…Конец ХХ века. Зима. Россия. Очередной кризис. Работы нет, денег нет, перспектив тоже. Картошка кончается...
Михаил Степанович, вынужденный переселенец сорока семи лет, взял из шкафа любимого Апулея и раскрыл наугад...
" - Как прекрасно, как мило, моя Фотида, трясешь ты этой кастрюлькой и ягодицами! Какой медвяный соус ты готовишь! Счастлив и трижды блажен, кому ты позволишь хоть пальцем к нему прикоснуться!"
Михаил Степанович зажмурился, улыбнулся и сладко хрустнул суставами. Немного погодя, от "Метаморфоз" вернулся к "Апологии".
Неторопливо полистывая страницы, он неожиданно насупился, вспомнив недавний разговор с приятелем-адвокатом. "Хорошо, если из тысячи наших юристов, хоть один прочитал когда-нибудь "Апологию"!
Зачем им Апулей? - усмехнулся книголюб. - За него дополнительный гонорар не платят!".
И вдруг, как по заказу, наткнулся на созвучные его настроению строки: "Он же попрекнул меня бедностью - обвинение для философа лестное и, более того такое, о котором следует самому заявить во всеуслышанье. В самом деле бедность - издавна служанка философии. Умеренная, благоразумная, владеющая немногим, ревнующая о доброй славе, она предохраняла от опасностей, связанных с богатством..."
Михаил Степанович оторвался от текста и уперся невидящим взглядом в сказочный разлаписто-стрельчатый морозный узор в облупленном окне. От печки шло ровное березовое тепло. Было хорошо и немного грустно.
Через какое-то время ему захотелось "на двор". Книголюб чертыхнулся и подумал: "Да-с, господа, даже при распаде Римской Империи были цивилизованные сортиры, беломраморные термы, работал водопровод". Но вдруг, почему-то вспомнилось высокомерно-мерзкое высказывание Гитлера из какой-то передачи: "Демократия для русских - это возможность вымыться в бане по великим праздникам".
"Надо же такую гадость сказать про великий русский народ", - вздохнул он, надевая валенки и телогрейку. Затем нащупал в кармане полувысыпанную пачку "Беломора" и вышел в морозную ночь.
Декабрь 1996