Посвящается всем школьникам, работникам сферы образования и школе 1164.
I.
Крр-ы!
Крр-ы!
Стёпа шёл по розовой дороге и смотрел в малиновое небо. Под ногами юркали мышатки, червячки, многоножки.
Крр-ы!
Крр-ы!
Уютно, с интересом бродил Степан по загадочной, глубокой стране. Всё бы ничего, но, как это часто бывает – внезапно малиновое небо стало растворяться да гнездиться, червячки решили потихонечку пропасть, а уши степановы начали ловить далёкую, ужасную, и почему-то знакомую вибрацию. Конечно! Е-б-а-н-ый будильник! 7.45! Пора вставать. В школу. Всё-таки, сегодня четверг, а это значит:
-к первому уроку
-первая алгебра
-потом две физики
-потом английский
-потом география
-потом литература
-потом судорожно домой обедать
-потом доделать номера к дополнительным занятиям по математике
-потом (в 16.30) дополнительные занятия по математике
-потом (уставший) домой
- потом логичный перекус (жаль не перепихон)
- потом уроки на пятницу (информатика, русский, биология)
Ещё бы. Комментарии излишни. Е-б-а-н-ый будильник.
Не снимая с себя одеяла, Стёпа сел на кровати. Так легче проснуться. Просидев минут пять, (ранним утром – читай десять, ибо в данное неказистое время минуты бегут как секунды, а часы – как минуты), он, наконец, встал и, зевая во весь свой утренне-вонючий рот, направился в ванную комнату принимать водные процедуры. Как раз к окончанию оных раздался обычный мамин крик, точнее формула: «Стёп! Стёпа! Каша на столе!». И мальчик, зевая уже более-менее свежим ртом, приступил к поеданию овсяной каши. Горячая, дымящаяся, упорная еда. Конечно же, мама не положила сахара. Стёпа достал сахарницу и от души разбавил пресноту своего завтрака. Теперь овсянка практически идеальна. Степан кушал с удовольствием. Время словно остановилось. Однако ж, - о боги! – пора спешить, ведь на часах 8.23! А к половине в школу. Грустно. Впрочем, по-своему и отлично – ведь школа располагалась совсем близко.
Игнорируя всяческие кофе, Стёпа глотнул воды из пластикового фильтра и побежал в прихожую одеваться. Сегодня прохладно. Октябрь на дворе. Стёпа надел куртку, кепку и утеплённые осенние ботинки.
- Пока! - закричал он маме.
- Стой! А рюкзак! - мама быстро принесла тяжёлый, переполненный рюкзак. - Что ты там носишь? Кирпичи?
- Да хуже! - ответил Стёпа и рванул в школу.
Справедливости ради заметим, что Степан обычно сменкой не пользовался: то историческое время вообще, и та школа в частности легко мирились с отсутствием у детей и учителей регулярной привычки менять обувь перед занятиями.
II.
Естественно, Стёпа опоздал. Урок уже начался, и все чего-то писали. «Опять самостоятельная!..» - подумал Степан и обречённо занял своё место за третьей партой ряда, что у окна.
- Ещё садится и не извиняется! Как ни в чём не бывало! Следующий раз я тебя не пущу. Сколько можно, в самом деле? Причина опоздания? - раздражённо спросила учительница алгебры Элоиза Георгиевна.
- Проспал… - недовольно сказал мальчик.
- Так и жизнь проспать можно. Давай дневник! - грозно потребовала математичка.
- Ох… Пожалуйста… - сонно и угрюмо Стёпа встал с места и протянул свой успевший истрепаться дневник в сухие учительские руки.
Элоиза Георгиевна достала красную шариковую ручку и, тяжело вздохнув, размашисто начала писать в стёпином дневнике. Закончив, и коротко взглянув на провинившегося ученика поверх своих старомодных очков, она вздохнула ещё раз и передала ему дневник.
- Садись скорей. Вырывай листок. На доске задание. Работа на 20 минут.
- Угу. - ответил Степан.
На чёрной матовой поверхности красовались какие-то невообразимые комбинации цифр с многочисленными латинскими буквами. Степан никогда не любил математику, по этому предмету – что уж там – бедолага получал, как правило, двойки и тройки. В этот, очередной раз увиденное на доске совершенно не понравилось Стёпе, но мальчик принялся что-то яростно писать на своём листочке. По прошествии нужного времени Элоиза Георгиевна пошла по рядам собирать работы.
- Оценки скажу в следующий раз. До звонка ещё есть время. Открываем учебники на странице… Не помню, в общем, откройте номера после пятого параграфа!..
Степан был уверен – математика – его проклятие. И школа, и дополнительные занятия… Ну
терпеть он всё это не мог. Потными, подростковыми ночами он часто задавался вопросами: зачем? как? почему? Ответы молчали.
Наконец, прозвенел звонок, и класс вывалил в коридор. Ещё две физики! Слава богу, физика давалась Степану чуть легче алгебры, да и учитель был добрый мужчинка в большой, окладистой бороде. Звали его Сергофан Потапович. Поговаривали, что в летние каникулы он ездил в восточную тайгу жить бобылём и охотиться на глухарей. Только вот правда это или неправда – никто теперь не скажет.
Две физики прошли как одна: Потапович басил и приплясывал на все лады (таким образом время от времени развлекая учеников, дабы они сохраняли светлый ум для физической науки), однако ж, домашнее задание дал огроменное. Степан, как и некоторые другие лирики, конечно, расстроился.
- Держи ухо в остро, а нос поветру! Сварганишь, богатыръ, сварганишь! – бодро успокаивал учеников Потапович.
После физик дети пошли на завтрак. Поесть Стёпа любил всерьёз, тем более к третьему уроку он порядком проголодался, а вот перемены-перерывы не жаловал. Оно и понятно – мальчик всегда попадал в драки с более сильными одноклассниками и, надо полагать, часто выходил проигравшим. Задирались всегда товарищи, а нападал Степан. Сегодня произошло очередное межмальчишеское столкновение. Поводом стал веский отказ Стёпы признать В.В. Путина хорошим человеком. Глупо всё это, не по-человечески, но за подобное в той среде можно было здорово схлопотать. Казалось бы – люди, а жизнь звериная. Впрочем, подростки есть подростки.
III.
Английский язык в стёпиной школе преподавала Сарзац Михановна – дипломированный специалист по иностранным языкам и культуре Западного Поморья. Стойкая, чёрная, смуглая, большая женщина. Степан её немного побаивался.
В этот четверг Сарзац Михановна разразилась устной работой, заставив класс по ролям читать выдержки из пьесы Уильяма Шекспира «Macbeth».
- Читай, Вася! Страница 75, с середины страницы! – резко, с хрипотцой потребовала англичанка.
Почесав левую руку, Вася принялся уныло читать пособие:
- The night knight! Remember me! Be white! Come here!
- Читай чётче, тебя не слышно совсем! Как ты произносишь? Не первый год учимся!
Смори как нужно: «The raven’s grave detected slave! The night knight! Follow me, bright level do you, Saxons kill the king. The night knight! Remember me! Be white! Come here!» - поправила Васю Сарзац Михановна.
Стёпа скучающе наблюдал за васиной экзекуцией, он прекрасно знал, что сегодня его не спросят, потому как спрашивали в прошлый раз. Это английский – здесь всё более или менее предсказуемо. До звонка – целых 10 минут. Боже, как долго, сухо тянется время!
Вот палочка, вот ещё, вот кружочек, вот хаотичные кривые линии: от безделья Степан решил украсить заднюю страницу тетради. Под получившимся странным рисунком мальчик написал: «Ondatorus».
IV.
Кабинет географии располагался на 4-м этаже школы, где учился Стёпа. Помещение являло собой необъятную строгую коробку с высокой крышкой-потолком, неумеренно заставленную наскоро покрашенными коричневой глянцевой краской партами. Стены коробки были увешаны красивыми фотографиями птиц, зверей, ландшафтов и загадочных географов. На исполинских шкафах стояли десятки глобусов и пара-тройка образцов минералов. Степан всегда испытывал смешанные чувства по отношению к кабинету географии, да и к самой географии тоже.
Предмет вела женщина старо-средних лет Таисия Мартыновна. Вся печаль этого человека собиралась в одной точке: женщина просто не могла принять в себя что-то доселе невиданное, все потуги новаторства со стороны учеников отбрасывались ею со скоростью поезда под названием «Сапсан». Да и другие грешки за ней водились с избытком.
- Звонок прозвенел! Милые мои солнышки! Пять минут вам на повторение, сейчас буду спрашивать пересказ параграфа семь. – сладким голосом пропела учительница, когда вечно сломанный хриплый школьный звонок наконец умолк.
- А я не готовился! У папы день рождения просто был! – крикнул кто-то из учеников.
- Молчи! День рождения у папы! Ишь какой! – сурово, но с иронией сказала Таисия Мартыновна.
Ровно через пять минут учительница многозначительно посмотрела на класс и нежно промурлыкала:
- Степан!
- Э… Что?
- Ты сам знаешь что! Отвечать!
Стёпа был совершенно не готов, вчера он доделывал свою диораму с солдатиками в масштабе 1:35 и совсем забыл прочитать параграф. «Вот б-л-я-дь!» - подумал он и начал хаотично бегать глазами по учебнику.
- Закрой книжку! Я тебя слушаю. – сурово сказала географичка.
- Боюсь, я тоже не готов сегодня… - сдавленно промолвил Степан.
- Два. – словно перечеркнула последнюю светлую секунду Таисия Мартыновна.
К концу урока двойки (или «параши», как их звали школьники) получили ещё несколько ребят, включая и того, у которого папа справлял день рождения. Большинство получило тройки, и лишь пара товарищей ответила на «хорошо». Да, заработать «четвёрку» или, чего доброго, «пятёрку» у Таисии Мартыновны было, безусловно, высшим пилотажем.
Стёпа и его друзья стоически воспринимали «особенность» учительницы не рассыпаться щедротами перед «милыми солнышками».
V.
Оставался последний, шестой урок. Литература. Степан порядком устал, хотелось уйти домой, поесть и посмотреть мультик про загадочных уток по восьмому каналу. Но пропускать нельзя: администрация школы строго-настрого запретила прогуливать, учителя внимательно отслеживали посещаемость учеников. Увы и ах – про мультик сегодня можно забыть, а есть придётся позже.
Кабинет литературы находился на третьем этаже, совсем рядом с женским туалетом. Учительница была скромная, тихая, но серьёзная особа молодцевато-средних лет. Один бог знает почему – она любила носить крупные, тяжёлые платья мрачных цветов, что повергало детей (особенно девочек) в некоторое смятение. Звали её Руаль Багировна.
- Итак. Урок начался. Как вам, наверное, известно, домашнее задание у вас было выучить наизусть любое из представленных в хрестоматии стихотворений Батюшкова. – тихо сказала учительница, когда прозвенел звонок. – Кто-нибудь готов? Есть желающие?
Словно час, прошло две минуты пыльной, серой, устало-дневной тишины.
- Хорошо. Лен, ты готова? Впрочем, неважно. Выходи к доске читать стих. – холодно вызвала ученицу Руаль Багировна.
- Я не очень готова, но я попробую… - начала Лена.
- Выходи! Время не ждёт!
Тяжко вздохнув, Лена поднялась с места и пошла к доске.
Поправив платье и сцепив кисти рук в замок, девочка затянула, будто на одной ноте:
- Растения! Вас много в городе моём!
То баба с воза колыхнётся в нём,
То терем сказочный горой зачахнет,
Урядник выйдет из трактира, пахнет
Святой молвой о Пасхе светлой,
Погоде солнечной привет!
И голуби – что легче облака – летят, не зная бед
Над городом весны, над городом тепла!
Русь велика и удала!..
- Тю! Ты взяла самый маленький стишок! Но я ставлю тебе пять, ибо ты рассказала его хотя бы без запинки. – уже теплее, чем раньше сказала Руаль Багировна.
Следующим вызвали, естественно, Степана. А естественно потому, что он умудрился отсидеться без единой оценки последние два урока. Тогда ему везло. Сейчас везёт другим. Что ж, такова судьба всех школьников.
- Давай Степан, выходи, не тяни. Я знаю, что ты можешь, хотя и ленишься. Ты готовил урок?
- Я… Готовил… Да…
- Тогда выходи и читай стихотворение!
- Эх… Хорошо… - Стёпа нехотя встал и поплёлся к доске.
- Ну! Начинай! – раздражённо и холодно промолвила Руаль Багировна.
- Как на иве птица зеленела,
Падал, обдуваем, грач…
Девушка в дому себя жалела,
Раздавался крутоярый плач… - Стёпа запнулся и вспотел.
- На деревне!.. – громким шёпотом подсказывали товарищи.
- А!
На деревне хорошо весною,
Каплет с неба духа чистота,
Хочется восстать сосною,
Чтобы вековая пустота
Разметалась ветром и золою… - Стёпа вновь запнулся.
Красный, вспотевший мальчик стоял у доски и смотрел куда-то в стену, далеко. Траурную, серую тишину кабинета порой надрывали хаотичные, но бессмысленные подсказки сочувствующих ребят. Это мучение прервалось холодным голосом Руаль Багировны:
- Три, Степан. Садись. Мог бы лучше. Раз взялся за такое стихотворение, мог бы довести дело до ума. Спасибо на том, что не «Растения!..» взял.
«Лучше бы их взял, право слово…» - подумал Стёпа.
После пары подобных вызовов к доске других учеников, Руаль Багировна, наконец, перешла к писателю и поэту Телешову. А Стёпе уже было всё равно: раз новая тема – можно было и порисовать. Палочка, ножка, бородка, усцы, глазки, очёчки – и новая фигурка родилась на тетрадном листе. «Bormunkus» - написал под ней Степан.
VI.
14.25. Звонок с шестого урока. Пять минут – пустое, и к 14.30 – вроде полное освобождение. Ан нет. Одевшись, Стёпа вышел на сырое осеннее школьное крыльцо, пошмыгал носом и быстрым шагом, голодный, двинулся в сторону дома. Спешка – это изнуряющее, гулкое, непрерывное состояние души – мерзейше преследовала Степана. Да, многих школьников не коснулась болезнь спешки; увы, но здесь наш мальчик явно попал в судьбоносный овраг упрямой данности. Ученик спешил домой – жизненно важно было поесть и доделать (о, будьте вы неладны!) номера к дополнительным занятиям по математике. На всё-провсё – меньше полутора часов. Выйти из дома на математику лучше около 16.00. Спасибо на том, что хоть школа близко, ибо все прочие места, куда «дополнительно» ходил Стёпа, находились у чертей на выселках.
Прибежав домой, Степан достал из холодильника вчерашний борщ и поставил на плиту, затем включил 8-й канал телевидения в надежде поймать хоть какой-нибудь мультфильм. Показывали рекламу тампонов. «Б-л-я-д-ь! Как это всё надоело!..» - подумал Стёпа и выключил телевизор.
Наскоро прикончив борщ (второе – мясо и цветную капусту как-то не хотелось), мальчик затворником сел за рабочий стол в своей большой комнате с целью разгрызть гранитную сталь математической науки. «Чумазо всё… Не так… Ох, скорей бы!..» - несвязно, полу-про себя полу-вслух говорил Степан, рисуя цифры и латинские буквы. Нет, определённо математика – чужое, лишнее. Но двойки, двойки, проблемы, трудности – и вот – уже репетитор, уже новые потоки домашних заданий. Стёпа – отдадим должное – был выносливым, смышлёным, в общем-то, мальчиком. А оценки по математике, географии… разве показатель? Видимо, для учителей-родителей – да. Ещё какой. Отсюда ноги ходят.
И вот – в аккурат к 16.02 домашняя работа по математике подошла к своему концу. Быстро сходив в туалет и выпив на кухне остатки компота, Степан оделся и вновь – третий раз за день – вышел в мокрую, холодную осень. День казался устойчивым в своей солнечной освещённости. Ещё не вечер, но уже и не день. Предстояло дойти до автобусной остановки, а там – маршрут №27 до остановки «Улица Софьи Ковалевской». Транспорт пришёл относительно скоро; и естественно, все места были заняты. Во время движения Степан смотрел в окно, без малейшего энтузиазма изучая приговорённые к пробкам автомобили. Иногда мальчик смотрел на почти голые деревья и небо.
Обиталище Мигель Язовны (так звали математичку, женщину неопределённого возраста) располагалось, к радостям нашего ученика, совсем рядом с автобусной остановкой. Жила учительница одна, в поздне-брежневском доме, на восьмом этаже.
Робкий, никакой звонок в дверь.
- Открываю! Здравствуй, Степан, проходи! – радужная Мигель Язовна впустила мальчика в своё тёмное, но уютное жилище, наполненное странными запахами.
- Здравствуйте! Вот, погодка нынче, конечно… Дааа… - смущаясь и стесняясь, ответил Стёпа.
- Погодка блеск! Ну, готов к занятию? – бодро спросила математичка.
- Ох, надеюсь! Я готовился… - словно заразившись оптимизмом учительницы, сказал Степан.
- Ладно, раздевайся-разувайся – вот тапочки – и проходи на кухню. – Мигель Язовна быстро ушла в комнату, видимо, за учебными материалами.
Кухня математички всегда была уютна, тепла, но не страдала идеальной чистотой, что было свойственно кухне, стёпиных родителей. На стенах висели картинки, плакаты, календари – то с кошками, то с природой, то с мировыми достопримечательностями. Вообще, Мигель Язовна была широких взглядов человек, любила путешествовать и читать всё подряд.
- Может, чаю? – спросила учительница, вернувшись с математическими пособиями.
- Нет, спасибо, думаю, сейчас не буду… - заскромничал Стёпа.
- Что ж, приступим к занятию. Покажи, дорогой мой, что ты наваял! – с хитрецой попросила математичка.
- Ну вот. С номера 11 по номер 20 всё прорешал. Как смог. – Степан протянул потрёпанную и измятую тетрадку учительнице.
Минуту Мигель Язовна молча изучала стёпины труды.
- Хм… Хм. Хм! Задорно, весело, бегло! Прям, гляди, дон Кихот местного розлива! Но… Но кто же так самоуверенно решает? Кто делает такие выкладки? Кто? Почему здесь твой икс равен пяти, когда интеграл от двух игрек равен одной восемнадцатой? – совершенно по-доброму, как-то странно вознегодовала женщина.
- Да, я подозревал… Подозревал что там неправильно, но сейчас, видимо, придётся исправить это… - краснея, говорил под нос Степан.
- Решай! Исправляй! И никаких возражений. Сам. – резко, театрально сказала – как отрезала Мигель Язовна и быстро вышла из кухни.
«Наверно забыла чего… Или позвонить?.. Так всегда. Но я же ничего, совершенно ничего не смыслю здесь!.. Эх, какая она сексуальная…» - подумал Степан, и мысли эти никак не желали покидать его юную голову вплоть до возвращения учительницы.
- Ну? Что делаешь? – спустя энное количество минут громом прозвучал вопрос Мигель Язовны.
Стёпа вздрогнул.
- Э… Я?.. Ах, да… Ничего не могу тут… - попытался оправдать свою лень мальчик.
-Ладно. Смотри… - со вздохом начала нудное и долгое объяснение материала Мигель Язовна, сев рядом со Стёпой и взяв простой карандаш.
Всё занятие длилось порядка полутора часов. За эти полтора часа желудок Стёпы принялся активно, с хрустом поедать сам себя, и когда, наконец, мальчик пошёл одеваться в прихожую, предварительно заплатив математичке 300 рублей, он сделал свой первый за сегодня полу-выдох. Ещё 50%. Ещё почти столько же. Но ведь другие 50% - они позади!.. И это радовало нашего ученика.
VII.
Приехав к дому на 27-й маршрутке (к сожалению, она – вечно пахнущая бензином, тошнотворная – оказалась хитрее автобуса и приехала раньше), Стёпа решил зайти в ближайший продуктовый магазин, дабы потешиться недорогой шоколадкой. Наскрести нужное количество монет оказалось тяжело – ибо то было время, когда стёпины карманные деньги пели романсы. Купив маленький «Милкивэй», мальчик прошёл к своему подъезду. Вскоре он – уставший, в куртке, с шоколадкой сидел на стуле в коридоре и думал о мерзости своего бытия, заключённого в простую схему: школа и чуть-чуть отдыха, школа и чуть-чуть отдыха… Стёпины мысли прервал громкий голос мамы, предложивший вымыть руки и принять пищу. Вздохнув, Степан страдальчески стянул ботинки, снял одежду и направился в ванную комнату.
Во время еды (ужином это назвать весьма трудно, ибо время, в которое Стёпа в тот момент ел, не было в полном смысле ни днём, ни вечером – и главным образом потому, что мальчику предстояло сделать немало уроков на завтра) мама традиционно принялась за вопросы – как странные, так и не очень.
- О, у тебя уставший вид. Отдохни после еды немножко и принимайся за уроки. Что тебе на завтра? – начала мама.
- Эх… Информатика, русский, биология. – пробурчал Стёпа.
- Это важные предметы! Смотри, а то Янар Хасидовна завтра самостоятельную как даст – будешь сидеть, ушами хлопать. Готовься хорошо, биологию ты же любишь! – сказала мама.
- Да люблю… - смутно ответил мальчик и продолжил насыщать свой голодный желудок.
Вскоре Степан принялся за уроки. Впрочем, до того он почти не отдохнул. Морально. И всё, что он мог сделать – это оттянуть момент, потратив уйму времени и физических сил: там походил, здесь походил, то почитал, сё почитал, телевизор посмотрел туда-обратно, с домашним зябликом поиграл. Казалось бы, загадка – отчего же Степан так тянул время? А ответ на поверхности лежит – пацану совершеннейше не хотелось, не желалось делать уроки. Он искренне не понимал: зачем всё это нужно? Однако правильность, а быть может, воспитанность, а быть может, и совестливость заставили бедолагу сесть за книжки. Ох, если бы то были книжки! Куда там! Совсем не книжки, а УЧЕБНИКИ и ТЕТРАДИ. Эти слова – такие серые, чернильные, грязноватые со слепяще-белыми пятнами, обыденные, неотвратимо-болезненные – мрачными, холодными прутьями плавно и мучительно входили в плоть духовного мира Степана. А он… Он всё понимал, мог долго терпеть и ждать. И в итоге ему осталось лишь вздохнуть и всё-таки приступить к злосчастным урокам.
Домашние задания нередко готовились на кухне. Стёпа относился весьма холодно к своему вечно захламлённому письменному столу, стоявшему в его комнате.
Итак, информатику мальчик выбрал первой. И опять зубрёжка. Хорошо, хоть по своим же записям. «Файлы, системы… Первый, второй пункт… Что за дела? Ну это чистая теория! Это очевидные, но трудные, трудные вещи…» - думал Стёпа, поминутно вздыхая и теребя волосы.
Прошло минут тридцать прежде чем он, наконец, расправился с информатикой.
А на часах – без пяти полночь. Сходив в туалет и скушав пирожок с капустой, Стёпа открыл биологию. «Таблица по строению эндокринной системы! Ну, таблицы мы делаем быстро!..» - мальчик обрадовался знакомому и даже иногда приятному типу заданий. Спустя 15 минут его бодрости как не бывало: в учебнике не нашлось достаточной информации для заполнения клеточек. Стёпа позвал маму.
- Что? Ну это же просто! Попробуй сам! Я собираюсь скоро спать. – возмущённо сказала подошедшая мама.
- Ну я всё что мог, нашёл! Посмотри сама, может, ты что-то увидишь! – попросил Стёпа.
- Если нет здесь – посмотри в энциклопедии! Не сделаешь – не страшно. Ты же знаешь – я не ругаю тебя за оценки. Мне завтра на работу, я ложусь спать. – строго ответила мама.
- Ладно, может, завтра спрошу у кого-нибудь… Надо же доделать… - так пробормотал мальчик и, тяжело поднявшись, отправился в свою комнату за энциклопедией.
Провозившись ещё четверть часа с таблицей, Степан выпил кружку холодного чая, оставленного мамой специально для него, и приступил к последней части сегодняшней работы: русскому языку.
Задание доставило своей неприхотливостью и привычным позитивизмом: всего-то надо было подчеркнуть морфемы да вставить пропущенные буквы и запятые в текст! Почему-то Стёпа даже любил подобные упражнения, хотя смысла в них для себя не видел. Возможно, они просто являлись поводом потренировать хромое чистописание и безобразный почерк, притом с намеренно расслабленным мозгом – ведь Степан писал правильно, не зная норм, интуитивно.
Легко и приятно справившись с русским языком, школьник собрал портфель, сходил на кухню съесть бутерброд и поменять воду попугаю. Часы казали: 02.07. После чистки зубов Стёпа облачился в пижаму, включил ночную лампу и улёгся на кровать с любимой большой книгой «История России. ХХ век». Долго и сладко вздохнув, он открыл её на с. 179 и принялся читать: «КАЛИНИН Михаил Иванович (07(19).11.1875–03.06.1946 гг.) – государственный и политический деятель. Родился в семье крестьянина в д. Верхняя Троица Тверской губернии. Окончив четырёхклассную сельскую школу, работал по найму у помещика, затем уехал в Петербург, где работал на Путиловском заводе токарем…». Нет, это вдруг начало становиться невозможным. Стёпины глаза предательски стали захлопываться, рука сама потянулась к лампе. «Что за дела? Почему?» - промелькнуло у мальчика. «Это же так интересно! Ну, впрочем, завтра в 15 минут… 15 минут надо встать. Будь она проклята… Сраная школа. Ох, ну хорошо-то как! Прохладно! И она завораживает нас, меня… Темно, зима, утром темно! И чекушка. Феликс Дзержинский справедливый, он правильно себя вёл… Карачаево зелёным смотрит. Там, на ветках, на ветках… Они… Надо кормушку, кстати, поставить на той неделе. Вспомнил!.. И они прилетят, когда-нибудь обязательно прилетят… Красивые, светлые, добрые…» - Стёпа говорил такие слова, а, быть может, они сами звучали в его голове. Между тем, он бежал к высокому дому, многоэтажке на окраине Москвы. Бежал на голос. На знакомое до боли «Крр-ы! Крр-ы!». И тут, наконец, свершилось: долгожданная стайка диковинных птиц пролетела совсем рядом с головой Степана. Мальчик остановился и посмотрел на небо. Он был по-настоящему счастлив.
КомбинаторЪ,
Осень 2010 – 13 и 19 февраля 2011 года