Настоящей любви посвящается
Где-то далеко-далеко, за высокими горами и за безлюдными землями, на крутом утёсе стоял древний замок. Он был необыкновенно огромен и одинок. С западной стороны никто не мог подойти к нему, ведь он находился на обрыве скалы, у ног которой бушевали неистовые волны океана. С севера замок окружали шпили гор, пронзающих небеса. Внутрь замка можно было попасть лишь с юга или с востока, но и здесь вход ограждал вековечный лес, в котором скрывались неведанные чудовища.
Увы, кажется, что такая серьёзная оборона была ни к чему. В замок всё равно никто не стремился попасть. Вокруг него на протяжении многих сотен миль не находилось ни единого города, или деревни, или хотя бы одинокого дома. Да и сам замок многие века не знал ни королей, ни феодалов, ни рыцарей, ни прекрасных дам. В замке вёл своё существование лишь одинокий граф, отдалившийся от этого мира.
Он был мрачен и одинок. Его сердце давно покрылось коркой льда. Он никого не любил, никого не ненавидел. Когда-то давно граф хотел сгорать от чувств, хотел понимать, хотел страдать, но только не сейчас. Ему был равнодушен этот мир, который отверг его. Он не испытывал к нему зла или жажды мщения. Просто граф забыл этих людей.
Но не с проста хозяин замка предался одиночеству. У него не было другого выхода. Когда-то давным-давно, одна злая ведьма наложила на отца этого графа проклятье в отместку за давнее оскорбление. «Твой первенец родится уродливым чудовищем, и никто на земле не сможет ни исцелить, ни полюбить его». Граф и его супруга долго горевали, но в конце концов, всё же отважились подарить жизнь. К их несказанной радости, мальчик родился совершенно нормальным и даже красивым ребёнком. У него были большие серые глаза и тёмные каштановые волосы. Однако позднее, графу всё же пришлось вспомнить проклятье старой ведьмы. В ночь на свой тринадцатый день рождения, мальчик превратился в страшное и злое существо. С тех самых пор каждую ночь он становился этим зверем, готовым убить каждого, кого встретит на своём пути.
Это стало ужасным горем для матери и отца мальчика. Сначала они старались обезопасить окружающих от ночного чудовища. На ночь они запирали его в темнице, прикованного к стене крепкими цепями. В первые три года это срабатывало, и несчастный ребёнок никому не причинял вреда, но затем он повзрослел, и его тело наполнилось невиданной силой, которая многократно увеличивалась в облике оборотня. Несколько раз он выбирался из своей тюрьмы и нападал на прислугу, да и вообще на всех, кого встречал на своём пути. Он перемещался невероятно тихо, подкрадывался со спины и расправлялся с жертвой до того, как она успевала хоть что-то заподозрить. Один раз, освободившись, юноша убил свою мать и сумел осознать произошедший ужас только следующим утром.
Несчастный мальчик не мог простить себе этого проступка. Отец после случившегося тоже предался скорби и тоске. Когда его горечь несколько утихла, он страшно разозлился на сына. Он был так зол, что решил совершить тот поступок, на который никак не мог решиться ранее. Бедного юношу сослали в далёкий замок, расположенный на самой границе между резиденцией старого графа и безлюдными, незаселёнными землями.
Там он и должен был провести всю свою оставшуюся жизнь. Надо признать, что народ, знающий о страшном проклятье несчастного ребёнка, очень обрадовался, услышав это известие. Они боялись, что чудовище станет повелевать ими после смерти старого графа. Сам же старый граф в сердцах проклял своего единственного наследника и отрёкся от него. Лишь годом позже он путешествовал в соседние земли верхом на лошади. Его конь неожиданно взбесился и сбросил своего наездника. Старый граф разбился насмерть. На том и закончился род этих правителей. Те же земли захватила ведьма – гордая и довольная тем, что свела былые счёты с графом. Она правила этими землями ещё много лет, держа в страхе и угнетении не одно поколение, пока, в конце концов, от неё не удалось избавиться, но это уже совсем другая история, и я расскажу её как-нибудь в другой раз.
Проклятый мальчик же, вопреки надеждам своего отца и бывших подданных, выжил в этом огромном замке. Никто больше не заботился о нём. Ему приходилось самому добывать себе пищу. К счастью, в обличие зверя он становился великолепным охотником, так что с пропитанием у него проблем не возникало. Днём, когда проклятье спадало, он часто гулял по замку. Это было на самом деле великое сооружение. С многочисленными башнями, тайными ходами, лестницами и туннелями, с бесконечными залами и коридорами, с огромным количеством библиотек и картин, и рыцарских доспехов, и каминов, замок был бесконечен. Первые несколько лет молодой граф просто блуждал в нём, каждый день обнаруживая новые комнаты. В конце концов, он сдался и решил, что безразлично, где именно он находится, замок всё равно останется его тюрьмой. По ночам же, зверь сам находил себе дорогу на волю, в лес, где полно добычи. Замок был настолько огромен, что граф сомневался в том, что он смог бы обойти это здание два или три раза в своей жизни. Всё свободное время, а его было хоть куда, граф исследовал свой дом. Он проводил много времени в библиотеках, читал самые необычные и редкие книги. Их было так много, что, пожалуй, и ста человеческих жизней не хватило бы, чтобы прочитать их все.
Тем не менее по утрам, когда проклятье спадало, граф мог лишь гадать, что же происходило с ним ночью. Он боялся себя по ночам, до сих пор обвиняя себя в смерти матери и слуг. Он хотел бы искупить их убийства слезами, если бы не разучился плакать. Граф лишь благодарил небеса за то, что эти земли были безлюдными, поэтому никого он больше не мог убить, и никто не сумел бы убить его.
В желании победить своё проклятье, граф перечитал многие книги. Он пытался найти способ управления ночным чудовищем. Возможно, тогда он смог бы вернуться к людям. Возможно, тогда графу простили бы его страшный ночной облик, и приняли бы его как настоящего человека. Возможно, тогда граф сможет полюбить, и начать жить по-настоящему.
Шли годы. И, как ни странно, но граф действительно нашёл способ, как взять контроль над зверем. Когда это произошло впервые, он и сам не поверил. Раньше, когда он просыпался утром, все ночные похождения монстра оставались забыты. Лишь иногда воспоминания проскальзывали, как страшный ночной кошмар. Получив рассудок над монстром, граф сразу понял – не смотря на свою неимоверную силу, скорость и ловкость, на неуёмную злость, зверь оставался очень аккуратен и тих. В образе монстра у графа появлялся острый лисий нюх и тонкий слух, но даже сам граф не слышал ни единого звука своей ходьбы.
Однажды гуляя по замку в образе Шороха (так он прозвал свой ночной облик), граф вдруг наткнулся на зеркало, и впервые увидел своё проклятье воочию. Это был страшный, неописуемый монстр. Его сильное тело покрывала чёрная грубая шерсть. Ужасное звериное рыло щерило кривые жёлтые клыки, с которых капала слюна, а в налитых кровью глазах жило столько боли и ярости, сколько и в сердце.
Шорох испугался себя и своего уродства. Он не мог поверить, что глядит в зеркало. Только тогда граф понял, что вернуться к людям он никогда не сможет, все его старания были напрасны. Они не примут его таким, и ни один человек на земле не сможет его полюбить, как и предрекала ведьма. Тогда граф решил провести всю оставшуюся жизнь в мрачных коридорах замка.
Это решение изменило его. Он больше не хотел думать и помнить о людях, не хотел терзать себя чувством вины. Каждую ночь он превращался в Шороха и шёл в лес на охоту. Монстр был прекрасно создан для этой цели. Он мог на протяжении долгих часов выслеживать оленя или косулю, а потом в несколько быстрых скачков настигнуть свою жертву и убить её. Только после этого, не получая никакого удовольствий от пищи, Шорох поглощал ещё горячее сырое мясо, но всегда оставался голоден.
Так шли годы. Ничто не менялось в жизни графа. Тринадцать лет он провёл в этом замке и семь из них он не думал и не вспоминал о людях. За тринадцать лет ему начало казаться, что все люди похожи друг на друга как две капли воды, что все они на одно лицо, что у всех у них в голове не мысли, а слепые приказы и действия.
Стоял жаркий засушливый август. Длилась ночь. Шорох замер на одной из башен своего замка, ставшего ему и домом, и тюрьмой, наблюдая за великим непроходимым лесом. Когда луч седой луны касался леса, в нем оживала жизнь. Дикие хищники выходили на охоту, провозглашая стремление жить. У травоядных тоже наступала борьба за выживание. Это была дуэль между теми, кто ест, и теми, кого едят. Лишь Шорох не участвовал в этой войне. Будучи человеком, венцом творения, он стоял выше хищников, ведь был способен лишить их жизни, но в то же время, и он сам мог стать их добычей. Превращаясь в Шороха, он мгновенно превосходил всех. Никого в лесу Шорох не боялся, но зато все боялись его. Никто не сумел бы его победить. Ни рысь, ни волк, ни медведь не представляли для него угрозы. Таинственные ночные твари и лесные духи уползали прочь, когда Шорох выходил на охоту. Другие чудовища прятались в свои норы. Шорох с лёгкостью побеждал всех.
Зверь понимал, что только человек мог принести ему смерть, но людей не было на много миль вокруг, да и кроме того, Шорох совсем забыл их. Он знал лишь, что, когда человек безоружен, он слишком уязвим. Почти любой хищный зверь может справиться с ним. Когда у человека есть ружье или пистолет, он представляет смертельную опасность для всех, кто его окружает. У графа не было пистолета, но в нем жил Шорох. Такой же опасный, как и огнестрельное оружие. Разница в том, что ружье издаёт много шума, привлекая внимание. Шорох же вообще не умел шуметь.
И в этот жаркий августский вечер, как и всегда, Шорох отправился в лес на охоту.
Уйма запахов ворвались в сознание монстра. Зверь чуял лосиху, зайца, чету мышиного семейства, серую лисицу. Все эти запахи были знакомы ему как нельзя лучше. Но тут в его рассудок проник новый аромат. Шорох не помнил его и никогда не чуял раньше. Он мог поручиться, что этот запах был новым в лесу, потому что пах не листвой и травой, а сталью и порохом. Шорох с лёгкостью распознал, откуда исходит этот аромат, и с великим любопытством пошёл ему навстречу. Зверь двигался против ветра, чтобы остаться незамеченным. Он шёл медленно, скользя под тенью деревьев, сам превращаясь в тень. Он старался не спешить, хотя весь его рассудок изнемогал от любопытства и живого интереса. Приближаясь к неизвестной цели, Шорох уже издалека услышал множество звуков, издаваемых неизвестными. В его нос также проникли более странные запахи, незамеченные им раньше. Он чуял лошадь, но та была не в новинку. Аромат других живых созданий ему был незнаком, и когда монстр замер в зарослях кустарника, наблюдая за происходящим на тонкой, заросшей травой дороге, его глазам предстали носители новых ароматов.
За долгие тринадцать лет заточения в замке граф впервые увидел людей. Сначала он рассмотрел только троих. Это были мужчины, вооружённые ножами и пистолетами. Шорох считал, что люди были одноликими, но у этих были лица, и они сильно отличались друг от друга. Они о чём-то говорили, а монстр по началу даже не стремился вникнуть в тему их разговора. Он просто слушал голоса – такие же разные, как и сами люди. Затаив дыхание, Шорох наблюдал за ними, в звере проснулся интерес к этим существам. Он успел их забыть и теперь, наблюдая с безопасного расстояния, монстр был поражён ими. Однако если бы Шорох даже был в человеческом обличие, он все равно не решился бы подойти к этим созданиям.
Они сидели рядом с телегой, а рядом паслась их тяжёлая гнедая кобыла. Люди расположились вокруг фонаря и о чём-то говорили. Казалось, они шли через лес с какой-то целью, но для Шороха она пока оставалась загадкой. Зверь затаился в кустарнике, начисто забыв об охоте. Он внимательно слушал голоса людей, пытаясь понять цель их визита.
– Эта дорога петляет в лесу. Вы уверены, что мы идём правильно? – спросил один из них с густой, но короткой бородой и каштановыми волосами.
– Судя по тем картам, что удалось отыскать, мы должны скоро выйти к морю, – отозвался самый молодой из них, – А там можно будет вернуться назад.
– Не нужно было идти сюда, – с сожалением в голосе заметил третий мужчина. Он был очень высок, и его волосы уже тронула седина, – Это плохой лес. Много легенд слагают о нём и о чудовищах, что здесь обитают.
– Пока мы никого не встретили, – обронил первый, – но мне тоже здесь не по себе. Поскорее бы покончить с этим.
– Да ладно вам! У нас есть своё чудовище, – усмехнулся второй, – Нечего бояться. Правда, милая? – и он обернулся к телеге.
Шорох не сразу заметил, что эти трое мужчин были не одни. В телеге сидел кто-то ещё. Ему вдруг стало интересно. Он решил подождать и посмотреть, что будет дальше.
– Иди к нам. Что ты забилась в угол? Выходи, подыши воздухом, – второй мужчина поднялся, подошёл к телеге и с силой потянул за две верёвки, привязанные к деревянной перекладине.
Шорох забеспокоился. Увиденное взволновало его. Упираясь, но не смея не подчиниться, из повозки показалась девушка. Её руки и горло были перевязаны тугой верёвкой, конец которой держал в руках молодой светловолосый мужчина. Шорох сразу отметил божественную красоту девушки. У неё были длинные золотые волосы, мягкие и приятные черты лица, зверь рассмотрел синие глаза, испуганно забившиеся вниз. На её сжавшемся хрупком теле болталась бесформенное белое покрывало, словно саван, и она стояла босяком, но всё это казалось неважным. Зверя поразило совсем другое. Она святилась в темноте, озаряя поляну своим призрачным сиянием намного ярче, чем блеклый фонарь её стражей.
Молодой мужчина изо всех сил рванул верёвки на себя, и Свет упала к его ногам, перехватив путы так, чтобы ослабить их. На её лице читалось полнейшее отчаяние и мольба. Шорох был поражён до глубины души. В его сердце закрался гнев. Свет была красивой. Он мог согласиться со своим изгнанием, но ведь она не могла никому причинить боль. Шорох дрожал от гнева, но сумел сдержаться и подождать.
Верёвка сдавливала горло Свет, и она задыхалась. Белокурый юноша ещё некоторое время наблюдал за этим.
– Ну, хватит тебе, – остановил его третий, – ещё задушишь её. Разве не помнишь? Чудовище должно погибнуть в гребнях волн, только так мы снимем проклятье с деревни.
Мучитель Свет ослабил хватку, и девушка жадно и шумно вдохнула воздух.
– Правда, оставь её, – поддержал первый, – Мало ли, что она ещё умеет?
Белокурый резким движением хлестнул концом верёвки у самых ног Свет. Девушка негромко вскрикнула, и быстро вскочила с земли. Когда второй удар задел пальцы её босых ног, она поспешила вернуться на своё место.
– Проклятая! – злобно процедил мужчина с каштановыми волосами, – хоть бы слово бросила, так она молчит как рыба.
– Она не умеет по-нашему, – отозвался старший среди них, – Она же не человек, в конце концов. Говорят, с неба упала, как звезда. Нужно побыстрее с ней разделаться. Если пойдём сейчас, то к утру мы должны добраться до моря.
Покончив со стоянкой, они впрягли гнедую кобылу обратно в телегу, и продолжили свой путь.
Шорох подумал, что все люди такие жестокие. И пусть они кажутся спокойными, и даже благородными, эти чувства таят в себе беспощадность, которая не снилась даже Шороху. Несмотря на это, Шорох всё равно хотел узнать их получше. Он не стал бы геройствовать ради Свет, но хотел изучить своих врагов.
– Что-то не так, – очень тихо сказал первый, – по-моему, за нами кто-то следит.
– Успокойся, – посоветовал ему второй, – кто здесь может быть? Воробьи и белки следят за тобой с вершин деревьев.
– А если медведь? – опасливо проговорил третий.
Первый, тот, что с бородой, немного замедлил шаг. Он двигался очень плавно, как опытный охотник. Шорох даже не заметил, как его рука зарядила пистолет. Всё произошло очень быстро. Первый мужчина обернулся к зарослям, в которых скрывался Шорох, и сделал один точный выстрел. Он не мог промахнуться.
Шорох взвизгнул от неожиданности, а потом и от боли в правом предплечье. Тут же гнев обуял его. Кто-то превзошёл его, сумел причинить боль. Ярость затмила рассудок, и Шорох резким прыжком кинулся на своих врагов через колючий кустарник, расцарапав брюхо. Клацнули кривые острые зубы. Раздались голоса мужчин, и последовало ещё несколько выстрелов пистолетов. Лошадь от испуга резко метнулась в сторону, затем в другую. Телега перевернулась из-за повторного толчка, и острый край перекладины порвал две верёвки.
Шорох был страшно зол. Он хотел убить всех вокруг. Его клыки полоснули руку того, кто стрелял в него. Последующие два выстрела прошли мимо. Зато третий, уже из револьвера угодил монстру в грудь. Зверь зарычал, потом заревел от боли и не в силах совладать с приступом гнева, отшвырнул свою жертву в сторону, после чего быстро скрылся в кустах.
Этот мир и эти люди! Теперь Шорох возненавидел их всех. Раньше он их просто не знал, потом не понимал, а теперь ненавидел. И неужели когда-то давно он тратил столько времени на книги, чтобы научиться управлять собой только ради того, чтобы суметь вернуться к людям? Зачем? Они уже отвергли его, даже не успев его увидеть, не то чтобы узнать. Зачем возвращаться к людям с их жестокостью по отношению к тем, кого они не понимают, и к тем, кто не похож на них?
Шорох быстро пересёк лес и вскоре выбежал на мощёную каменистую дорогу перед входом в замок. Монстр одним мощным прыжком взлетел на небольшой балкон второго этажа и тяжело приземлился на пол. Пуля в предплечье его лапы прошла до самой мышцы и сейчас рана причиняла нестерпимую боль. Зверь захрипел от боли, но постарался не обращать на это внимания. Ночь зрела, и до рассвета оставалось порядком четырёх часов. Тогда он вернётся в человеческий облик, чтобы навсегда возненавидеть этого человека. Возненавидеть и себя за то, что он рождён от людей и за то, что он сам почти человек. Тогда, может, он найдёт способ навсегда остаться Шорохом и не возвращаться в ненавистный ему облик.
Шорох тяжело зашагал по коридору своей крепости, оставляя кровавые следы. Вскоре он обрёл утраченные силы, и смог ступать также легко и бесшумно, как и прежде.
Зверь вошёл в один из залов в центре замка, где не было окон, и куда совсем не проникал свет. Шорох опустился в угол коридора и начал тяжело дышать от долгого бега. В какой-то момент, кажется, он даже задремал, сражённый болью и усталостью.
Открыл он глаза из-за того, что его острый слух уловил что-то. Ему потребовалось несколько минут, чтобы понять, что он в зале не один. Из дальнего противоположного угла лился яркий свет, нарушавший первозданную темноту. Значит, Свет удалось сбежать, и сейчас она находилась тут. Шорох затаил дыхание то ли от смятения, то ли от неудержимого гнева. Он упёрся налитыми кровью глазами в девушку и с некоторым презрением принялся рассматривать её. Казалось, Свет не заметила зверя. Она села в углу, сцепив руками ноги, и упёршись в них головой. Шорох оскалился. Свет вторглась в его дом, и зверя это разозлило ещё больше.
Около десяти минут Свет не шевелилась, и Шорох не давал о себе знать. Он наблюдал за ней, вглядываясь в её контуры тела, в её золотистые спутанные локоны. Она была красива, но Шорох всё равно ненавидел её. Ещё через несколько минут зверь издал глухой и прерывистый рык. Свет испуганно вскинула голову, но сияния, исходящего от неё, не хватало для того, чтобы озарить всё помещение, поэтому Шорох остался незамеченным.
Зверь поднялся со своего места и медленно тронулся навстречу к ней. Боль в груди и в лапе сразу дала о себе знать, и он зарычал теперь уже из-за боли. Неторопливыми шагами Шорох приблизился к девушке, и вошёл в круг её сияния.
Свет ничего не сказала. Возможно, потому что не могла, а возможно из-за того, что боялась. Зверь хотел убить её. Ради того, чтобы отомстить за боль, причинённую ему. И ещё больше – потому что боялся и не знал, что ещё он может сделать. Он открыл пасть с кривыми жёлтыми клыками, и в полумраке сверкнули его алые глаза. На лице Свет читалось отчаяние, страх и мольба. Шорох не решался убить её. Он ждал, когда девушка вскочит и убежит, чтобы наброситься на неё, но Свет всё не шевелилась. Она смотрела ему в глаза своим добрым и мудрым взглядом, безмолвно моля его и прося о пощаде, но только Шорох сейчас не знал пощады. Гнев затмил сострадание в его душе, но напасть он всё же не решался.
И тут девушка сорвалась с места, дав ему шанс. Он напряг усталые лапы и ощетинил грубую шерсть, но Свет так и не убежала. Напротив, она приблизилась к зверю. Не вставая с земли, почти на четвереньках она подползла к нему. Монстра это не остановило. Он занёс здоровую когтистую лапу, чтобы нанести первый удар, но тут девушка коснулась его колючей шерсти своими тонкими пальцами. Шорох остолбенел, а Свет провела рукой по его мускулистой лапе и дотронулась до раны на предплечье. Зверь грозно зарычал, но девушка вновь не отдёрнулась от него. Она углубила пальцы в кровоточащее ранение, и в следующую секунду на пол звонко упала пуля. Шорох снова зарычал, но Свет провела рукой по его лапе и боль отступила. От её пальцев повеяло приятным холодком, остудившим рану. Кровь тоже перестала капать на пол. Свет подняла глаза и посмотрела в лицо зверя, выражающее полное недоумение. Девушка коснулась раны на его груди и вытащила вторую пулю.
Шорох не понимал. Он не знал, что делать, совсем растерялся. Только сегодня ему казалось, что все люди жестокие чудовища, способные только убивать, и уже сейчас одна из них без всякого страха лежала у его ног и уводила боль прочь.
Монстр уже видел Свет, и знал, что она красива, а теперь узнал, что она добра и бесстрашна. Свет смотрела прямо в его глаза и ждала, а Шорох не мог придумать, что делать. Он понимал лишь одно: ни сейчас, ни часом позже, никогда-никогда убить её он не сможет. Её взгляд изменился. Она больше не боялась его. Как будто видела насквозь, в вот Шороху стало страшно, потому что он столкнулся с чем-то новым.
Девушка подняла руку и протянула её к уродливой морде Шороха. Первой мыслью зверя было укусить, но он тут же сам испугался этой мысли и лишь враждебно зарычал, и попятился в сторону, не зная, чего можно ожидать. Свет отдёрнула руку, но лишь для того, чтобы коснуться его щеки уже в следующий миг. Она мягко провела ладонью по его морде, спустившись к горлу. Шорох лишь сейчас перестал рычать и осел на землю, потому что ничего умнее так и не придумал. Теперь глаза Свет выражали одну-единственную мысль: «верь мне» – читалось в них.
Никогда раньше Шорох не ощущал прикосновения человеческой руки. Лишь в детстве он помнил материнские руки, и чуть позже, но лишь утром, в облике человека. А ночью никто не осмеливался подойти к нему. Его запирали в темнице, увитого цепями. Потом он и вовсе остался один. А теперь перед ним лежала хрупкая девушка, которую ничуть не смущал его страшный облик.
Шорох лёг и растянулся на полу, а Свет села на колени перед ним, продолжая нежно водить рукой по его голове и шее. Это продолжалось достаточно долго, чтобы зверь успел привыкнуть к ней. Затем он вдруг приподнялся и очень осторожно положил свою несуразную лапу ей на шею, а затем придвинул её к себе. Она обхватила его плечи, обнимая зверя, и Шорох чуть плотнее прижал Свет к груди.
То, что произошло дальше, остаётся лишь легендой, но, говорят, что в этот момент лёд, сковавший сердце графа когда-то давным-давно, треснул и растаял. Шорох ощутил новую боль в груди, но она показалась приятной. Он научился любить. Зверь ещё сильнее прижал Свет к себе. Девушка подняла голову, снова посмотрев ему в глаза, а затем нежно поцеловала зверя в морду.
Она пришла с неба, как падающая звезда. Ни одно существо на земле не могло снять с него проклятья, но она могла. Шорох не хотел покидать её больше никогда, он не хотел отходить от неё ни на шаг, ни в человеческом облике, ни в виде страшного зверя, но тут в его мозг ворвался зловонный запах людей. Они были где-то здесь, в замке, а потом он услышал выстрел.
Свет взволнованно вздрогнула, и обернулась. Шорох враждебно зарычал и насторожил уши. До рассвета оставались считанные минуты, а эти люди могли причинить вред его возлюбленной и ему самому. Монстр нехотя оторвался от Свет и поднялся на лапы. Она тоже встала, и в последний раз обняла его, словно желая удачи.
Шорох издал утробный рык и пошёл на едкий человеческий запах. Уходя из зала, он не увидел, что сияние, окружающее Свет вдруг померкло, а девушка, глядя ему в след, тихо прошептала:
– Я тебя люблю.
Зверь бесшумно скользил по бесконечным коридорам. Солнце всходило, и Шорох обретал человеческий облик. Трансформация была долгой и болезненной, но зверю нравилась эта боль. Она грела когда-то холодную кровь в венах и заставляла горячее сердце стучать быстрее. Он шёл на свой последний бой ради любви и жизни.
Запах усиливался. Зверь был готов, как никогда. Он резким скачком вырвался на открытый балкон. Заря уже занималась, и монстр кинулся на своих врагов в преддверье рассвета. Лязгнули его клыки. Хрустнула первая человеческая кость. Он повалил на землю белокурого человека, издевавшегося над Свет. Кто-то другой выстрелил в спину Шороха. Зверь болезненно содрогнулся, но успел покончить с первым. Когда он оторвался от бездыханного врага, ещё один выстрел поразил его в плечо, но эта боль доставляла только удовольствие, потому что была не напрасной. Шорох метнулся в сторону, избежав следующего взрыва, а потом легко убил второго, с густой бородой.
Его последняя жертва успела выстрелить трижды. Две из трёх пуль достигли цели, поразив Шороха в живот и в грудь. К тому времени он почти обрёл облик человека. Зверь повалил врага, и ощутил, как острый нож расчертил борозды на его груди, но больше он ничего не успел сделать. Клыки сомкнулись на его горле, и последний из врагов был повержен. Пока он ещё мог, Шорох сбросил тела этих чудовищ в кипящую пучину моря, и с того момента второе проклятье тоже было разрушено.
Граф устало упал на спину. Из его ран сочилась огненная кровь, но он был счастлив. Боль парализовала его на несколько минут, но не беспокоила сильно. Мужчина поднялся с земли, но без сил рухнул вновь, сражённый усталостью и всё той же болью. Он потерял много крови, но теперь он жил ради того, чтобы любить.
Граф сознавал, что больше не суждено ему обрести облик Шороха, он понимал, что все проклятья были побеждены. Только одно беспокоило графа, и делало его несчастным. Он больше не чуял запаха Свет, а замок был слишком-слишком огромным. Обойти его за всю жизнь было возможно только два или три раза, но, если был хотя бы один шанс, что он сумеет найти в нём её, граф был готов бродить бесконечно.
Он снова поднялся и, опираясь о стены, побрёл искать свою любовь. Раны были смертельны, но ему слишком хотелось жить. Может, только сейчас он начал жить по-настоящему, не просто ради охоты и скитаний по замку, а ради великой цели. И ради этого ему действительно стоило жить.