Костер упрямо не хотел разгораться. Я уже в десятый раз чиркал спичкой и бросал ее в середину кострища. Все было бесполезно. Сырые ветки шипели на меня, источая едкий дым, и тут же замолкали.
Приближалась ночь. Костер мне был крайне необходим. Рядом, в нескольких метрах от меня, неспеша, мягко шуршали воды нашей скромной речушки Тиханьки.
«М-да…что-то неудачно я выбрал время для рыбалки»- почему-то промелькнуло в мозгу. За весь день, ни одной приличной поклевки. Пара пескарей, да три мелких касатки. На уху. Костер вот, дрова сырые, как развести…
Я уныло посмотрел на то, что должно было стать костром. Полусырые ветки торчали темной вредной серостью в сумерках надвигающегося вечера. Они щетинились как ежи, словно хотели сказать – нет, мил человек, мы так просто не сдадимся. Вчерашний дождь промочил их до самой середины, почти до сердца. Какой уж тут огонь? Не бывает огня там, где много воды. Лишь шипение, да потуги напрасные.
Со стороны реки зазвенел колокольчик.
«Рыба! Клюнуло!!»- сердце отчаянно заколотилось, ноги сами бросились вниз, к воде. Ах, как я люблю эту легкость в моем, уже не молодом, теле. Этот азарт охотника, что чувствует добычу. В одно мгновение я оказался уже у самого края, не дыша, впившись глазами в вершинку спиннинга. Туго натянутая леска круто уходила в глубину бурых илистых вод. Она звенела от напряжения, готовая вот-вот рвануться в омут за мощным рывком рыбы. Я тоже был на взводе. Сердце колотилось, в голове стучало: «Еще! Еще! Давай, родимая, ну, дерни еще разок. Мощно! Сильно! А я уж тебя подхвачу тут»
Прошло пять минут, десять, колокольчик молчал. Ну надо же. Опять мимо. В отчаянии я посмотрел вдаль, где плавала моя большая рыба. Потом на пригорок, где окончательно сдулся будущий костер.
«Не мой день. Ладно, пойду делать костер. Все равно нужно его развести. Ночи холодные, так я совсем дуба дам. Может еще дров посмотреть? Стоп. А это что? Чемодан? Чудной какой…Старый»
Я выволок из куста очень старый, грязный чемодан.
«Какая удача! В нем наверняка есть что-то сухое! Его и спалим!»
Ох, как я тогда заблуждался. То, что оказалось в чемодане...впрочем, все по-порядку.
Еще раз окинув взглядом свою находку, я счастливо припустил к своему костру.
Чемодан был тяжелый. Замки, от времени, так проржавели, что совсем не хотели открываться. Пришлось сходить в машину за отверткой. А заодно и за теплой курткой и штанами. По пути попалась старая валежина, приличного размера. Если такую запалить, то пару часов можно запросто продержаться. Для верности я брызнул на мокрый костер грамм пятьдесят бензина и принялся за чемодан. Костер, видно понял, что на этом мой интерес к нему закончился, мало-помалу запыхтел, завонял бензином, и сизым дымом, и наконец-то разгорелся слабым голубым пламенем.
Чемодан. Все мое внимание теперь занимал чемодан. Я крутился вокруг него как в басне, про лису и виноград. Ржавые замки надежно хранили тайну своего содержимого.
Когда все приличные попытки вскрыть его закончились, я приступил к крайней мере. Варварским способом верхняя крышка была сорвана со своего крепления, и негромко взвизгнув, чемодан распахнул свои секреты.
Как я и предполагал, чемодан оказался полон печатной продукцией прошлых лет. Я с удовольствием перебирал подшивки журналов «Юность», «Огонек»… Кроме этих, знакомых мне изданий, лежали тут и какие-то вековые, малоизвестные. В таких, обычно печатаются начинающие литераторы.
- М-да, видно хозяин чемоданчика любил почитать - подумалось мне вслух.
Я, вообще, не любитель сильно умной прозы, поэтому, когда мне в руки попалась «Работница», то в моей душе всколыхнулось чувство симпатии к чемодану и его хозяевам.
Потом я перелистал подшивку издания «Красный Октябрь». Скучновато. Какое-то издание из глубинки, города М. Нет, оно меня не впечатлило.
Затем я полистал «Науку и жизнь». Толково. Интересно. Накатила ностальгия. Эти журналы я уже читал в детстве. Родители выписывали.
«Так, вот этот сохраню себе, а остальные пусть пока лежат. А вот «Красный Октябрь» в костер!»
Я вершил судьбы неизвестных мне писателей, что старались, марали бумагу и совесть моя при этом была совершенно спокойна. Чужие следы в этом мире, чьи-то слезы, чья-то радость. Все в костер. Все летело сейчас к звездам, в бездонное черное небо.
С какой-то тупой радостью, я кидал в костер журнал за журналом и думал –«Тепло… хорошо… ночь продержусь. Сейчас еще полено подкину, и вообще здоровски будет»
Разворошив весь чемодан, на самом низу, я наткнулся на пачку аккуратно перевязанных желтой ленточкой писем. Опа-на! Это уже личное. Читать, вроде как не прилично… Сжечь? Тоже не могу. Рука не поднимается. В растерянности, я поднес к свету увесистую пачку. На конверте, красивым почерком, было указанно – получатель такой-то, отправитель - такая-то.
«Любовь! Тут лежит история любви! Видишь, как аккуратно все сложено и перевязано. Значит хозяин чемодана мужчина. Ему письма. Блин…» - любопытство побежало по жилам - «Вскрыть. Ну хотя бы одно. Краешек. Чуть-чуть прочитаю и все, больше не буду» - уговаривал я себя. Руки, тут же проворно распустили ленточку и глаза мои с жадностью припали к первым строкам.
«Здравствуй, Митя! Пишу тебе наше первое письмо. Ты еще только уехал, а я уже скучаю. Скучаю так сильно, как мать по своему ребенку, как море по белому бережку, как ветер, по горным вершинам.
Ты прости меня, что я такая. Наверное замучила тебя. Я смеюсь. Конечно же нет. Ведь мы любим друг друга. Ты напиши мне, когда доберешься и устроишься.
Целую, твоя М.»
Ну конечно! Ну как я мог остановиться на таком начале?! Я открыл следующее, потом еще и еще…и сказать, что я был потрясен, это не сказать ничего.
«Милый мой Митя, прошел уже целый месяц, как ты уехал.
Почему ты не пишешь? Я пишу тебе, пишу, а ответа нет.
Ты же не мог забыть мой адрес? Хотя ты у меня такой смешной. Помнишь, как ты забывал мой подъезд, и доводил всегда до соседнего? Я все помню.
И очень-очень скучаю.
Митя, напиши скорее. Хоть пару строчек.
С любовью, твоя М.»
«Сегодня у нас шел снег. Такой красивый. Белый, чистый. Он мне напомнил тебя. Ты у меня такой же чистый и добрый. А еще ты очень доверчивый и ранимый. Таким людям сложно в этом мире. Их все обижают.
Милый мой Митенька, почему ты не пишешь?
Я верю, что все это временно. Верю и жду тебя.
С любовью, М»
«Митя, сегодня ровно год со дня нашей встречи! Как здорово! Целый год!
Ты помнишь, как ты приехал к нам в деревню? Учитель физики. Практикант-мальчишка. Все девчонки были тогда в тебя влюбленны. Ты им так нравился, но ты выбрал меня. Так странно… и так прекрасно...
Жаль, что мы с тобой даже ни разу не поцеловались. Я знаю, что ты бы хотел поцеловать меня, но…сам знаешь.
Скоро ты приедешь, я буду уже совсем взрослая. Все будет иначе. По-настоящему. По-взрослому. Целую тебя, дорогой мой Митенька. С годовщиной.
С любовью, твоя М»
«Мне вчера рассказали, что видели твой роман, в журнале «Красный Октябрь»! Как я рада за тебя! Митя! Ты настоящий писатель! Я горжусь! Люблю и горжусь тобой! Когда ты приедешь? Я так соскучилась…
Твоя М»
Я оторвался от писем М. и подумал, а что за человек, этот Митя? Его так сильно любит девушка. Так ждет. Удивительно.
Интересно, а он отвечал ей? Что он писал?
«Добрый день, дорогой мой Митенька!
Я теперь уже дипломированный специалист! Да-да! Ты можешь мной гордиться. Жена твоя будет умная и красивая. Под стать тебе.
Вчера звонила мама. Они все говорят, что мне пора забыть тебя и начать устраивать личную жизнь. Они говорят, а я не верю. Ну как же это возможно, жить без тебя? Я же все эти годы с тобой…
Это ничего, что ты мне не пишешь, я ведь знаю, что ты меня любишь. Мы с тобою такие похожие. Оба одиноки и совершенно неприспособленны к жизни.
Ты напиши мне, Митя. Я тебя очень жду»
«Здравствуй, Митя. У меня все хорошо. Если конечно тебе это интересно. Я выхожу замуж…
Не надо, не кричи на меня. Я и так каждый день плачу. Мне больно, но я не могу поступить по-другому. Мне уже скоро тридцать. Мужа нет, детей нет.
Прости.
Я тебя люблю.
Останови меня, пока еще не поздно.
твоя М.»
« Вот я и стала мамой. У меня чудесный малыш. Когда я смотрю на него, то мне кажется, что он похож на тебя. Так странно. Случаются в жизни чудеса. У меня есть сын, Митя. И он твоя копия.»
«У нас сегодня холодно, снега почти нет. Я уже писала тебе в прошлом письме, что Митька часто простывает. Как думаешь, если я отдам его на плавание, он будет меньше болеть?»
«Митя, ты мне сегодня приснился. Мы стояли с тобой на берегу, у той зеленой лодки, помнишь? И ты вдруг взял меня за руку и нежно-нежно сказал – «я тебя люблю!»
Я, наверное, глупая женщина, но мне так хорошо с тобой. Я буду любить тебя всегда. Где бы ты ни был. Чтобы о тебе не говорили. Я никому не поверю…только тебе.»
«Митенька, ты только не беспокойся, но кажется я заболела. Но ты не беспокойся! Наши врачи очень хорошие. Они сказали, что все будет хорошо. Все поправимо. И что я вовремя обратилась. Ты только не пропадай совсем. Напиши мне…»
«Митя, ты мне не пишешь… А я закидала тебя письмами.
Знаешь, тут, в больнице, совсем тоскливо. У нас один телевизор на всю больницу и тот на первом этаже. Так грустно, что я не могу ходить.
А знаешь, я теперь больше читаю! И твои книги тоже! Они у меня все есть! Все три! Даже та, которая вышла крошечным тиражом. Я их все купила! Они лежат у меня рядом, на тумбочке. Девчонки просят иногда почитать, но я не даю, берегу. Сама им читаю, вслух!
А это даже и лучше. Так они тебя, через мой голос, сразу услышат. Я же знаю тебя, как себя. Ты родной мне, за все эти годы»
«Митенька! Как ты там? Все ли у тебя хорошо? Я все еще тут, в больнице. Слышала, что у тебя выходит четвертая книга. Что какой-то спонсор оплатил тебе тираж. Я так рада за тебя!
А за меня ты не беспокойся. Лечимся потихоньку. У меня что-то затянулось лечение, но я верю, что еще поживем. Что увижу тебя и Митьку.
Да, кстати, Митя служит под Москвой. Говорит, что все хорошо, что нравится ему.
До свиданья, любимый мой.
Целую.
С любовью, твоя М.»
«Митенька, это, наверное, последнее мое письмо. Нет, ты не подумай, я не умру. Я просто…на время уйду.
Я хочу сказать тебе…как много я хочу сказать тебе. Ты знаешь… Ты все знаешь.. Все эти годы ты был со мной рядом. Спасибо тебе.
Я хотела рассказать тебе так много, но на ум приходят лишь грустные слова. Почему так? Почему люди не могут прощаться весело? Представляешь, как было бы здорово: праздник, веселье, а потом раз…и ушел, и нет больше человека. И никогда-никогда уже не будет…
Митя, ты позаботься о нашем сыне. Ему одному сложно будет. Он хоть и большой, но такой же как ты, чистый и добрый.
Прощай Митя.
С любовью, навсегда твоя М.»
Перевернув последний лист письма, я не удержался, слезы потекли по щеке, как у какой-то меланхоличной девчонки.
Как же? Как можно так любить этого Митю? Да за что?! Что он такого замечательного сделал, чтобы вот так, всю жизнь посвятить себя этой любви?
Я лихорадочно начал шарить по чемодану, в поисках хотя бы одного журнала «Красный Октябрь». Срочно хотелось прочесть хоть что-нибудь из его произведений. Да и фото наверняка должно быть! Кто он? Какой? Что пишет?
В душе моей поднималось какое-то раздражение и нелюбовь к этому человеку.
Пусть он ничего плохого не сделал. Нет, не так. Он НИЧЕГО не сделал! НИЧЕГО. А его так любят. Подумаешь, практикант! Приехал, задурил голову девчонке, а та его всю жизнь любила! До самой смерти!
Я рылся в чемодане, и с каждой минутой до меня доходило – Я же их сжег! Да-да! Именно эти журналы. Ну какой же я тупица… Не мог «Огонек» сжечь, например…Нет же. Малоизвестные писатели, фуфловое издательство. Балбес - ругал я себя последними словами.
Пометавшись еще немного, я утих. Костер горел, доедая корешки журнала «Красный Октябрь». Чемодан щедро рассыпал старые журналы на песке. В руках моих, в пожелтевшей бумаге, лежала любовь… Большая. Чистая. И безответная.
- Эх, так оно и бывает.
Я наклонился, поднял желтую ленточку, аккуратно перевязал письма и положил их обратно в чемодан. Я не мог их сжечь. И забрать не мог. Они принадлежали этому, чуждому мне, Мите.
Внезапно взгляд мой заметил на дне чемодана белый тетрадный листок, сложенный вчетверо. Я развернул его.
«Дорогой мой, Читатель!
Ты держишь в руках мое последнее произведение. Я очень болен, и возможно не успею уже издать эту книгу. Эта книга - моя мечта. Я писал ее много лет, вернее всю жизнь. Писал от имени девушки, безнадежно в меня влюбленной. Я не знаю, почему я писал себе эти письма. Вы думаете я не нормальный?
Да, я с вами соглашусь. Но у меня есть смягчающее обстоятельство. Эти письма спасали меня, когда я готов был упасть на самое дно. Эта придуманная любовь, лечила мне раны, дарила надежду, что я не одинок, что где-то есть человек, который любит меня, и будет любить всегда. Даже такого, не совсем хорошего, не совсем правильного. Может и не сильно умного, но…вот такого.
Это мой последний рассказ. Если вам попадет в руки это письмо, значит, меня уже нет, а архив мой на свалке.
Там, наверное, ему и место. (Раз уж он не пылится под стеклом в музее - шутка).
А вы - мой последний читатель.
Спасибо Вам. Я ухожу…»
Я сидел, сжимая этот белый листок, и думал – Как это страшно, одиночество… Вот что толкает нас на странные и порой необъяснимые поступки. Мы боимся быть одинокими. Не любимыми. Брошенными. Мы заводим себе семьи, рожаем детей, придумываем вечную любовь или с головой уходим в работу….а все так просто… и так страшно….
А еще, я жутко хотел найти хоть одно издание «Красный Октябрь».
23.06.2018