Сегодня она позволяла себе грустить.
Чуть дольше обычного смотрела в окно, чуть медленнее пила любимое красное. Календарь, словно злобный насмешник, красным шрифтом плевал в неё датой - такой жгучей, до боли пронзительной, памятной.
3 сентября.
Она тогда бежала к нему, как школьница после долгой разлуки. На ходу доставала из сумки приготовленную заранее табличку с именем, извинялась после случайных столкновений и стремилась к заветному выходу с посадки. Его рейс был ранним, что-то около 5.45 утра, поэтому кофе, купленное в его любимой кофейне, обжигало руки. Он ведь любит выпить крепкое сразу, как только откроет глаза.
Часы отсчитывали минуты, медленно и безжалостно. Сердце бешено колотилось в предвкушении скорой встречи.
Он ведь обрадуется.
Ну точно обрадуется. Закружит ее в объятиях, поцелует так крепко, что прохожие смутятся и отведут взгляд. Потому что скучал так же сильно, как и она, в этой длинной - почти двухмесячной - разлуке.
...
Она помнит, как пассажиры выплывали из дверей с ворохом сумок и чемоданов, как искали в толпе знакомые лица и радостно бежали на встречу к любимым. А ещё, там был он. Высокий, в безукоризненном костюме и с лёгкой дорожной сумкой в руках. Он улыбался, что-то говорил и продолжал смотреть влюблёнными глазами на ту, чьи ладони согревал своими руками...
...
Она помнит 3 сентября так же отчётливо, как и его сообщения: куда она пропала, почему не пришла на обед, все ли в порядке. А ей хотелось кричать, рвать на себе волосы, спрятаться в какой-нибудь картонной коробке и забыть этот мир.
Была осень.
В колонках беспрерывно пел Шафутинский.
А дождь, так внезапно заполонивший город, отбивал мелкую дробь по табличке с именем, выведенным самым каллиграфическим почерком рядом со словом «Люблю»...