до предполагаемого отъезда.
С каким ужасом Наташа сдавала выездные документы с визой (!!!) и опять получала советский паспорт - девочку нельзя было иначе вывезти, ей надо было получить свидетельство о рождении.
Все было оформлено очень быстро. Через пять дней они уже были в Вене. Еще немного и семья в самолете - в Америку!
В Бостоне, в аэропорту, прямо у трапа, их встречал Эдвард Кеннеди. Обнялись как друзья – сенатор был искренен в своем желании помочь.
Чуть ли не двадцать лет спустя, уже будучи в Америке, я набрал в каком-то поисковом сайте (Гугла тогда еще не было!) "Борис Кац".
Из множества Борисов выбрал одного, из Масачусетскoго института технологии, и послал ему E-mail: "Если Вашу жену зовут Наташа, то привет ей от Володи". Через несколько минут мы уже говорили по телефону.
После смерти сенатора Кеннеди, много добрых слов было о нем сказано.
Мы знаем семью, дочке которых сенатор спас жизнь.
Владимир Меркулович