(См. информацию на странице http://proza.ru/avtor/deshchere).
Дмитрий Григорьевич Сидоренко (15.05.1924 - 15.08.1955), автор повести "Воспоминания", одна из глав которой предлагается вниманию читателей на этой страничке - мой дядя, младший брат моего отца. "Воспоминания" были написаны им в далёкие послевоенные годы и много лет хранились у родственников (см. Предисловие к повести http://www.proza.ru/2018/09/06/1560).
На моей страничке портала Проза.ру эту повесть можно прочесть и в цельном виде, без разбивки по главам, - "Воспоминания. Дмитрий Сидоренко. 1924 - 1955" - http://www.proza.ru/2018/08/24/999 .
Глава 19 - http://www.proza.ru/2018/09/04/1606
ЧАСТЬ 2
Глава 20
Уносится звездам навстречу
Стихающий шум городской,
И, верно, не раз этот вечер
Мы вспомним, товарищ, с тобой.
Поезд шёл на Западный фронт…
Настроение было приподнятое: впереди открывалась тревожная, полная неизвестностей жизнь. Ехали на фронт в Западную Европу, а там чужие люди, чужие государства, и бог знает, что ждало каждого впереди.
Сердце сосала какая-то тревожная тоска: вернёмся ли домой, в Россию, или, может быть, суждено остаться там, где-то в неведомых, чужих краях. Все были щедры и добры друг с другом, ближе, роднее стали друзья.
Над Москвой разыгралась метель. Я сидел в душной теплушке и через влажное стекло долго глядел вслед удаляющейся Москве. С каждым стуком колес она всё больше и больше окутывалась поднявшейся метелью и, наконец, последние башни её скрылись в закружившихся хлопьях пушистого снега.
С щемящей болью я глядел ей вслед: прощай, Москва, прощай, бурная студенческая жизнь, прощай, академия. Много приятных воспоминаний останется о тебе. Вернёмся ли опять в твои аудитории?
– Ну, что загрустил? Мы ещё вернёмся, – угадал мои мысли Вася. – Как к Берлину дойдем, так и вернёмся! Непременно вернёмся! – говорил он.
На станциях, где останавливался поезд, сразу наступало оживление. Бежали торговки с пирожками, солдаты с котелками бежали за кипятком, везде была суета, оживленно шла торговля.
Крики и плач провожающих переплетались с весёлыми песнями солдат. Из теплушек валил дым, и облака пара стелились в морозном воздухе. У одной из теплушек, надрываясь в истерике, кричала старуха, провожая своего сына на фронт, а из теплушки, звонко заливаясь, лилась солдатская песня:
Ох, вставала я ранёхонько,
Да умывалася чистёхонько.
Её дружно подхватили:
Калинка, малинка моя,
Да в саду ягода, малинка моя.
И, выделяясь среди общего шума голосов и мягкой мелодии баяна, чей-то озорной, звонкий голосок, надрываясь, выкрикивал:
Калинка, малинка моя,
Да расстегнулася ширинка моя.
Рядом с вагоном, стараясь прикрыться шинелью, два солдата меняли сухой паек на водку. Подъезжали машины, грузили боеприпасы, снаряжение, продукты, тёплое обмундирование. Людей провожали на войну…
Чем дальше поезд отходил от Москвы, тем чаще и чаще стали наблюдаться страшные последствия войны. Порою на полустанках было всё сожжено, разрушено, только высокие трубы одиноко стояли на пустыре, да холодный ветер нёс пепел в глаза.
Осиротевшие и голодные ходили дети, прося милостыню. Эти картины сосущей скорбью сводили душу. Но одновременно с этим щемящим чувством, там, где-то далеко в груди, зарождалось новое, ещё не знакомое чувство, чувство своего национального оскорбления, чувство злобы, борьбы, чувство мести, – справедливой, жестокой мести…
Мести за всё: за невинно разрушенные наши города и села, за наших русских ребятишек-сирот, за поруганную старость наших отцов и матерей.
Голодные дети как будто говорили: «Дядя, ты видишь, я тоже русский, я ещё маленький, но меня уже сделали сиротою …дядя, ты тоже русский, ты сильный, большой, у тебя есть винтовка … ты отомсти за меня этим немцам».
И каждый солдат проникался этим высоким чувством, оно росло и росло, становилось превыше всего, клокотало внутри, заполняя грудь.
Глава 21 - http://www.proza.ru/2018/09/04/1611