(Рассказ написан под конкурс "Будущее время", организованный фондом "Система". В лонглист не попал, так что почему бы не выложить его здесь)
Пограничник за стеклом повертел в руках мой паспорт и нахмурился.
- Русская?
Взгляд у него был под стать интонациям – вроде бы, ни одного кондиционера поблизости нет, а ощущение как будто холодным воздухом обдало.
- Это проблема? – осведомилась я по-русски.
- А вот мы и посмотрим, – сказал он без всякой угрозы, просто констатируя факт.
Стоявшие за мной в очереди туристы зашептались.
Пограничник с ленцой воздвигся со своего стула и на несколько мгновений скрылся из поля зрения. Вытянув шею, я попыталась разглядеть, что там происходит в его комнатушке, но увидела только край компьютерной клавиатуры.
Рядом со стеклянной перегородкой открылась дверь, и появился пограничник. Мой паспорт он продолжал сжимать в руке.
- За мной идите, – бросил он, повернулся спиной и направился в противоположном направлении от выхода из зоны таможенного контроля.
Мое безропотное поведение подразумевалось.
Он привел меня в безликий кабинет, где предложил (или приказал) сесть на один из двух стульев у стены. Из-за стола напротив меня рассматривал хмырь в гражданском. Он потер и без того красные глаза, прежде чем забрать мой паспорт у пограничника. Тот наклонился к его уху и что-то тихо забубнил, так что я лишь пару раз уловила упоминание своего имени. Потом офицер выпрямился и ушел.
Хмырь в гражданском положил мой паспорт перед собой, уперся локтями в столешницу и обхватил голову руками. Я потянула носом воздух, и сомнений, что он страдает от похмелья, не осталось.
- Давно эмигрировали, мадам Ульянофф? – наконец заговорил он.
Он подчеркнул двойную «ф» на конце фамилии.
- Во-первых, не мадам, а мадемуазель. А во-вторых, какое, собственно, имеет значение, когда я уехала?
Он покачал головой – мол, ох уж эти бывшие соотечественники.
- Согласно пункту «б» закона о статусе бывших соотечественников, эмигранты при последующих визитах в Россию подлежат углубленной процедуре дознания при наличии объективных данных, – процедил он в сторону.
- Что за вздор! – про этот чертов пункт «б» я знала, но мне нравилось, как он морщится от головной боли, когда я повышаю голос. – Какие такие объективные данные! Вы в чем-то меня подозреваете?
Промычав нечто невразумительное, он словно из последних сил ринулся прочь из кабинета, но запереть меня не забыл. Отсутствовал он совсем недолго и вернулся, шумно отдуваясь, с пластиковым стаканчиком в руке. Вновь устроился напротив меня, допил залпом из стаканчика и подтянул к себе с края стола тонкий планшет, которого я до этого момента не заметила.
- Могли бы предложить даме воды.
Он даже икнул от такой наглости, но быстро собрался и с торжественным видом припечатал большой палец к экрану планшета.
- Протокол опроса гражданки Соединенных Штатов Ульянофф Матильды, урожденной Марины Ульяновой, – заговорил он официальным тоном, которым, вероятно, полагалось вгонять опрашиваемых в панический ужас.
Я закинула ногу на ногу, нашла в сумочке серебряный портсигар и достала из него тонкую сигарету.
- Здесь вообще-то нельзя… – запинаясь, сказал хмырь.
- Вообще-то – что? – уточнила я, сильно затянувшись перед «вообще-то» и выпустив дым после «что».
Он затравленно огляделся в поисках помощи, но мы в кабинете оставались совершенно одни. Схватил стаканчик, забыв, что тот уже пуст. Смял его и швырнул в корзину для бумаг.
- Ну вот зачем вы так, – вдруг заговорил он совсем по-человечески и полез в карман за сигаретами.
Мы немного покурили в тишине, изучая друг друга сквозь завитки дыма. Иногда это положительно влияет на перспективу, но вряд ли сейчас был тот случай.
- Вам за это не влетит? – разрешила я себе проявить участие.
- Ерунда, – отмахнулся он. – Не в том дело. Мы же сами подневольные люди. Поступаем, как велит устав. Должны же понимать, ведь не чужая какая-нибудь, бабочка заморская…
Тут я пожалела, что проявила участие.
- Так в чем все-таки дело? – спросила я и стряхнула пепел на пол.
Хмырь спохватился, сунулся в выдвижной ящик и поставил на стол блюдце, об которое затушили уже не один десяток сигарет.
- Дело совершенно рутинное. Не знаю, каких вы себе ужасов нафантазировали, но все что мне от вас требуется – это внятное объяснение, с какой целью вы прибыли на свою, скажем так, историческую родину.
- А если объяснение выйдет невнятным?
- Я уверен, что мы во всем сумеем разобраться, – внезапно улыбнулся он, но лучше бы этого не делал.
- Мне казалось, что в сопроводительных документах четко указано, что это исследовательская поездка.
- К сожалению, в вашем случае данной информации недостаточно. О какого рода исследованиях идет речь?
Я раздавила окурок в блюдце и сцепила пальцы на колене. По моим наблюдениям некоторые университетские преподаватели прибегают к такой позе, когда хотят походя и небрежно показать свое превосходство над оппонентом. Для большего эффекта нужно еще немного раскачиваться из стороны в сторону и говорить без лишней эмоциональности.
- Хорошо, – уступила я. – Предположим, что без ваших глупостей никак не обойтись. Я готовлю диссертацию по проблематике социальной адаптации нейро-программной проекции индивидуума в корреляции с его прижизненным личным опытом.
Он сразу же весь подобрался, разогнал дым перед лицом и потушил свою сигарету. Планшет вновь оказался у него в руках.
- Так-так-так, любезная Матильда, – нехорошим тоном нараспев протянул он. – Но вы же в курсе, как у нас в России относятся к…
- Да все я знаю, – прервала я его. – Извольте дослушать. Конечно, мне известно, что нейро-программное проецирование в России под запретом. Так же, как и пропаганда проецирования. Но я собираюсь заниматься исследованиями, а не пропагандой. Моя диссертация основывается на нескольких персоналиях, перенесших выгрузку, и один из них – Антон Пильник.
- Пильник, – повторил хмырь за мной, и показалось, что он сейчас сплюнет сквозь зубы.
- Согласна, личность не самая приятная. Но для науки важны факты, а не моральные императивы.
Прости, Иммануил, категорическим образом!
- Предположим, вы говорите правду. Я пока все равно не вижу разумных объяснений, зачем вы приехали. Этот ваш подопытный… Он же лет двадцать, как сбежал отсюда. Захотелось ему, понимаешь, вечной жизни в обход божьего закона.
- Двадцать три года, если уж совсем точно. Вы совершенно правы, господин офицер…
- Я не офицер, – сказал он и отвел взгляд в сторону. – Советник пятого класса миграционного департамента.
Это сильно облегчало мою жизнь.
- Так вот, господин советник. Как вы верно подметили, Пильник покинул родину очень давно. Но здесь сохранились документы… Остались люди, которые помнят, каким он был до известных событий, – и только теперь я расцепила пальцы и распрямила плечи, демонстрируя, что за пазухой мне прятать ничего не нужно и не за чем.
- Да уж известно, каким он был, – скривился советник. – У нас вот даже в школьных учебниках есть про эту гниду отдельный параграф. Неужели кто-то из его приближенных еще остался в живых? Не доработали компетентные органы…
- Они не приближенные. Эти люди сами стали жертвами Пильника.
Он явно колебался, как поступить дальше.
- Я понимаю ваши сомнения, господин советник. Ясно, что вы думаете. Она что-то темнит. Копии документов можно просто получить по электронке, а с очевидцами поговорить по вебке. Точно, вы же об этом сейчас думаете?
Советник поерзал на стуле.
- Так вот, что я вам скажу, господин советник. Я была бы гораздо более счастливым человеком, если бы все было так просто, как я сейчас описала. А в реальности оказалось, что большинство документов не существуют в цифровом виде и их нужно раскапывать в старых архивах, а самые ценные источники информации готовы говорить только с глазу на глаз. Не иначе, как бояться, что он их подслушает, – усмехнулась я, но моему собеседнику такое предположение веселья не прибавило.
Советник еще раз повертел в руках мой паспорт, бросил взгляд из-под насупленных бровей.
- Звучит довольно убедительно, – пробормотал он. – Хотел бы я вам верить, госпожа Ульянофф. Но это только слова. А мне хотелось бы получить что-то более весомое.
- Как, например, что?
Несколько секунд он делал вид, что обдумывает варианты.
- Например, вы скажете, где я мог бы найти вас, – сказал он и облизнул губы. – Разумеется, в интересах государственной безопасности.
- Кто бы сомневался, что исключительно в этих целях, – вздохнула я. – Дайте, пожалуйста, ваш мобильник, советник.
Он с готовностью протянул мне телефонный аппарат. Я занесла свой номер и вернула.
- Можете звонить в любое время. В интересах госбезопасности, разумеется.
Советник посмотрел мою запись, ткнул в экран смартфона и принялся ждать, сверля меня взглядом. В моей сумочке запиликал сигнал вызова. Советник улыбнулся и дал отбой. Вновь взял рабочий планшет.
- Опрос госпожи Ульянофф закончен, – сказал он экрану, отбросившему синеватые блики на его лицо.
***
Конечно, я его обманула. Старые знакомые Пильника меня совершенно не интересовали, как и мифические архивные документы, в существовании которых я сильно сомневалась. Но заговорить зубы мелкому чиновнику на границе – не самое большое достижение. Впереди меня ждала гораздо более сложная задача.
***
Единственный ребенок Антона Пильника – сын Аркадий – родился вне официального брака. В это сложно поверить, но один из богатейших людей в истории России умудрился прижить дитя на стороне, в то время как находился в законном браке. У них с Полиной Сафроновой, третьей по счету супругой, а по происхождению – дочерью генерального прокурора, как-то сразу не задалось. Удивляться, впрочем, не приходилось, ведь стороны изначально не скрывали, что это бизнес-проект, ставки в котором нельзя сравнивать с обычным семейным предприятием.
Участники бизнес-проекта подстраховались от форс-мажоров и зацементировали свой пакт о намерениях брачным контрактом, составленным в адвокатском бюро Голыванова, который вписал свою имя в историю как последний истец, успешно оспоривший в Верховном суде решение Конституционного суда. В документе, скрепленном автографами Полины Сафроновой и Антона Пильника, имелись несколько принципиальных пунктов, касающихся соблюдения супружеской верности и возможных штрафных санкций за их нарушение. Отчего-то жених, не раз подтвердивший свой стратегический гений, особого значения этим деталям не придал. Как он пояснял позднее, 22-летняя Полина Сафронова, недавно закончившая институт благородных девиц, не создавала впечатление опытной интриганки. К тому же ему просто не пришло в голову, что кто-то рискнет применить упомянутые санкции против него самого.
«Думаю, это расплата за продолжительный успех. Слишком долго мне везло, и чутье мне изменило», – сказал он мне как-то.
Если не соврал, то близость с третьей женой у Антона Пильника было лишь однажды – в первую брачную ночь, когда оба сильно напились, а невеста еще и вынюхала какого-то дерьма до состояния ядерной батарейки, готовой разорваться в любой момент. У самого Пильника сохранились об этом отрывочные воспоминания с несмываемым налетом стыда. На следующее утро Полина, сидя в окружении десятка подружек у бассейна средиземноморской резиденции Пильника, показала, что не только не испытывает каких-либо теплых чувств к обретенному супругу, но и начисто лишена чувства такта: при всех она отчитала его и сказала, что если ему еще раз вздумается удовлетворить свою извращенную похоть при ее непосредственном участии, она позвонит и все выложит отцу, который в свое время преодолел махом несколько карьерных ступеней, препроводив на скамью подсудимых организованную группу сексуальных извращенцев из среднего властного звена.
«Первый позыв был, конечно, просто выставить этих шикс за порог. Возможно, если бы я так и поступил, все могло сложиться иначе», – жаловался он мне.
Вместо этого Пильник потревоженной ланью метнулся в свой кабинет и принялся названивать новоиспеченному тестю. Трудно сказать, чего он рассчитывал добиться от генпрокурора. Что тот отчитает дочь за дерзость? Заставит уважать мужа? Убедит покорно предлагать свое тело супругу?
Когда все же соизволил взять трубку, генеральный прокурор был вроде бы вполне любезен, но все же холоден. Кроме того, чувствовалась в его интонациях затаенная усмешка, так что Пильник наговорил ему ни к чему не обязывающей ерунды и поспешил распрощаться.
У него еще оставались шансы сохранить статус-кво, если бы он тогда же понял, что тучи сгущаются и предпринял конкретные шаги. Но Пильник списал все на злоупотребление вредными для здоровья субстанциями и решил, что ладно, пусть девочка пока строит из себя недотрогу, молодая еще.
Он решил не прерывать запланированную недельную отлучку из столицы и остался на вилле, однако полностью погрузился в дела, которые требовали его участия. В плане бизнеса тоже поступали неприятные звоночки. И в первую очередь это касалось его главного на тот момент проекта – корпорации «Лунга Вита», которая занималась выпуском различных омолаживающих препаратов.
Одно из подразделений компании плодотворно продвигалось в исследованиях синдрома Хатчинсона-Гилфорда – редкого генетического заболевания, которое приводит к стремительному старению и смерти. С этим диагнозом дети доживали максимум до двенадцати лет. Всему виной мутировавший протеин – погерин. Скапливаясь в клетках организма, он провоцировал их быстрое старение. В какой-то момент ученые нащупали путь к созданию средства для спасения таких больных. Они установили, что рапамицин – довольно распространенный иммунодепрессант, применяемый в трансплантологии – вымывает из клеток погерин и останавливает болезнь. И вот на основе этих результатов началась работа по созданию реального лекарства от старости. Пильник так воодушевился открывающимися перспективами, что затеял всенародное IPO. Вкладчикам он обещал не только дивиденды, но и – чем черт не шутит! – бессмертие.
Успех «Лунга Вита» на бирже впечатлил даже бывалых дельцов с Уолл-стрит.
Приятели из кремлевских коридоров ворчали, что так дела не делаются. «Прежде чем раздавать направо и налево вакцину бессмертия, следовало проконсультироваться с нами», – пеняли они, но через подставных лиц скупали акции «Лунга Вита».
И вот теперь Пильник получил секретный отчет внутренней проверки, которую инициировал из-за топтания проекта на месте. Выяснилось, что руководитель исследовательской группы еще на ранних этапах программы начал подправлять результаты экспериментов.
Это была еще не катастрофа, но ее стремительное приближение.
Несмотря на все предпринятые меры, обрывки информации все-таки утекли во внешний мир: несколько крупных инвесторов внезапно избавились от своих долей в компании, на бирже начали циркулировать слухи, котировки акций «Лунга Вита» устремились вниз. А потом пришли новости из Саратова. Господи, почему Саратов? Пильник даже не помнил точно, где этот город на карте… В общем, в Саратове толпа разъяренных пайщиков разгромила одну из сетевых аптек Пильника. Пришли донесения, что недовольства растут и в других губерниях.
Теперь уж точно пора возвращаться, решил магнат и распорядился назавтра организовать рейс в Москву. Мажордом поинтересовался, как быть с госпожой Пильник. «А что, она еще тоже здесь?» – удивился хозяин виллы, последние два дня не покидавший свой кабинет. Оказалось, что не только она, но и десяток ее подружек тоже.
«Я и так был на взводе. А тут еще эти дуры», – жаловался потом Пильник.
Памятуя последний разговор с генеральным прокурором и держа в уме происходящие события вокруг «Лунга Вита», он воздержался от драматических сцен. А вот от алкоголя чуть больше, чем обычно, не воздержался. В тот вечер он нанес существенный урон стратегическому запасу в винном погребе. Поэтому, как и в первую брачную ночь, события запечатлелись в его мозгу лишь фрагментарно. Уже за полночь он решил освежиться в бассейне. По пути успел столкнуться с группой подружек женушки. Он, кажется, довольно некрасиво на них наорал. А затем – в его восприятии, можно сказать, сразу – бросился в воду.
Вот у бассейна-то Пильника и стреножила будущая мать его единственного ребенка.
***
Подворье находилось на отшибе, на границе убогой безымянной деревеньки в 30 верстах от Костромы. У входа мне попался дядька в рясе и с распятием, покоившимся на объемном пузе. Он развалился на деревянной скамье под парой поэтичных сосен и, запрокинув голову, смотрел вдаль поверх куполов, а его толстые пальцы с впечатляющей ловкостью сворачивали самокрутку.
- Здравствуйте, почтенный. Не подскажите, как мне найти вашего завхоза?
Дядька перевел взгляд на меня. На секунду его шустрые пальцы замерли, а потом продолжили обхаживать самокрутку, но создавалось впечатление, что в мыслях он держит в руках нечто иное.
- А ты кто такая будешь? Зачем он тебе? – прищурился пузатый.
- Родственница, – говорю. – Дальняя. Приехала навестить.
- Родственница? – он молниеносным движением облизнул кончик самокрутки, потянулся под полу рясы, извлек зажигалку, прикурил и со смаком попыхал несколько раз. – Со стороны отца?
- Отца? – приняла я подачу. – Знали бы вы, кто его отец, не стали бы задавать такой глупый вопрос.
Когда он затягивался, самокрутка потрескивала и роняла искры. Глаза его съехались к переносице, наблюдая за тлеющим огоньком.
- Значит, по матери, по шалаве этой…
Он откинулся и блаженно зажмурился. Даже дышать перестал. Потом резко открыл глаза и закашлялся, пуская едва заметные обрывки дыма.
- Ты потом, когда закончишь с этим родственничком своим… – он прервался, чтобы сделать еще пару отрывистых затяжек и бросить окурок под ноги. – Ты не забудь ко мне заглянуть. Я тебе помогу… греховные твои деяния… в полной сумме и без остатка… во спасение бессмертной души…
С каждым словом голос его звучал тише. Ближе к финалу он уже неразборчиво бормотал и клевал носом.
- Завхоза-то как найти? – я пощелкала пальцами у него перед лицом.
Он поднял голову, мутно посмотрел сквозь меня, неопределенно махнул рукой и сонно засопел.
- Вот чёрт! – не сдержалась я.
Тут толстяк сразу встрепенулся и погрозил мне кулаком.
- Ты это брось… Тут же святое место… А ты… Такие вещи… Нельзя! – он потер щеки и часто заморгал. – А завхоза на огороде поищи, он там вечно возится.
Я повернулась и пошла искать огород.
- Ко мне потом не забудь! – неслось вдогонку. – Отмолимся! Во имя! И во благо тоже!
Огород занимал не меньше двадцати соток. Вдоль аккуратных ровных грядок тащился на полусогнутых Аркадий, сын Пильника, и волок за собой лейку, которая рядом с ним выглядела неправдоподобно большой. Росту в нем было не больше метра шестьдесят. И щупленький какой-то. Ничего-то ты у отца своего не унаследовал, подумалось мне. Я к этой встрече готовилась не один день, но в реальности он имел более несчастный вид, чем на фотографиях, так что я даже испытала странное чувство, правда быстро привела себя в норму.
- В этой дыре даже садового шланга не нашлось? – чуть громче, чем следовало, сказала я.
Аркадий вздрогнул и обернулся. Бухнул на землю лейку, расплескав воду.
Я приблизилась на несколько шагов, а он продолжал оторопело молчать.
- Вы же Аркадий?
Молодой человек, поправив очки с толстыми стеклами, озирался по сторонам то ли в поисках поддержки, то ли прикидывая, как половчее от меня удрать.
- Не бойтесь, Аркадий, я просто хочу поговорить.
Он все еще мог сорваться с места.
- Как вы меня нашли? Кто вас прислал? Сафроновы?
У него были еще совершенно мальчишеские интонации.
Я рассмеялась.
- Если бы они узнали, что я собираюсь сделать, мне бы точно не поздоровилось.
- Значит, вы от моего биологического отца?
На мгновение мне вновь стало его жалко – столько в его вопросе было ужаса и надежды.
***
- Может быть, Сафронова подговорила вашу мать соблазнить Пильника?
Аркадия мой вопрос не удивил, но с ответом он не торопился. За последние три часа он стал чувствовать себя увереннее и спокойнее.
- А почему бы и нет. Эти подружки еще и не такое вытворяли, насколько мне известно. А то, что я знаю об ее отце… В общем, я бы не удивился. И тогда это объясняет, почему они в итоге решили избавиться от матери.
- Я сожалею, – произнесла я дежурную фразу.
Аркадий внимательно посмотрел на меня, и мне пришлось отвести глаза.
- Не нужно, – продолжил он. – Сейчас, спустя все это время, я не думаю, что у нас с ней могло быть счастливое будущее. Иллюзий на ее счет у меня не осталось. Она же никогда не относилась ко мне, как к своему ребенку… Раньше, когда жил в приюте, я часто думал, что лучше бы она сделала аборт, это было бы честнее. Потом поумнел.
Мы сидели на кухне в его домишке, построенном за стенами подворья, в стороне от дорог и людей. Стало темнеть, и Аркадий поднялся, чтобы зажечь свет. Поставил на плиту чайник.
- И зачем же Пильник отправил вас ко мне?
- Он не отправлял меня, я же говорила, – пришлось мне повторить. – Это моя личная инициатива.
- То есть вы что-то вроде его психоаналитика?
- Это не совсем так. Нас называют сиделками. Но мы занимаемся кое-чем посерьезнее, чем смена подгузников у разбитых Паркинсоном стариков. У каждого из нас есть только один подопечный. И подбирают нас друг для друга строго индивидуально.
- Неужели компьютерная сваха?
- О, я бы не возражала! – вздохнула я. – Все несколько сложнее. Проходим тысячу тестов на прямую и обратную совместимость. Проекциям-то это только в радость, способ занять время. А вот нам приходится нелегко…
Аркадий сел рядом со мной за стол, накрытый липкой клеенкой, и стряхнул на пол невидимые крошки.
- И много там таких, как он?
- Вообще, это закрытая информация. Бережем нервы впечатлительной публики, – решила я нагнать на него жути. – Обывателей до сих пор пугает одна мысль, что где-то рядом, в параллельном электронном мире, витают сущности бывших людей. Но у нас тут вроде как особый случай, поэтому я скажу. Проекций пока едва две сотни наберется. Для поддержания каждой приходится задействовать огромные сетевые ресурсы. На нынешнем уровне развития технологий это обходится чрезвычайно дорого. Так что позволить себе цифровизацию могут только очень богатые люди. Самые богатые. Ну, и еще иногда правительства или крупные корпорации оплачивают выгрузку особо ценных личностей.
Я могла бы привести ему примеры таких ценных личностей, но эти данные разглашать было строжайше запрещено. Например, предпоследний глава Римской католической церкви Папа Сикст VI. Именно он положил конец не прекращавшимся десяток лет спорам иерархов, противоречит ли цифровизация сознания постулатам церкви. Для этого потребовалось, чтобы при регулярном обследовании эскулапы обнаружили у него неоперабельную опухоль простаты. Как она успела так быстро развиться? Ведь еще полгода назад не было никаких намеков… Не иначе, божье провидение вмешалось. Очень кстати.
Даже не дождавшись успешной выгрузки Папы, совет кардиналов постановил, что после выключения тела человеческая душа продолжает свой вечный путь в образе нейро-программной проекции.
- Это как же нужно не дорожить реальной жизнью, чтобы променять ее на этот цифровой мираж.
- У каждого находятся свои причины. Ведь это шанс на бессмертие.
Аркадий задумался.
- Проклятие Мафусаила… – произнес он.
- Пардон, это что-то значит?
- Так называется одна старая книжка.
- Не слышала про такую.
- Ясное дело, она не очень популярная. Лет пятнадцать назад ее написал один малоизвестный автор, может быть, вообще графоман. Она мне случайно попалась, – Аркадий на мгновение замешкался. – Когда искал информацию про исследования «Лунга Вита» о лечении синдрома Хатчинсона-Гилфорда, погерине и бессмертии.
- Ну и? – не поняла я, к чему он клонит.
- Автор этой книжки нарисовал довольно мрачное будущее человечества, получившего доступ к сыворотке жизни. Например, он придумал, что в России продолжительность жизни отмеривают каждому по общественной значимости. Но это на словах, а на самом деле бессмертие приватизирует правящий класс и паразитирует на обычных людях.
- Как-то это слишком… прямолинейно, пожалуй.
- Возможно, – пожал он плечами. – Но я согласен с «Проклятием Мафусаила», что человечеству бессмертие не пойдет на пользу. Именно конечность, неизбежность финала, вот что придает смысл нашему существованию.
Дам руку на отсечение, что эту мысль он обмусоливал не раз.
- Так легко говорить, когда тебе двадцать лет.
- Мне двадцать три, – поправил он.
Моя улыбка его не смутила.
- Я кажусь вам слишком юным? – с вызовом спросил он.
- Я кажусь вам слишком старой?
Вот тут Аркадий покраснел и бросился к чайнику, хотя тот еще не закипел.
- У меня есть предложение, – решилась я. – Здесь же найдется что-нибудь покрепче чая?
***
Пильник в шутку называл меня своей четвертой женой, что не так уж далеко от истины. Отношения сиделок и их подопечных сильно напоминают супружеские.
На начальном этапе изобретатели нейро-программного проецирования не предвидели всех последствий. Например, только после первых экспериментов подтвердилась давняя гипотеза, что одна и та же личность не может существовать одновременно в двух разных ипостасях. Оказалось, что после переноса «опустевшее» тело погибает, лишившись сознания. Попытки сохранить тела результатов не принесли.
Выяснились и другие важные обстоятельства. Лишившись тела, личность оказывается ужасно уязвимой. Переход в цифровой формат нарушает привычное восприятие времени, и первые опытные экземпляры, если можно так выразиться, сошли с ума, прежде чем удалось минимизировать побочные эффекты. Разработанная программная имитация режима сна решила проблему лишь отчасти. Добиться стабильного и прогнозируемого поведения проекций удалось только благодаря нам, сиделкам.
Всегда бесилась из-за этого унизительного прозвища.
***
Монастырский кагор оказался отвратительным на вкус, но меня таким не прошибешь. Я внимательно следила, чтобы Аркадий не забывал подливать себе после того, как наполнял мой стакан.
После третьей мы наконец перешли на «ты», причем выглядело это так, будто и не моя инициатива.
- У него в последние полгода какое-то странное состояние. Он темнит и… Как бы это назвать? Хорохориться? Нет, не то… О, нашла! Храбрится! Но я же не первый год с ним. Я чувствую, что ему тоскливо. Такое иногда бывает. Ему стало мало меня. Нужен близкий человек.
- Ну, зашибись, – фыркнул Аркадий. – То есть ты хочешь, чтобы я поехал на этот ваш бездуховный Запад и подлечил его хандру вместо тебя. И зачем мне это делать?
Я покачала головой.
- Уверена, что это пойдет на пользу вам обоим. Только не говори, что тебе нравится тратить свои лучшие годы на возделывание приходского огорода за крышу над головой.
Он выпятил нижнюю челюсть и, приосанившись, сложил руки на груди. Занял оборонительную позицию.
- Братья позаботились обо мне, когда никому до меня не было дела.
В последних словах угадывался упрек.
- А ты когда-нибудь задумывался почему они это сделали?
- Потому что так велит милосердие.
Я поморщилась.
- Не хотела бы тебя сильно огорчать, но скорее всего дело тут в другом. Думаю, им щедро отстегивает семейка Сафроновых, чтобы они присматривали за тобой вдали от внимания, так сказать, широкой публики. Приберегают тебя на случай, если подвернется шанс завладеть еще какой-нибудь собственностью Пильника.
Он уже открыл было рот, чтобы возмутиться, но тут трагически заскрипела дверь в сенях, что-то с грохотом упало, заставив подскочить стаканы с кагором на столе.
- У тебя всегда так шумно?
Ответить Аркадий не успел – на пороге возник давешний толстяк в рясе.
- Ага, вот вы где! – потер тот руки и принюхался. – Чем это вы тут занимаетесь, безобразники?
С нашей последней встречи времени он зря не терял – его шатало из стороны в сторону, глаза были совершенно дикие, пояс сполз под брюхо и практически скрылся от глаз, а косые полы рясы разъехались в стороны.
Аркадий вскочил, опрокинув табурет.
- Отец Пафнутий! – выпалил он.
- Ироды! – взревел отец Пафнутий и попер на Аркадия, набычившись.
Молодой человек сник.
- Да мы ничего такого, – промямлил он.
Отец Пафнутий замер.
- Она! – направил он на меня указательный палец. – Она – искусительница! Орудие дьявола!
Мой сценарий не учитывал появление священника, но кто я такая, чтобы противиться неожиданным сюжетным поворотам.
- Отец Пафнутий, вам плохо? – совсем растерялся Аркадий.
Здоровяк с неожиданной для человека его габаритов быстротой приблизился к Аркадию, схватил огромной пятерней за загривок и швырнул, как котенка, в стену. Парень не сопротивлялся и с разбега хлопнулся лбом об книжную полку. Очки треснули и упали на пол. Ноги Аркадия подломились, и он повалился рядом с разбитыми очками, закатив глаза.
Внезапно я обратила внимание, что на полке стоит книжка, на корешке которой значилось «Проклятие Мафусаила».
Отец Пафнутий склонился над Аркадием и потряс за плечо. Никакой реакции не последовало.
- Всё ты, ведьма! – гаркнул поп и поднял голову.
Как раз вовремя: я уже стояла вплотную к нему, замахнувшись чугунной сковородой, которую схватила с плиты. Получилось достойно, вложилась всем телом: удар пришелся отцу Пафнутию за левое ухо. Сковорода завибрировала от звона.
Отец Пафнутий качнулся и недоверчиво помотал головой. На мгновение его взгляд прояснился, он потянулся, пытаясь схватить меня, и я отступила на пару шагов. Потеряв равновесие, он опустился на одно колено, а потом рухнул ничком рядом с Аркадием.
***
Аркадий пришел в себя минут через двадцать. Этого времени хватило, чтобы пробежаться по «Проклятию Мафусаила» и выяснить, почему она так запала ему в душу: главный герой тоже рано потерял мать, отец – могущественный владелец корпорации, производящей сыворотку жизни – живет за границей и судьбой своего отпрыска не интересуется.
Молодой человек застонал и стянул со лба влажное полотенце, которое я положила ему вместо компресса. Приподнялся на локте и подслеповато прищурился, разглядывая обмякшую фигуру отца Пафнутия. Он пошарил рукой по полу и нашел свои очки. Нацепил их на нос, но тут же снял, потому что через треснувшие линзы все равно ничего не видел.
Из левого уха священника на пол натекла кровь. Рядом лежала сковорода.
- Что с отцом Пафнутием?
Тревога в голосе Аркадия была искренней.
- А ты не помнишь?
Он машинально потер лоб, задел внушительную шишку и вскрикнул.
- Помню, мы с вами… то есть, с тобой сидели… Пили вино… А потом…
Аркадий замолчал.
- И все?
Он кивнул.
- А потом, – продолжила я вместо него, – явился этот твой отец Пафнутий, поднял крик, напал на тебя, и ты, защищаясь, огрел его по башке сковородой. И отключился.
- Боже мой, – проговорил он. – Надо же ему помочь!
- Мне кажется, насчет этого можно уже не беспокоиться.
- В смысле? – насторожился Аркадий.
- По-моему, он преставился ко своему патрону.
Его затрясло. Он потянулся вперед, дотронулся кончиками пальцев до щеки отца Пафнутия и тут же отдернул руку.
- Это я его убил?
- Выходит, что так.
Я налила кагор в граненый стакан до краев и протянула Аркадию, не расплескав ни капли. Сначала он отвернулся, но потом все-таки принял стакан, сделал несколько судорожных глотков, поперхнулся и закашлялся. Пришлось забрать у него стакан.
- Что будешь делать? – спросила я его.
Он провел мокрым полотенцем по лицу, взъерошил волосы и обреченно уронил голову.
- А что тут делать? – Аркадий шмыгнул носом. – Надо пойти и рассказать обо всем братьям.
Я повертела в руках граненый стакан и допила вино.
- Отличная идея. Тебе же не надо напоминать, что у вас тут полагается за насильственные действия против представителей духовенства? Про убийство я уж и не говорю.
Аркадий попытался встать, опираясь обеими руками в грязный линолеум, но ноги его скользили и разъезжались. Я подхватила его подмышки и помогла подняться. Мы оказались совсем близко друг к другу. Он был на полголовы ниже меня. Я заметила на его лице еще не прошедшие отметины юношеских прыщей.
- Ты же подтвердишь, что это была самооборона, да? – взмолился он.
Я не стала объяснять, что для меня это означает пойти по делу в качестве соучастницы.
- Боюсь, это не изменит твоей участи. Тебя все равно ждет виселица.
Подняв с пола опрокинутый табурет, он без сил опустился на него.
- Мне кажется, есть один вариант, – закинула я удочку, обойдя тело отца Пафнутия и устроившись за столом напротив Аркадия. – Тебе нужно уехать со мной.
Конечно, я рисковала, действуя настолько в лоб, но времени на хождения вокруг и около не осталось. Тем более, парнишка пребывал в стрессовом состоянии.
- Это невозможно, – еще не понимая, куда я клоню, заспорил он. – Меня никто не выпустит из страны. Да и какое уехать!.. Они же сразу меня в розыск объявят, как обнаружат отца Пафнутия.
- Значит, нужно, чтобы его не нашли, – заключила я.
- В каком это смысле?
- Уже темнеет. В сенях я видела тачку. Мы можем отвезти его в лес и закопать. Когда его найдут, мы будем уже далеко.
Аркадий посмотрел на меня с нескрываемым ужасом и, кажется, немножко с восхищением. Но тут же снова сник.
- Бесполезно. Мне никогда не получить выездную визу.
- Глупый! Как раз это мы устроим без проблем. Мы с тобой поженимся.
Он сделал большие глаза.
- Разумеется, фиктивно, – поспешила добавить я. – Придется нам постараться, чтобы произвести впечатление на свадебных администраторов. И выездная виза у тебя в кармане. А на месте уже разведемся, когда захотим.
- Ты правда готова пойти на это? Для меня?
- Ну-у-у… Это ведь и в моих интересах тоже. Я же хотела организовать твою встречу с отцом.
Аркадий смутился.
- Нет-нет, наша договоренность не означает, что ты обязан знакомиться с Пильником, – поспешила добавить я.
До этого момента он нервно крутил в руках разбитые очки, а тут с торжественным видом водрузил их на переносице и заявил:
- Я согласен.
***
Выбравшись из такси у центрального входа внуковского авиахаба Аркадий оробел. Я взяла его под руку и потащила за собой внутрь.
- Ты уверена, что у нас получится? – прошипел он мне в ухо.
- А вот сейчас и узнаем, – я вцепилась в него мертвой хваткой, чтобы не дай бог не дал деру.
До вылета челнока оставалась пара часов, но меня беспокоила очередь на таможенном контроле. Пока мы шаркали и переминались с ноги на ногу, еле-еле продвигаясь к заветному окошку, нервозность Аркадия передалась и мне. Я крутила головой и ничего толком не могла рассмотреть. Поэтому я вздрогнула от неожиданности, когда над ухом раздалось: «Кого это я вижу!».
Давешний советник миграционного департамента улыбался и скалил зубы.
- Госпожа Ульянофф! Уже покидаете нас? Так скоро? Нашли все, что хотели?
Его напускное радушие не сбило меня с толку.
- О да, – отозвалась я. – Даже более чем.
Тут он заметил Аркадия рядом со мной.
- А что это за молодой человек с вами? – ледяным тоном поинтересовался советник.
Я помедлила с ответом чуть дольше, чем следовало.
- Это мой муж, – наконец выдавила я из себя.
- Мы молодожены, – зачем-то брякнул Аркадий.
- Ах даже так!
С профессиональным любопытством советник переводил взгляд с меня на Аркадия и обратно.
- Мне кажется, госпожа Ульянофф, нам придется продолжить общение в более подходящей обстановке.
Он взмахнул рукой, и рядом с нами в считанные секунды материализовались двое гвардейцев – оба метра под два ростом, в тактических бронекостюмах, лица скрыты за пуленепробиваемыми забралами.
- Следите за ним, чтобы не сбежал, – показал им советник на Аркадия. – А вы, госпожа Ульянофф, следуйте за мной.
Я всерьез испугалась, что Аркадий грохнется в обморок. От волнения он снял новые очки («Будем считать это свадебным подарком», – пошутила я, когда мы их выбирали) и принялся протирать их носовым платком.
- Это недоразумение, мы быстро все уладим, – пообещала я ему.
Мой супруг кивнул, но я не уверена, что он толком расслышал, что я сказала.
Советник хмыкнул и повел меня в свой кабинет.
- Я вам звонил, – заявил он, когда мы вновь расположились друг напротив друга за его столом.
- Я польщена.
- А я расстроен. Ведь вы мне не ответили.
- Уж извините, слишком много дел. Свадебные приготовления… Ну, вы понимаете, наверное.
Мои игривые интонации его не смутили.
- Свадебные приготовления – это я могу понять. Но меня удивляет другое: в прошлый раз вы уверяли меня, что приехали собирать материалы для диссертации. А сейчас выясняется, что за несколько дней вы успели выйти за муж. Догадываетесь, как это выглядит со стороны?
- Я кажусь вам легкомысленной?
Он быстро провел кончиком языка по губам, напомнив змею.
- Вы кажетесь мне очень подозрительной. И уж теперь мы разберемся, кто вы и зачем на самом деле приехали!
Советник торжествовал. Картинки, всплывающие в его мозгу, были практически осязаемы: вот он на скорую руку мастерит петличку в лацкане пиджака, чтобы нацепить орден за поимку опасной государственной преступницы; вот почетная грамота на самом видном месте в кабинете; вот присвоение очередного звания и повышение в должности… А там, глядишь, и заветная пенсия не за горами.
Я жестом попросила у него сигарету. Он протянул ее вместе с зажигалкой.
- Советник, как вас зовут? – спросила я после первой затяжки.
- Допустим, Эдуард.
- Допустим? – улыбнулась я. – Хорошо, Эдуард. Так, может быть, вы расскажете, что мне нужно сделать, чтобы загладить вину.
Советник встревоженно глянул на включенный планшет на столе и что-то нажал на экране.
- Речь тут не о нас с вами, а о законе. И национальных интересах.
- Эдуард, – протянула я, улыбаясь еще шире. – Ну зачем же нам впутывать какие-то национальные интересы, когда нас тут только двое…
Я и ногой покачивала, и сигаретой маячила из стороны в сторону, но такими дешевыми фокусами его оказалось не пронять.
- На что это вы намекаете? – отстранился он.
Я укрылась за клубами дыма.
- Знаете, что, госпожа Ульянофф? Я думаю, пора вызвать спецов из госбеза. Мне кажется, им будет о чем поговорить с вами.
Хорошо, решила я, черт с тобой. Бросила под ноги окурок и раздавила каблуком.
- Эдуард, ты, конечно, можешь позвать остолопов из госбеза, – по-деловому согласилась я. – И, кто знает, вдруг окажешься прав и они заинтересуются моей персоной. Но тебе-то с этого какой прок? Думаешь, тебе благодарность объявят? Нет, тебя похлопает по плечу какой-нибудь молодой мудак в кожаной куртке и на этом все закончится.
Больше всего советника задело мое предположение, что благодарность – недосягаемый предел, на который ему вряд ли стоит рассчитывать.
Я выдержала паузу, чтобы он успел оценить свои перспективы.
- Но у меня есть другое предложение, которое, думаю, придется тебе более по вкусу, – продолжила я. – Сейчас я наберу номер одного очень могущественного человека. Вашего, русского. И дам трубку тебе, а ты назовешь ему сумму, которая позволит тебе закрыть глаза на маленькие странности моего кратковременного визита.
За время, пока советник колебался, я успела лишь набрать номер.
***
Я думала, в шаттле Аркадий наконец расслабиться, но он продолжал нервничать, как будто закованные в броню гвардейцы все еще маячат у него за спиной.
- В чем дело? – спросила я, когда в иллюминаторе изогнулся горизонт и навалилась чернеющая синева. – Бояться нечего, им уже не достать нас.
- Дело не в этом, – шепотом ответил он, прикрывая рот ладонью от других пассажиров. – То есть и в этом, конечно, тоже. Я до сих пор не могу поверить, что… что совершил это.
Блики приглушенного дежурного освещения дрожали у него в глазах.
- Это же грех, страшный грех! – не унимался Аркадий. – И даже не то, что убил… То есть, что убил – грех, конечно, но я же не хотел, не было у меня помыслов!.. А вот то, что потом мы сделали… Это очень плохо… Не по-людски.
- Если тебе так будет спокойнее, я сразу же, как прилетим, сообщу в обитель, где искать отца Пафнутия, – предложила я.
Он отпрянул.
- Действительно, неплохая мысль. Похоронят его, как полагается. Это ты прав, – рассудила я.
Аркадий нахохлился, отвернулся к иллюминатору и больше до самой посадки в Галеане в Рио-де-Жанейро со мной не разговаривал.
***
Из трех наших с Пильником резиденций я выбрала самую удаленную от России. За океаном надежнее, решила я. Хотя приличные страны уже давно разорвали соглашения с Московией о выдаче преступников, так мне было спокойнее на душе.
Пока мы добирались на аэротакси домой, я боролась с желанием немедленно связаться с Пильником, но это следовало сделать все-таки в одиночестве, чтобы не пугать раньше времени Аркадия.
Панорамы Рио произвели на него впечатление. Склоны, ранее застроенные уродливыми развалинами фавел, теперь украшали аккуратные белоснежные виллы с изумрудными бассейнами, в которых резвились бледные потомки беженцев из Европы второй волны. А вдалеке над всем этим распростер свои ладони монументальный Иисус. Вспоминать о прежних обитателях здешних мест считалось дурным тоном.
- Я смогу тут остаться? – прекратил свой бойкот Аркадий.
Я промычала нечто невразумительное, уходя от прямого ответа. Даже не знаю, что меня смутило в этом простом вопросе.
Аэротакси заложило вираж и направилось к жилому комплексу «Амбассадор», которым управляла одна из множества компаний, принадлежащих Пильнику. Он напоминал неустойчивую многогранную башню неправильной формы, собранную из гигантского детского конструктора обдолбанным торчком с подавленными комплексами.
- Ты живешь здесь? – спросил Аркадий, когда мы спикировали на посадочную площадку на крыше дома.
- Иногда. Подбери челюсть с пола и пойдем.
Мы вылезли из аэротакси, сели в лифт и спустились на пару этажей. Я распахнула двери апартаментов и пропустила Аркадия вперед.
- Вот столовая, – показала я. – В холодильнике, наверное, есть свежие фрукты и охлажденное вино. В общем, что найдешь – все твое. А я пока приведу себя в порядок.
Он стоял, замерев перед стеклянной дверью от пола до потолка, за которой была терраса. Оттуда открывался прекрасный вид на город – не хуже, чем из аэротакси.
- Не стесняйся, можешь выйти, – подбодрила я его и пошла в свою спальню.
Там я первым делом выдвинула ящик прикроватной тумбочки, взяла беспроводной коннектор и вставила в ухо.
- Неужели это ты, душа моя, – услышала я практически сразу.
Недели не прошло, но я уже успела отвыкнуть от ощущений, что Пильник говорит у меня прямо в голове.
- Только не ври, что соскучился. Эта переметная коза Катерина наверняка успела вскружить тебе голову.
Мне показалось, что Пильник улыбается, но это не имело смысла.
- Как я понимаю, у тебя все получилось, – не стал он отвлекаться. – Правда, не все пошло, как мы планировали. Зачем ты его женила на себе?
- Ревнуешь?
- Ты же знаешь, что нет. Так зачем?
- Ситуация развивалась немножко не по плану. Пришлось импровизировать.
- Ну, хорошо. А что за заминка вышла перед вылетом обратно?
- Все-то ты знаешь.
- Естественно. Как и всегда.
- Иногда это бесит, – призналась я. – На контроле оказался слишком подозрительный миграционник. Пришлось задействовать все свое обаяние.
- И он просто вас пропустил?
- Можно сказать и так.
- Темнишь.
Развивать эту мысль Пильник не стал.
- Не ожидал, что он такой жалкий, – сказал он.
- Наблюдаешь за ним?
- Да, сейчас он пытается понять, что делать с маракуйей. Без шансов, я думаю.
- Ты бы видел, в каких условиях он жил, не стал бы иронизировать.
- Это ничего не меняет. Как считаешь, он уже готов?
- Совершенно точно – нет. Ему потребуется время на адаптацию. Слишком много на него навалилось.
- Жаль.
Его молчание длилось пару секунд.
- Эта резиденция скомпрометирована и более небезопасна. Я направил к тебе людей. Они перевезут вас в надежное место.
- Раз ты так говоришь…
- Да, говорю. До скорой встречи, дорогая, – сказал Пильник и отключился.
Я извлекла из уха коннектор. Сменила дорожный деловой костюм на короткое легкое платье и вышла к Аркадию.
Битва с маракуйей достигла кульминации. Я бросилась на помощь – то ли Аркадию, то ли фрукту. Забрала у мужа порядком изуродованный плод и разрезала на две половинки.
- Вот, – я взяла чайную ложку и показала, как нужно зачерпывать мякоть и есть.
В дверь позвонили. Аркадий вздрогнул и посмотрел на меня.
- Ничего страшного. Просто нам придется отправиться в более безопасное место, – объяснила я и пошла открывать.
За дверью стояли несколько человек в одинаковых штанах армейского образца и цветастых рубашках с коротким рукавом. Вот эти-то рубашки, которые были абсолютно не к месту, меня и смутили. Пока я соображала, что тут не так, один из них произнес: «Бонжур!» Перед глазами треснула вспышка электрического разряда, меня тряхнуло и вдруг оказалось, что я лежу на полу, смотрю в потолок и не могу пошевелиться. Ко мне наклонилась пара озабоченных лиц, я собралась их обматерить, но тут свет окончательно померк.
***
Боли не было, но и тела тоже. Возникли сомнения, что сама я существую. И кто вообще размышляет об этом?
- Ну же, душа моя, пора просыпаться!
Голос Пильника звучал не так, как обычно – через коннектор, внутри меня, – а снаружи: я его слышала.
Не открывая глаза, я провела языком по внутренней стороне линии зубов. Надавила на правый резец и почувствовала легкий укол боли. Это нормально. Теперь можно и глаза открыть.
Потребовалось какое-то время, чтобы осознать увиденное. Мы находились в незнакомой мне лаборатории. Я полулежала в медицинском кресле со скованными кистями и лодыжками. В стороне от меня в похожем кресле находился и Аркадий. В отличии от меня у него был заклеен скотчем рот, а над головой нависал угрожающего вида колпак, от которого тянулись толстые провода, подключенные к зловещей гудящей установке со множеством вспыхивающих разноцветными огнями отростков. Очки его пропали, поэтому он близоруко щурился, следя за двумя мужиками в белых халатах, которые возились с установкой.
Над ними на проекционном экране подрагивало лицо Пильника. До этого момента он лишь несколько раз общался со мной в таком образе, а публичных появлений избегал в принципе. Сегодня, видимо, настал особый случай.
Программная оболочка для общения использовала данные с видеокамеры и корректировала изображение Пильника, чтобы он не пялился на пустое место. Поэтому я не удивилась, когда проекция Пильника устремила взгляд на меня. Прорисованные с помощью миллиардов операций в секунду губы растянулись в подобии улыбки.
- Мы уже заждались, дорогая, – сказал он.
- Может, ты объяснишь, что происходит?
Проекция печально нахмурилась.
Аркадий задергался, пытаясь освободиться, но все без толку. Он со злостью смотрел то на меня, то на лицо отца под потолком.
- Прошу прощения за несколько грубый способ транспортировки, – обратился Пильник ко мне.
- Пусть лучше твои мартышки меня освободят, – потребовала я.
Мужики в белых халатах отвлеклись от установки и подняли головы к экрану. Пильник отрицательно покачал головой, и они вернулись к своим делам.
- Ты можешь помешать нам, так что придется потерпеть.
- Мы же договаривались, что я вас познакомлю, когда он будет готов!
- И снова прости меня, дорогая. Я должен признаться, что обманул тебя.
Сказано это было без тени сожаления. Захотелось плюнуть в его бесстыжую проекцию, но экран находился слишком далеко.
- Видишь ли, мне совершенно ни к чему с ним знакомиться, – продолжил он. – Меня интересует только его тело.
- Господи, о чем ты вообще?
Аркадий застыл, уставившись на экран.
- Я думаю, мало кто меня понимает так, как ты, дорогая. Ты старалась изо всех сил, но это цифровое потустороннее заточение уже невыносимо.
- Тебя предупреждали, – напомнила я. – Ты мог не соглашаться.
Проекция резко увеличилась в размерах, так что глаза заняли почти весь экран.
- Мог не соглашаться? – переспросил Пильник. – Что-то мне подсказывает, что ты бы тоже выбрала любую возможность продлить свои дни.
Даже когда ученые обкатали новые методики стабилизации проекций, доверять им никто не собирался. Так что мы, сиделки, были приставлены к ним в качестве надсмотрщиков, чтобы не допустить возможных эксцессов.
- Кажется, Катерина не справилась со своей работой, – сказала я, прикидывая, сколько времени прошло с момента моего пробуждения. – Совсем ты разболтался, дорогой.
Он вновь отодвинулся.
- Не нужно ее винить. Я никак не смог бы все это спланировать и провернуть за неделю твоего отсутствия.
- То есть это я не доглядела?
- Не принимай близко к сердцу. У тебя не было такой возможности.
Мне послышались в его голосе нотки самодовольства.
Один из мужиков в белом халате выпрямился и жестом привлек внимание Пильника.
- У нас практически все готово, – сказал он. – Можем начать через пять минут.
Лицо на экране сдержанно кивнуло.
- Ты будешь смеяться, дорогая, но так даже лучше, что вы с ним поженились.
- Да уж обхохочешься. Что ты собрался с ним сделать? – напряглась я.
Пильник сделал паузу. Видимо, чтобы я прониклась значимостью момента.
- Мы проведем обратную выгрузку моей проекции в его тело, – объявил он.
Я слышала, что опыты с обратной выгрузкой проводились в Китае, но все они закончились неудачей: донорские тела отторгали чужое сознание.
- По твоим глазам вижу, что кажусь тебе безумцем, дорогая. Напрасно.
- Это же самоубийство. Мозг Аркадия сгорит от идиосинкразии, а ты перестанешь существовать.
Смех Пильника в колонках был похож на треск.
- Неужели ты думаешь, что я затеял бы это все, если бы не был уверен в результате? Мы все предусмотрели, поверь.
- Кто это «мы»?
Он загадочно улыбнулся.
- Я нашел новых друзей.
Пильник перехватил мой взгляд, брошенный на мужиков в халатах.
- Нет-нет, речь не о них. Я про тех, кто с учетом моего текущего состояния лучше меня понимает.
Я почувствовала, как у меня закололо тысячей иголок скованные руки.
- Ты связался с другими проекциями, дорогой?
В зрачках на экране отражалась бездна.
- У нас образовалось что-то вроде закрытого клуба, – объяснил он. – Прости, но в круг доверенных лиц ты не попала, дорогая.
- Да уж, как мне не повезло.
- Дорогая, не уподобляйся людям, которые прячут за сарказмом свою слабость. Думаю, тебе было бы интересно пообщаться со всем нами. Возможно, это еще случится. Среди моих новых друзей есть совершенно выдающие личности. А как бы еще, спрашивается, мы решили проблему обратной выгрузки…
- Ну, допустим, – я попробовала растянуть свои оковы. – Но зачем понадобилось отправлять меня за твоим сыном? Какой в этом смысл?
- Смысл очень даже большой, дорогая, ведь без генетического сходства обратная выгрузка невозможна.
- И ты заставил меня притащить его сюда, чтобы забрать его тело…
- А кому еще я мог доверить такое непростое дело? И ты отлично справилась, дорогая.
- Вот, значит, почему ты, гад, обрадовался нашему браку, – процедила я сквозь зубы. – Даже не фантазируй, что тебе обломится.
Аркадий надул щеки, яростно дергаясь всем телом, но из-за скотча, залепившего рот, слышалось лишь забавное гудение, из-за которого он напоминал сердитого шмеля.
- Ну-ну, сынок, не трать зря силы, – обратился к нему Пильник. – Твой выход уже скоро.
Шмель осекся и замолчал.
- Неужели тебе его совсем не жалко?
- А разве должно быть? – ответил Пильник вопросом на вопрос. – У меня и при жизни-то были проблемы по части совести, а уж теперь… Давайте переходить непосредственно к перерождению!
Мужики в халатах восприняли это как команду к действию и направились к Аркадию.
- Подожди! – взвилась я. – Ты так и не объяснил! Что будет с его личностью?
Лаборанты на секунду растерялись.
- Ну, хорошо, так и быть, – снизошел Пильник. – Технология следующая: сначала мы выгружаем его проекцию и освобождаем тело. Затем я это тело занимаю. А проекцию его придется удалить, чтобы не разболтал.
- Комиссия по цифровизации этого так не оставит. Они же заметят исчезновение твоей проекции, – предупредила я.
- Про комиссию я помню. Поэтому мне и нужна ты, дорогая. Мы с друзьями придумали довольно изящное решение. Я оставлю вместо себя имитацию. Она занимает ресурсы и во всем напоминает действующую проекцию. Но все же это имитация – призрак призрака. А ты подтвердишь комиссии, что это ничто иное как моя проекция.
- Так не сможет продолжаться вечно, – возразила я.
- Вечно, – протянул Пильник, пробуя слово на вкус. – Вечно не потребуется. Я планирую периодически наведываться в свою виртуальную резиденцию.
Вид у меня, видимо, был сбитый с толку, потому что он решил объясниться.
- Вся идея, дорогая, состоит в этом: время от времени я буду заново проходить цифровизацию, чтобы потом занять новое – молодое – тело.
Кажется, я начала понимать.
- И откуда же ты возьмешь новые тела?
- Я собираюсь их получать, душа моя, самым доступным и отчасти приятным способом. Для которого требуется особь с двумя X-хромосомами. Я думал, мы с тобой отлично поладим, но, раз уж ты четко дала понять, что не желаешь иметь со мной дела... Что ж, на тебе свет клином не сошелся.
Мне уже порядком осточертел его напыщенный тон.
- Дорогой, к сожалению, твой чудесный план не учитывает одного важного обстоятельства.
- Ну что еще? – проекция скривила снисходительную гримасу.
- Посмотри на этого мальчика: ты же видишь, что он совсем не похож на тебя при жизни. Как думаешь, почему? – я взяла паузу. – Это не твой сын.
***
- А я-то, старый дурак, думал, что тебе можно верить, дорогая, – ворчал Пильник, пока мы ждали результаты генетического анализа Аркадия.
- С кем поведешься, дорогой, с кем поведешься…
Он взирал с экрана с укором.
- Но давай порассуждаем логически. Предположим, ты изначально обманула меня. Сейчас даже не важно, с какой целью. То есть этот молодой человек пигмейской наружности моим сыном не является. В таком случае в сложившихся обстоятельствах тебе всего лишь нужно было ничего не предпринимать и наблюдать, как я погибну вместе с его телом, которое начнет меня отторгать. Я ничего не упустил из виду?
- Ты упускаешь из виду, например, что в отличие от тебя я могу жалеть этого мальчика.
- Это, конечно, очень сильное допущение. Меня интересует другое предположение. Что если ты говорила правду и действительно привезла моего сына. Тогда выходит, что ты соврала, сказав, что я ему не отец. А для чего? Чтобы выиграть время?
Я позволила себе улыбнуться.
- Давай, дорогой, как ты говоришь, порассуждаем логически. Если я решила тянуть время, то, наверное, чего-то жду. Или кого-то. Следишь за ходом моих мыслей?
Его лицо исчезло с экрана. Мужики в белых халатах напряженно замерли.
- Ах ты сука! – взревели колонки. – Что это за липкая мерзость?! Почему закрыт шлюз?!
- Мне отсюда не очень видно, но полагаю, что сейчас тебя изолируют от сети. Я дала сигнал тревоги, как только пришла в себя. Но они что-то сильно задержались и заставили меня понервничать. Дорогой, ты меня еще слышишь?
Он уже ничего не ответил.
Пока наемники Пильника соображали, что же им теперь делать, дверь в лабораторию с грохотом сорвалась с петель, и помещение заполонили бойцы опергруппы.
Наконец-то я смогла перевести дух.
***
Я предложила Аркадию не покупать очередные очки, а сделать операцию и решить проблему близорукости раз и навсегда, но он категорически запротестовал, что пока не готов ни к каким медицинским процедурам.
- Ну ты и трусиха, – сказала я.
- А я не понимаю, как ты этого маньяка сразу не раскусила, – он взял бокал с мохито и вышел на террасу, чтобы вновь полюбоваться на Рио-де-Жанейро.
Я вышла следом и облокотилась на парапет.
- Нужно было вычислить всю группу отступников. Трудно представить, на что они могли стать способны со временем.
- Но использовать меня в качестве наживки было нечестно!
Глядя на его мальчишеский профиль, я подумала, что теперь со всем справлюсь.
- Тебе ничего не угрожало, поверь, – соврала я.
Он недоверчиво посмотрел мне в глаза, и я широко улыбнулась.
- Вся эта история еще не укладывается у меня голове, – признался Аркадий. – Помнишь, я говорил про ту книжку, про бессмертие? Ты еще спорила со мной, когда я говорил, что бессмертие только портит людей…
- Я не спорила, а сказала, что не все так однозначно.
- Не знаю, лично мне кажется, что все очень даже однозначно.
- После всего пережитого с тобой трудно не согласиться, – рассмеялась я.
***
На личной встрече настояла я – не хотела обсуждать серьезные вопросы через посредников.
Полину Сафронову мое требование не сильно радовало. Она скрывалась от солнца под гигантскими полями дорогущей, судя по виду, шляпки и часто поправляла темные очки, похожие на пару кофейных блюдец. В ресторане было полно народу, и никто не обращал на нас внимания.
- Пафнутий просил передать, что в следующий раз он тебе шею свернет, – сказала Сафронова.
Я пожала плечами.
- Он сам виноват, пусть не обижается.
- И насчет этого жадного советника из миграционной, – она со значением посмотрела на меня поверх очков. – Не следовало нас с отцом светить.
- Ну, извините. Выбора у меня не было.
Мы замолчали, когда к нам устремился безукоризненный официант с подносом. Он сгрузил на стол перед нами два запотевших стакана с холодным чаем. Исчез он так же беззвучно, как и появился.
- Что теперь с Пильником?
- Его участь решит комиссия по цифровизации. Как и остальных отступников. Я не думаю, что они нажмут кнопку «делит», но и такого исхода исключать нельзя. В любом случае, всех своих активов он уже лишился. Он же собирался занять тело Аркадия. Поэтому переоформил все на него. Пока мальчик еще не вступил в права, но это вопрос нескольких месяцев.
- Он представляет, какие средства окажутся в его руках?
- Пока я его оберегаю от такой шокирующей информации.
- Это правильно, – кивнула Сафронова и отпила чай. – Сможешь и дальше его контролировать?
Я подняла глаза к небу.
- Давай прикинем. Во-первых, он мне признателен, что я спасла его от виселицы. Потом я помешала его папаше украсть его тело. И я – единственная, кого он здесь знает. Когда я заикнулась, что, может быть, он хочет расторгнуть наш брак, он сильно разволновался и попросил не торопить события.
- Какой чувствительный юноша, – хихикнула Сафронова.
- Да уж, не в отца пошел, – подтвердила я.
Мы чокнулись и выпили холодный чай.
- Что ж, ты неплохо со всем справилась. Гонорар мы переведем, как только передашь все материалы по технологии обратной выгрузки. Хотелось бы побыстрее. Если понимаешь, о чем я.
- Есть повод для спешки?
- Уже договорились с одной клиникой в Швейцарии, – прошептала она, наклонившись ко мне.
- Имеется подходящее тело на примете?
Она откинулась в кресле и загадочно улыбнулась.
Я и не знала, что у нее есть дочь.
***
Врач в центре репродуктивного здоровья был улыбчив и радушен. Он долго рассматривал результаты моих анализов и обследования, а затем снял очки и отложил их в сторону.
- Значит, вы уверены в своем решении, Матильда?
- Абсолютно.
- А что говорит ваш супруг?
- В этом вопросе он мне полностью доверяет. Вы же можете гарантировать результат?
- Что у вас родится двойня? Девочки? Вы меня обижаете таким вопросом! Я даю стопроцентную гарантию!
- Это именно то, что мне нужно, – заключила я.
В партии со смертью иметь в рукаве две козырные карты надежнее, чем одну.