Сила образности слова как драйвера чувственного сознания гораздо выше, чем прямое визуальное воздействие на объект, этим человеческое восприятие и отличается от животного естества.
То есть, как многократно говорилось ранее, человек как человечность это полная неестественность относительно животной естественности и классической натуральности.
Действительно, собаку или кошку невозможно соблазнить на тактильный чувственный контакт фотографиями или картинками, не говоря уже о природном завывании этих пород на их вроде бы как языке, используя вербальное взаимодействие.
Различие столь тотально, сколь это можно представить. Более того, человеческая личность видит в этих животных некое своё подобие и, таким образом, виртуально наделяет их своими собственными душевными качествами.
Чего, конечно же, не может быть и этого нет. Там лишь инстинкт, и не более.
Человечность же основана вовсе не на инстинкте, а на вбрасывании во внешний мир из мира внутреннего копии своего духовного подобия, получая на этот сигнал некий ответ, дешифруя его в контексте собственной психической ориентации.
По этой причине столь сложно найти общий язык всех со всеми на критически важные позиции и в материальном и в духовном поле. В частности, в ключе сексуальности и объективации как захвата цели, не одухотворяя эту цель до уровня собственного самосознания, то есть не идентифицируя с собой лично в абсолютном понимании этой идентификации.
Хотя, конечно же, есть исключения, но они столь редки, что попадают в реестр коллективного виртуального только в случае совместного самоубийства, которое сигнализирует внешнему миру и полном духовном слиянии и совместном нежелании менять качественную составляющую яркой молодости на последующее глиссирование в бездну деградации.