"В начале было Слово... Однако, судя по тому, как
развивались события дальше, Слово было непечатным..."
М. Жванецкий.
Витька сидел на стуле во дворе школы возле сарая и ждал приезда отца. К этому его приговорил директор школы, позвонивший в отделение, и потребовавший от родителей Витьки срочно забрать сына домой. За спиной Витьки на стенке сарая красовалось жирное, тщательно выведенное толстой кистью для побелки неприличное слово из трех букв, каждая величиной от земли до крыши.
Вокруг паясничали ученики, высказывая предположения о его скором будущем. Они даже не хотели расходиться после уроков по домам, боясь это будущее пропустить.
Сидеть ему предстояло не меньше двух часов. Пятнадцать километров раньше этого времени отцу на лошади не одолеть.
Витька сидел и вспоминал, с чего все началось.
Он выглянул из-за угла сарая, последний раз затянувшись чинариком, оставленным напоследок старшеклассником, бросил окурок, чтобы бежать на урок и тут же был схвачен уверенной рукой за воротник новенького пиджака, купленного к школе. Ноги его оторвались от земли, и он поехал, болтая ими в воздухе, сопровождаемый грозным рыком Павла Петровича, физрука и трудовика в одном лице.
- Я тебе покажу, как школьное имущество портить! Сейчас директор объяснит, как к нему нужно относиться.
- Я не портил ничего! - возопил Витька, не понимая, как тот мог догадаться, что они выковыряли из столярного уровня капсулу с жидкостью для проверки ее состава. Никто же не видел. Или он узнал, что это они лыжной мазью классную доску натерли, чтобы мел не писал?
В голове его прокручивались все шалости, в которых пришлось поучаствовать за два дня нового учебного года.
Доставленный под ликование школьников в кабинет директора, Витька приготовился отбиваться от всех обвинений. И, вообще, почему сразу он? Потому что интернатский?
Им доставалось больше всех. Этих детей свозили в среднюю школу на центральную усадьбу совхоза, так как в отделениях были школы только начальные.
Жили сплоченным коллективом и проказничали организованно. Младшие опекались старшими, набираясь от них опыта, как в учебе, так и в жизни. Первое подозрение всегда падало на них. Кроме наказания в школе, им еще доставалось потом от родителей, хорошо если ремнем.
Директор школы, строгий пожилой Филипп Иванович, вопросительно посмотрел на физрука:
- Опустите его на грешную землю. Что опять?
- Иду мимо нового сарая, соображаю, как его на уроке труда побелить. Построен он, из каких нашлись разнокалиберных досок. Гляжу, а на сарае мелом известное слово намалевано. Из-за угла выскакивает этот шкет, увидел меня, бросил за угол мел и бежать.
- Это не шкет, а ребенок. Как это тебя угораздило, старшие подучили?
- Я ничего не писал! – Витька задохнулся от возмущения.
- Как не писал? Посмотри сам. А мел кто выкинул?
Павел Петрович отодвинул штору, и директор с Витькой увидели на разноцветной стене нового сарая лаконичную надпись.
Как тут выкручиваться? Скажешь, что окурок выкинул, еще неизвестно за что сильнее влетит. Дернуло же его попробовать этот табак! А как хорошо начинался новый учебный год! Его на линейке похвалили за работу на сенокосе в летние каникулы. Пообещали в зимние отправить с группой отличников в учебе и труде в культурную поездку, город посмотреть. Теперь другие съездят в Борзю, а он дальше деревни так носа и не высунет. Да и отец еще отходит на выходных. Он ремня не признает, не бухгалтер, всегда бич семижильный четырехгранный под рукой.
- Что будем делать с ним, Павел Петрович, отчислять? Пусть идет баранам хвосты крутит.
- Жалко, парень работящий. Может еще исправится.
- Ну, если работящий, то пусть трудом и исправляется. Вы хотели сарай побелить? Дайте ему кисть, известь и до следующей перемены, чтоб сарай был побелен.
Витька взял у завхоза ведро и с тоской посмотрел на ставшую вдруг огромной стенку сарая. За урок точно не успеть. А на перемене засмеют. Ему почему-то захотелось в класс на урок математики. Сидел бы сейчас, решал задачки. Да еще и ни за что пострадал. Ну почему он должен работать, если не писал этого слова? Попробовал торговаться.
- Павел Петрович, а почему я должен весь сарай белить?
- Хорошо сейчас побели испорченную стенку. Остальное потом.
- Можно только буквы закрасить?
Павел Петрович, уже в других заботах, отмахнулся,
- Закрась то, что написано мелом. Все равно вся стена получится.
Довольный остротой учитель ушел.
Когда Витька подошел к сараю тот показался совсем громадным. Из-за туалета выглянул Витька Козлов, прогульщик, и скроил ему рожу. Вот скотина! Небось сам написал, а ему отдуваться. Расскажет потом, как Витька за него пострадал, будет вся школа смеяться. И учителя хороши, не разобравшись, наказали.
Витька почувствовал себя незаслуженно обиженным, досада сменилась озлобленностью. Нарастало чувство протеста. К тому же, на кону оказалась репутация. Дразниться станут. Это взволновало больше всего. Лицо надо сохранить. Если с первого года в интернате начнут шпынять, то это навсегда. Так инструктировал Женька Богданов, друг и наставник. Он уже в шестом, год прожил в интернате, даже десятиклассники к нему прислушиваются. Правда он и в проказах не участвует, серьезный какой-то. Зато всегда выручает.
Витька обмакнул кисть в густой раствор сметанно-белой извести. Провел для начала по линии мела первой буквы. Затем наискось провел вторую линию. Тощая буква превратилась в величественно-плакатную. Остаток слова стал совсем незаметным и невзрачным. Витька поспешил исправить несправедливость и проделал манипуляцию со всем словом.
И тогда оно засияло во всей своей красе! Грандиозность, яркость и выразительность соперничали с плакатом над парадным входом с призывом к получению знаний, затмевая его и размерами и качеством исполнения. Школьный художник, лишенный фантазии, писал плакат обычным чертежным пером, тогда как для демонстрации, как и для всех шедевров больше подходит кисть.
Витька увлекся, забыв, где находится. Отошел, критически посмотрел на надпись, не вдаваясь в ее смысл, нашел технические недоработки и стал любовно их исправлять. Произведение уже стало его детищем.
Когда вспомнил, что все это нужно забелить, возмутился. С какой стати! Мало того, что пострадал невинно, так еще и опозорился. А надпись чем виновата? Вот сами пусть так сделают вместе со своим художником, потом и замазывают!
Рука на кощунственное деяние не поднималась, а мозг искал выхода. И нашел его.
Витька вспомнил разговор с Павлом Петровичем. Тот разрешил покрасить написанное мелом. Выходит, он уже задание выполнил. Следов мела не осталось.
На перемене вся школа сбежалась к сараю с гоготом и восторгом. Спохватившийся Витька пытался объяснить, что он не успел докрасить сарай, но взбешенный директор его слушать не стал, вызвал родителей и приказал Витьке ждать решения своей участи.