Никто точно не знает была в наших краях радиация, когда взорвался Чернобыль или ее не было.
Только ночью опали все цветы с деревьев, утром ковер из лепестков устилал все дорожки.
Зрелище было красивое и таинственное, но люди совсем не испугались.
За долгие годы правления советской власти они привыкли ни о чем не беспокоиться и доверять голубому экрану и любому, даже самому мало мальскому начальству.
Экран и начальство молчат, значит страна может спать спокойно.
Она и спала и так пристрастилась к этому сладкому занятию,что никакие тревожные сигналы в ее сонное сознание не проникали.
Не изнутри, из интуиции, ни извне.
Даже, когда поползли слухи, что где - то что - то взорвалось и это может быть опасно никто не заметался в поисках спасения.
Кроме Карлуши.
Карлуша был учителем химии и, что еще хуже, он был немцем.
Было видно,как он с трудом выносит детей, а дети с трудом терпят его и химию.
В тот кабинет на первом этаже рядом со столовой плелись с неохотой.
Когда рядом еда, учиться становится еще более лень, чем на втором и на третьем, где всех тонизировали учительская и кабинет директора, расположенный аккурат на пересечении всех миграционных маршрутов с первого на третий.
Косяки детей на этом перекрестке всегда притормаживали и затихали.
Мимо директорского кабинета, даже самые шумные, проскальзывали почти ползком.
Ведь там сидела Она, страшная, с гипнотическим змеиным взглядом Алла Петровна и муж ее был начальник милиции. В то странное время такие пары были почти абсолютной властью на ограниченной территории.
Карлуша был большой, старый и одутловатый, а мы, маленькие с букетиками дети, взирали на него как пастушки на гору.
На носу у Карлуши, прямо по центру торчала устрашающая бородавка, размером с горошину, что придавало ему почти сказочный вид , - таким я представляла себе печального монстра из "аленького цветочка".
Он был необщителен и жил один в почти развалившемся доме с неухоженным, совершенно заброшенным садом. Вместо былых деревьев там торчали пни и черные высохщие палки, которые равномерно со всех сторон окаймлял бурьян живописной виньеткой. Через развалившуюся изгородь в огород, точнее в то место, где он раньше был, постоянно забредали соседские наглые гуси, не боявшиеся совершенно истошного ора и проклятий Карлуши,- соскучившиеся по родной речи уста, изрыгали проклятия исключительно немецкие.
Маленьких оболтусов он учить языку отказывался и никаким репетиторством не занимался, отводя душу только с гусями.
Нам не посчастливилось учиться у него, мы были еще малы, а вот все истории о нем я узнавала от старшего брата.
Подвиги Карлуши уже стали местными легендами.
К примеру, однажды, ему очень досадили мухи и,устав с ними бороться посредством клейкой ленты, как в продуктовом магазине, он решил действовать своими методами, а именно - применить ни что иное, как... газовую атаку!
На мух.
С вечера он закрыл в кабинете все окна и каким - то образом наполнил кабинет хлором.
Утром, когда открыли дверь, воздух там был зеленого цвета, мухи погибли, но учиться в школе в тот день было нельзя.
Весь первый этаж провонял, дети чихали и терли глаза, а Карлушу долго отчитывала Алла Петровна, намекая, что сейчас не Первая Мировая и нельзя такими варварскими методами...Тем более. что тут наше все - дети!Их здоровью может быть нанесен непоправимый ущерб!
Карлуша сопел, опустив очи долу.
- Ну, Алла Петровна, мухи, нас одолели мухи, я не могу терпеть больше этих мух, надо же что - то делать!
- Ничего не надо делать, вот похолодает и мухи исчезнут сами, а пока у каждого окна повесить клейкие ленты и давайте дальше без самодеятельности!
Такой или примерно такой разговор вполне мог между ними состоятся в то время.
На переменках он всегда шел в столовую и покупал себе штук десять пирожков с горохом.
Никто, кроме него их не ел,а толстая буфетчица Валька, подмигивала посудомойке Маше.
Глянь,мол, опять немчура горох свой жрать пошел.
Поволок к себе в кабинет, при людях он не может, гляди ты, барин какой, образина уродская, а еще нос бородавчатый от нас воротит. Бог шельму метит!Да!
Каждый раз взгляды Вальки и Карлуши скрещивались как клинки.
Карлуша становился еще надменее, произнося свой заказ на десять пирожков с горохом, а Валька сколько могла держала паузу, вроде деньги считает, или не расслышала.
Лишь потом, лениво виляя задом, чем еще более злила Карлушу, как в замедленной съемке ползла в угол за пирожками, на жирной поверхности которых уже вовсю угощались мухи.
Валька всегда старалась как можно медленнее обслужить врага, чтоб он не успел пирожки съесть на короткой перемене и ждал целый урок. А они тем временем остынут.
Такой у нее был злодейский план и свирепый нрав.
Но, по - настоящему, от Карлуши пострадали только мухи и толстый апатичный двоешник по фамилии Сойка.
Сойка имел обыкновение на всех уроках с начала до конца жевать жвачку и никакими криками учителя не могли заставить его это занятие прекратить.
Он слушал, кивал и продолжал дальше спокойно жевать.
Даже директор смирилась и сказала,что придется оставить в покое это жвачное животное, все равно из него никакого толку не выйдет, а нервов уже потрачено изрядно.
Мать Сойки - одиночка, отца нет, как на него надавишь, когда даже мать в школу вызвать невозможно - сутками на скорой помощи дежурит.
Даже по закону жанра Сойка и Карлуша должны бы были рано или поздно сойтись в смертельном поединке, а уж в жизни тем более.
Что и произошло, как только заболела вторая химичка и на замену пришел Карлуша.
Он пару раз вежливо попросил Сойку перестать жевать на уроке, но, привыкший к безнаказанности лентяй, все проигнорировл.
Тогда Карлуша, внешне очень спокойно, приблизился, продолжая рассказывать тему, к парте Сойки и так же деловито и не спеша взял его за горло огромной лапой.
Сойка от неожиданности захрипел и выгнулся назад дугой, дрыгнув ногами.
Класс замер.
Сойка, над которым угрожающе нависала вся туша Карлуши, будто застыл в воздухе с выпученными бессмысленными круглыми глазами, - в данном случае соотношение физических и психических масс было явно не в пользу Сойки.
Второй свободной лапой наш химик спокойно, как хирург, извлек прямо изо рта Сойки жвачку, с омерзением пульнул ее в открытое еще окно,а затем резким движением подхватил Сойку за шиворот и с силой швырнул к двери.
За нешуточно перепуганным Сойкой, с грохотом полетел старый, драный портфель.
- Пошел вон и, пока не научишься себя вести, назад не приходи! - такими словами Карлуша завершил экзекуцию и далее спокойно, будто ничего не произошло, продолжил урок.
После этого случая Сойку как бабка отходила.
Притих и жвачку в школе больше не жевал.
Даже, на удивление, никому не нажаловался и Карлуше это педагогическое буйство сошло с рук.
Последний подвиг Карлуши запомнила только я, потому что была поражена в самое интимное нутро воображения.
Случилось все неожиданно и почти молниеносно.
Во время школьного концерта, выяснилось,что нет нашего учителя музыки и играть некому.
Пианино на сцене, номер объявлян, а место пустует и напряжение растет.
Вдруг поднимается со своего места Карлуша и идет к инструменту.
Уверенно садится, убирает ноты.
Все решили,что химик спятил на старости лет.
История с мухами давно создала вокруг него манящий ореол легкого безумия.
Так что никто б не удивился,начни он там хохотать и вертеться на стуле.
Но он заиграл Бетховена.
Без нот.
Играл он уверенно и почти профессионально.
Казалось,что вырос он при этом на голову, резко похудел и даже бородавка куда -то исчезла.
Я была на грани обморока.
Это же чудо! Чудо!
Чудовище - то принцем оказалось!
Но никто, кроме меня не заметил как из толстого тела химика вылезла и преобразила образ элегантная душа.
Никто не слышал Бетховена, все видели,что Карлуша за пианино влез.
Никто не видел как он изменился.
Случай быстро забыли, ибо сыграл он один раз, а пирожки с горохом каждый день поедались с неизбежностью фатума, создавая над утонченной душой Карлуши непроницаемый для радиации местного, чуждого ему плебейского духа, мясной саркофаг.
Мне же Карлуша стал теперь видиться какой - то титанической фигурой, вроде Наполеона на Эльбе, не просто человек, а часть некого тектонического процесса, попавшая сюда по ошибке.
И вот над расслабленным стадом грянул гром не бетховенской "героической" симфонии,а настоящий убийственный, страшный взрыв.
Никто не мог предположить, что он принесет в мир, какую новую константу.
Все продолжали спать.
Метался один Карлуша, держа в дрожащих старческих руках счетчик Гейгера.
Даже, пустующие вечно наши бомбоубежища, взирали на него с насмешкой.
Старый немец двинулся окончательно.
Все мозги хлором отравил.
Но Карлуша со счетчиком бегал по всем кабинетам и кричал, кричал, кричал...Я старик, я скоро умру, но вам же здесь жить, вам, детям, подумайте о детях, посмотрите на счетчик!!!Почему никто не принимает никаких мер, почему нет всеобщего оповещения о радиационной опасности, люди должны знать правду!
Правду...
Его тихо "ушли" на пенсию, чтоб не сеял панику и не расшатывал дисциплину, счетчик отобрали в милиции.
Лето, длинное ласковое лето ждало всех там, впереди...
Сейчас, когда прошло достаточно времени для того,чтоб ощутить все парадоксы жизни на своей шкуре, я часто возвращаюсь мысленно в то время и вижу Карлушу со счетчиком, как некий символ обреченности самого человеческого существования.
Уж не так ли бегал во тьме Прометей, пытаясь разбудить сонное сознание человечества.
Но мудрые боги уже тогда прекрасно знали свое детище.
Они знали,что человеку лучше спать и никогда не просыпаться, не замечая ни жизни, ни смерти... спать и спать в их вечном чередовании в вечном теле изначального грезящего бога.
Что - то такое знают равнодушные, принимая смерть или весть о ней апатично, как звери.
Культура же как миражи, будто насмехается над человеком, заманивая его видениями колодцев в самые дебри пустыни, где он и умирает от жажды.
Забытый богами, покинувший людей...