3. Двенадцать Песен

Игорь Плищенко
"В небольшой кастрюле необходимо вскипятить воду в объеме пятисот миллилитров, затем добавить по одной чайной ложке высушенных листьев малины, шиповника и цветков календулы. Полученный отвар должен настояться около получаса, после чего его нужно процедить. Последней деталью для приготовления приворотного зелья является коньяк, который нужно добавить в объеме одной рюмки. Остужать не надо. Предлагая зелье избраннику, мысленно проговаривайте Ваше желание, избегая слова "хочу* - cухо процитировал статью Роман и отложил в сторону потрепанный журнал, после чего растянулся на диване, расположенном в углу моей скромной комнаты.

Я тем временем кропотливо настраивал гитару, сидя на табурете с тремя ножками:

-Мне кажется, что хватило бы лишь коньяка и парочки правильных фраз.
-Возможно, возможно, - обронив фразу, Роман подвинулся к подоконнику, и раскрыл лежавший на нём блокнот, - Петюнь, тебе не кажется, что нам пара отойти от набившей оскомину концепции вечного поиска той единственной, по которой страдают герои наших песен?

Я с трудом прокручивал заржавевший колок:
-Почему тебя не устраивают эти сюжеты?

Роман перевернул страницу:
-Ну, как бы тебе сказать? Это не совсем интересно рядовому слушателю.

-Блин, ну ты сам без году неделя пишешь тексты на социальные темы, а уже так яро утверждаешь о бессмысленности лирики. Сейчас же каждая вторая песня о любви, разве нет?

Струна захрипела неприятным металлическим звуком, я продолжал крутить колок.

-Так-то оно так, - несколько замявшись, отвечал Роман, - Но понимаешь, ты слишком сложно трактуешь свои истории и..- прервавшись, он потянулся к пачке сигарет на подоконнике.

-Субъективно? - дополнил я рассуждения Романа, - Правильно?

Рома щелкнул зажигалкой и пустил тонкую струйку дыма мне в лицо:
-Да, мужик. Мы много раз говорили об этом, ты преподносил свои аргументы, и я во многом был с тобой согласен. Образ скитающегося лирика получился у тебя очень проработанным, в последних песнях отчаяние прям сочилось из каждой ноты.

Меня начинала раздражать наша дискуссия - я выкладывал всю рождавшуюся агрессию в точные движения поворотов колка.  Роман, попутно затягиваясь сигаретой, продолжил:

-Но сейчас, дружище, ты простаиваешь. Это направление...ориентир, не знаю, как еще это назвать. Это все не позволяет раскрыть твой потенциал злобы, жесткости, которой сейчас не хватает в музыке. Хватит жить прошлым.

На последнем предложении я чрезмерно сильно крутанул колок и струна, взвизгнув, порвалась и жгучей болью ударила мне по пальцам.

-Да, Рома! - я подскочил и отложил гитару в сторону, -Какой образ?! Какие перемены?! Моё творчество это не поиск трендов, это отражение моего внутреннего состояния. Как я чувствую, так и пишу.
-Да успокойся ты.
-Да я спокоен! Нельзя мыслить подобными категориями : сегодня я такой, завтра - другой. Это противоречит сентиментальному видению.

Роман присел на диван и с ехидной улыбкой ответил:
-Это не сентиментальное видение. Это не музыка. Это письма, обрамленные музыкой и моей читкой.

Я закурил:
-Это разве плохо? Это же самая крайняя степень искренности - то, чего не хватает в современном искусстве.
-Это не плохо, это непонятно. Шифрами и ясными только для двоих смыслами не привлечешь внимание других людей.

Я присел рядом с Ромой, в его взгляде была некая растерянность, что немного смягчило мой тон:
-Рома, я не могу пойти против своего вдохновения и того, что его порождает.

Обстановка существенно разрядилась: Рома расслаблено облокотился на ручку дивана, и в глазах его уже не обнаруживалось прежнего волнения:

-Мне трудно петь твои песни, я не могу их прочувствовать.

-Блин, но ведь ты сам прожил болезненный разрыв с Юлей. Это и побудило тебя обратиться ко мне, тебе были необходимы одноименный заряд, понимание твоей проблемы. Так мы и написали свой первый альбом, - этими словами я попытался настроить Романа на подобный моему лад. Хотя стоит признаться, я не знал огромного числа подробностей их историй, на столько она была закрытой.

-Я больше не чувствую никакой боли от этой разлуки, чтобы петь о ней.- с грустной интонацией в голосе отвечал Роман,- Мои раны давно зажили, а ты свои продолжаешь раздирать вновь и вновь, хотя это не приносит пользы ни тебе, ни нашему общему делу.

После этих слов Роман вновь закурил, а я на момент задумался, насколько были правдивыми его умозаключения.

В блокноте, который прочитал Роман, я хранил черновики новых песен, которые мы планировали записать для нашего второго альбома. Стоит признаться, что тематика этих песен действительно была однородной, но её глубина меня манила своей бесконечностью и самозарождавшимися образами. Да, я часто писал письма, а не песни, и адресовывал их человеку, существование которого даже начал ставить под сомнение - ведь прошло столько лет, утекло столько воды.

Роман затушил сигарету, и вновь обратился к блокноту:

-Я не люблю вспоминать то, что невольно залетает в голову при прослушивании твоей музыки. Ладно. Приступим к записи, - он пролистал несколько страниц и прищурившись, посмотрел на меня, - Что за название? "Фрустрация"? Ты серьезно?

Не найдя, что ответить, я промолчал и пожал плечами.

-Окей,- протяжно воскликнул Рома и жестом указал на ноутбук, стоявший на столе.

Я, как ни в чем не бывало, запустил музыкальный отрывок на компьютере, и принялся менять струну на гитаре. Роман встал и подошел к микрофону на стойке, щелкнул пальцами и принялся полушепотом пропевать заученные строки. Закончив со струнами, я подключил гитару к усилителю и принялся аккомпанировать моему другу.

Мы перебирали различные варианты исполнения дебютной песни на альбоме в поиске импульса, но его не возникало, да и эта зацикленность приедавшихся действий быстро утомляла нас. Наконец, мы решили сделать перерыв : Роман с задумчивым лицом поместился в углу комнаты, а я закурив, уставился в окно.

-Двенадцать песен для возлюбленной, Пётр. "Двенадцать песен для возлюбленной". Почему ты не решил назвать этот альбом подобным образом? - непонятно, с иронией или без неё, спросил Роман.

Я ничего не ответил, но задумался:

-Возлюбленной? Ведь когда так много отчаяния приходится на один квадратный такт песни, оно превращается в злость; руки, которые некоторое время назад были протянуты вперед в жесте приветствия, сжимаются в кулак и даже в самых мажорных мелодиях находит жизнь нота язвительности. Разве можно это назвать письмом для возлюбленной?

Рассуждения походили на уличение самого себя во лжи, недосказанности. Возможно, мне не хватало искренности. Искренности вокруг меня. Искренности вылечивающей и отрезвляющей, о которой пела Вера в своей песне для конкурса. Достигнув последнего звена в цепи рассуждений, я ощутил пустоту внутри себя.

Рома приблизился ко мне:

-Ну что, давай попробуем еще раз? Как только первая песня будет записана, работа над альбомом приобретет новые обороты. Соберись.

Я невольно улыбнулся и произнес слова, взявшиеся в моей голове из ниоткуда:

-Нет. Мы не будем писать этот альбом. Мы не готовы. Я не готов.