У меня с детства арахнофобия, иначе говоря, паническая боязнь пауков. При виде паука, даже вполне безобидного вроде всем известной косиножки я цепенею и покрываюсь холодным потом. А если не дай Бог, случается контакт, то всё – для меня это «маленькая смерть», я полностью теряю контроль – ору, трясусь и успокоить меня совсем не просто. Хорошо, что встречи с пауками происходят не часто, однако некоторые из них навсегда впечатываются в память и могут заметно повлиять на всю дальнейшую жизнь.
Подобная встреча с моим «главным пауком» произошла, когда я в полном расцвете своих тридцатипятилетних сил – научных, личных и женских, попала в Англию в Кардифский университет на один очень престижный лингвистический семинар, в котором принимали участие всего 28 человек, но каких! Это были ведущие специалисты из Европы, США и Австралии, учёные, чьи труды я прекрасно знала и цитировала, во главе с великом Т., имя которого хорошо известно всем, занимающимся проблемами дискурса и две книги которого в переводе на русский были опубликованы в России.
На это элитарное мероприятие меня, единственную участницу не только из России, но и вообще из Восточной Европы, пригласили видимо потому, что в середине девяностых специалисты по этой тематике из указанных регионов ещё были редкостью, и организаторам просто захотелось посмотреть на нахальную русскую, приславшую им написанную на хорошем английском заявку. Изюминка заключалась ещё и в том, что семинар проходил не в самом здании Кардифского университета, а в шикарном поместье 19 века, расположенном в великолепном парке, такой «британский вариант» подмосковной усадьбы Архангельское.
Разместившись в роскошном белом особняке в светлой просторной комнате с огромной «королевской» кроватью, я почувствовала себя сказочной принцессой. И хотя я знала имена моих зарубежных коллег, лично ещё ни с кем не была знакома, поэтому утром перед началом первого заседания прогуливалась по цветущему парку в одиночестве. Уже собиралась идти в зал заседаний, как вдруг ко мне подходит высокий светловолосый джентльмен приятной наружности и говорит:
-Hi, you are the only person here whom I don’t know, must be a participant from Russia (Привет, вы здесь единственная кого я не знаю, должно быть та самая участница из России), и с улыбкой добавляет You have a perfect Jewish nose (У вас идеальный еврейский нос).
Милый иностранец явно хотел сделать мне комплимент, но получилось «с точностью до наоборот». Во-первых, потому, что я не принадлежу к замечательному еврейскому народу, во-вторых, потому, что нос у меня не с горбинкой, какой принято ассоциировать с представителями этой нации, а совершенно прямой. Поэтому вместо ответной улыбки я, возмущённо дёрнув плечиком, сказала: «Вы ошибаетесь», и удалилась.
На семинаре я поняла, что так неудачно сделавший мне комплимент господин, никто иной как тот самый великий Т., который к моему удивлению оказался вовсе не старым и лысым, как полагается получившим мировое признание учёным, а вполне привлекательным мужчиной лет сорока пяти. Вечером за ужином, изысканно сервированном в специальном зале приёмов, наши места оказались рядом. Т. , казалось, вовсе не обиделся на мой резкий утренний ответ и пока я уплетала грудку дикой утки под брусничным соусом и яблочный пирог с ванильным мороженым, мило развлекал меня разными научными и околонаучными беседами.
После ужина, прогулявшись по благоухающему сладкими июльскими ароматами парку, участники семинара разошлись по своим комнатам, которые удобно располагались на первом этаже и двери которых выходили в одну просторную круглую залу. Пожелав мне доброй ночи, господин Т. также удалился в свои апартаменты, расположенные рядом с моей комнатой. Я перечитала доклад, с которым мне предстояло выступить следующим утром, улеглась в королевскую кровать и уже протянула руку, чтобы погасить свет, как вдруг увидела ЕГО.
Прямо над моей головой, всего в полуметре на стене сидел огромный чёрный паук, такой здоровый, каких я в жизни никогда не видывала. О, ужас! Сердце замерло, я оцепенела, и из последних сил стараясь не закричать, тихонечко подвинулась к краю кровати, чтобы сбежать от этого чудовища. Но паук мои намерения тотчас раскусил и летящим паучьим прыжком изящно опустился мне прямо на грудь. Всё, это конец! Я завопила так, словно случился не просто пожар, а как будто меня на этом пожаре насилуют, и стала отчаянно от этого наглого паука отбиваться, сбросив его в результате борьбы на подушку.
Естественно, мои дикие вопли разбудили всю мирно спящую научную братию. Первым в комнату ворвался ближайший сосед, господин Т. в одних клетчатых трусах и тапочках. На его вопрос «что случилось» я пролепетала «паук, паук, на меня напал паук» и показала на лежащего на моей подушке членистоногого. Паук не двигался, то ли он потерял сознание от моих безумных воплей, то ли я в пылу схватки его немного придавила. Господин Т. аккуратно прихватив несчастного паука полотенцем, поднёс его к окну и со словами «пусть немного подышит свежим воздухом» стряхнул в темноту.
Увидев, что я никак не могу успокоиться и унять дрожь, Т. поступил вполне ожидаемо: подошел, обнял, стал гладить меня по голове как испуганного ребёнка, и говорить обычные в таких случаях слова: «Calm down, my dear, it's over, everything gonna be all right” (Успокойтесь, всё нормально, всё хорошо). Я этот момент не забуду никогда, потому что, инстинктивно прижавшись к его груди, услышала, как бьётся его сердце. Прямо рядом с моей щекой, он – высокий, где-то метр восемьдесят, а я – маленькая, всего-то метр пятьдесят пять, тук-тук-, тук- тук спокойно, ровно, уверенно. И этот ровный спокойный стук оказал на меня магическое воздействие: страх вместе с приступом арахнофобии мгновенно растворился.
И тут мы оба наконец замечаем, что не одни: у открытых дверей комнаты столпились наши многочисленные коллеги в ночных халатах, которые тоже прибежали на мои вопли и теперь с большим интересом наблюдают за пикантной сценой: известный британский лингвист в одних трусах держит в объятиях малоизвестную русскую в ночной рубашке и ещё что-то ей нежно на ушко нашёптывает. И это после её диких криков, ну что тут можно подумать? Про паука-то они не знали.
При виде коллег господин Т. продемонстрировал истинно английскую невозмутимость: он подошёл к двери и со словами «the show is over, good night to everyone, see you tomorrow» (представление окончено, всем спокойной ночи, до завтра) закрыл её перед носом изумлённой публики. Возвратившись ко мне, он с улыбкой произносит приговор, вынесенный нам общественностью на основе увиденного:
- По-моему, наши коллеги неверно истолковали произошедшее и, кажется, наши с вами репутации безнадёжно испорчены. Надо с этим срочно что-то делать.
О том, что мы «с этим делали» той ночью я не расскажу никогда и никому. Как говорится, жизнь надо прожить так, «чтобы было что вспомнить, но стыдно об этом рассказать». Тем более мои уважаемые читатели люди творческие и смогут без труда домыслить ночные события, каждый в меру своей испорченности.
Скажу лишь, что на следующий день участники семинара выслушали мой доклад с особым вниманием: мужская часть уважаемого научного сообщества разглядывала меня с неподдельным интересом, а женская – с трудно скрываемой завистью и явной неприязнью. А с господином Т. с тех пор мы не только коллеги, но и хорошие друзья, спасибо тому самому пауку.