С.Б. и Г.Г.
...Твоя вуаль - что туман. А туман над рекой - что твоя вуаль.
Я будто вдыхаю благовония – мне так хорошо, и руки мои перестают трястись. Они успокаиваются, и я успокаиваюсь.
Тишина. Так тихо, что зеркала, в которых до этого мы отражались, теперь похожи на мутные озёра далёкого Севера. Даже мои братья-прерафаэлиты не создали бы прекраснее пейзажа. Так будет теперь всегда - жизнь в опиумном дыму, в серебряных плёнках зимнего утра. Кто я теперь? Кто ты теперь?
Мы призраки-морозы, мы на трамвайных путях - сидим и надуваем пузыри дыма. Те рассыпаются миллионами иголочек и проникают в самый воздух. Мы растворяемся в серебряном дожде, и ветер играет с нашими чёрными одеждами.
Что за дни? В казематах старинных зданий, исчерченными червоточиной веков и морозным небытием, мы вгрызаемся в фолианты, полные костлявых формул седой вересковой древности. Вырвавшись из них, бежим мимо друг друга, чтобы закрыться в подпольях ресторанов и там, да простит нам великий Эпикур, мы упиваемся винными купажами и избиваем тела тоннами блюд…
Курильщик по случаю, закрывшись в своей келье, я иногда мечтаю о далёких сан-францисских притонах, где лиловый негр с жемчужною улыбкой подаст тебе манто, а мне пальто. Красивое пальто с меховой оторочкой, а не тот худой капот, который ты ещё, верно, помнишь… И мы пойдём улицей, полной огней и винных паров. Мы будем улыбаться друг другу, смеяться невпопад. Мы будем счастливы. Мы будем вместе...
Мы запрёмся в огромной квартире на последнем этаже высотного здания. В комнате мы поставим пластинку и сядем на обюссонский ковёр, лежащий у самой твоей кровати.
Я вижу, как буду целовать тебя - твои лилейные руки, томные губы, мягкие волосы, тихо пахнущие восхитительными духами.
И снова уловив этот запах у себя в келье, я открываю глаза, и мечта тает - быстро и неумолимо, как тает на ветру дымок от только что потушенной свечи.
Ты ведь не вернёшься. И я не вернусь. Но как приятно иногда, спускаясь на трамвайные пути, глядеть в глаза друг друга и, улыбаясь понимать: как хорошо, что мы растаяли тогда…