Продолжение
Издана в альманахе "Писатель года 2018". (Писатель года. Книга третья. - М.: Издательство РСП, 2019 -248 с.; ISBN 978-5-4477-1278-5) на с.166-182.ГЛАВА 5. РАЗНОЦВЕТНАЯ ГЛАВА, ИЛИ КАЖДОЙ ТВАРИ ПО ПАРЕ
В кабачке при Институте собралась шумная компания.
Уже мало, кто что-нибудь понимал, но разговоры, как
это водится в подобной обстановке, не стихали.
Остависты ни в чем не отставали от людей.
- Ну и слова ты сочинил! Фигню зеленую! – рыкала
красномордая громоздких форм госпожа, самая
известная авторша крутых боевиков.
Ее усатый рот ощетинился и невольно возникала мысль,
что авторы боевиков имеют вовсе не божественное
происхождение, а если и божественное, то как же
должен был выглядеть по их представлениям бог?
- Фигню не фигню, а продается! – высокомерно отвечал
ей элегантный господин, поправляя наманикюренными
пальчиками галстук-бабочку, вытягивая как гусак шею.
Последний из беседовавших только что вошел в
кабачок, оставив свой суперсовременный автомобиль
оливкового цвета почти у самого входа. Он
был одним из самых преуспевающих обитателей
Института зелёного типа поведения, потому что
вовремя успел найти для себя нишу в этом
материальнейшем из миров. Всегда появляются клиенты,
кому надо сочинить куплеты на свадьбу, юбилей,
стишата на новоселье, даже эпитафию. Этим он и
занимался сначала в свободное от работы время, а
потом сделал сие занятие основным. Для этого,
собственно, он и пришел в кабачок, чтобы еще больше
позеленеть, чему обычно хорошо способствовала густо
зеленая амврозия, подаваемая ему здесь по спецзаказу.
- Но это не поэзия! – горько прихлебывая из реторты
свежеприготовленный бульон, тихо, почти шепотом
воскликнул навечно отчаявшийся господин в жалких
лохмотьях. – Это суррогат. И даже непоэтический
суррогат.
- Позвольте, а что вы называете поэзией? – взглянув
на свое отображение в зеркальной стене, равнодушно
спросил господин, продолжая гнуть свою зеленую
линию, важничать, с одной стороны, и
самоутверждаться, с другой, потому что это две
стороны одной и той же зеленой медали.
- Душа должна быть вложена в поэзию. Душа, -
замогильным голосом твердил господин в лохмотьях,
обращая взор свой к небу.
- Вот вы захотите мочиться. Вы что, о душе будете в
этот момент беспокоиться?! – прогремела красномордая
госпожа, не выпуская изо рта дешевую сигарету. - Вы
со всех ног побежите искать сартир!
Дама внушительно шлепнула об стол свою пузатую
колбу, из которой в разные стороны выплеснулось
красное содержимое подозрительно-грязного оттенка.
- Правильно. Еще классики марксизма утверждали, что
сначала требуется удовлетворить первичные
потребности человека. Материальные. Потребности в
пище, в еде. А потом только человек будет
задумываться о потребностях духовных. Если в этом
вообще есть резон, - теперь уже поддерживал
красномордую госпожу зеленый, вытирая со лба
багряные следы красного зелья. – Вспомните Бабу
Ягу, которая должна была сначала напоить, накормить
добра молодца, спать уложить,колыбельную спеть
спеть, а потом сексуально домогаться.
- Насчет колыбельной Вы снова под свои заказы
работаете! А насчет её сексуальности согласен, бабки
ёжки нынче в тренде.Ведь они крутые, их на
пенсию палкой не выгонишь. Иначе почему им молодежь
нравится? Брали бы себе в любовники Кощея
Бессмертного, на вселенскую пенсию сейчас не
проживешь!- распылял красные брызги писатель-сценарист
боевиков, специалист по сексуальным сценам.
На это господин в лохмотьях, поведения исключительно
синего, неудовлетворенный собой и даже от себя
отказавшийся, отодвинув реторту, совсем беззвучно
произнес:
- Да, но пища,одежда,секс – это ведь не поэзия,
господа... Ах, что вы можете знать о душе... – после
чего закрыл лицо ладонями и переместил свою душу в
неизвестном никому направлении.
Однако за стенами Института каждый знал, что это
современный классик и пишет нетленку в духе
постмодернизма, пронизанную неизбывной печалью и
описанием страшностей, присущих любому только что
ушедшему общественному строю и вообще всему сущему.
Сейчас он сделался вовсе отдельным, потому что
принял изрядную дозу синего напитка.
В это время дверь кабачка приоткрылась, кто-то уж
совсем витающий в облаках впорхнул и не до конца
приземлившись, полупролетел мимо столиков легкой
походочкой. Это был обитатель Храма, который
четырежды выстоял разные волны кризисов и банковских
крушений, и несмотря на то, что пришлось четырежды
поменять цвет своего поведения, оставался мечтателем
и наивным искателем, фанатично верившим в Сверхидею,
как никто другой.
Свои цветоутверждающие идеи вновь
прибывший сотрудник Института воплощал в текстах,
посвященных актуальным проблемам общества за бортом
Института и внутри него, а также в статьях по
истории, культуре и религии.
- Не о том вы все говорите.Бог на месте.
Коктейля вкушу, - процветоутверждал он и заказал
пробирку солнечного напитка для подкрепления своего
желтого поведения.
Он облюбовал столик ближе к свету.
Недалеко от желтого господина в центре внимания
расположился всем известный, в том числе и ему
самому, классик-эстет. Оттенки зеленых текстов, да и
его самого все время менялись, в зависимости от
потребительского спроса. Если поэт выглядел
обывателем, потому, что имел чисто зеленый тип
творчества, поведения и слыл консерватором, то
классик-эстет добивался не самоутверждения, а
возбуждения извне. Любая встреча могла подвигнуть
его к творчеству, по этой причине он был завсегдатаем
кабака, правда, наблюдал все с высоты своего пупка и
становился в это время изжелто-зеленым, напоминающим
цвет майской зелени.
Когда его настроение менялось на коричнево-зеленое,
он искал возбуждения посредством наслаждений, что
великолепным образом удовлетворял тут же, в кабаке.
Любимейшим его занятием служило конструирование
выпендрежей. Помнится, для последнего выпендрежа он
заказал блюдо из ананасов в доморощенном соусе
своего ночного горшка, чтобы затем выплеснуть все
это на благодарного потребителя. И не ошибся. Этот
проект всем пришелся по вкусу и вылился в бестселлер.
Зеленый цвет классика-эстета менял оттенки в
какие-то секунды, так же быстро менялась его
самооценка и саморегуляция, которые неизбежно
сопровождали зеленую расцветку. Вегетативная нервная
система и органы потребителей текстов
классика-эстета активно отвечали на любую потугу
массового кумира, все окрашивая в сине-зеленый.
Творческое расслабление классика привносило в массы
коричнево-зеленый оттенок, застойное возбуждение
обеспечивало чисто-зеленый колер, а снятое (бывшее в
употреблении) возбуждение - желто-зеленый. Если
какое-то состояние фиксировалось потребителем
длительно, то потребитель перенапрягал себя
физически и, как только наступало истощение, начинал
отвергать надоевший оттенок. Именно это диктовало
быстроту реакции классика-эстета, которой все
сидящие в кабаке дружно завидовали.
Вот и теперь классик-эстет пришел в это питейное
заведение, чтобы получить цветовую подпитку. Он
вальяжно развалился в кресле, потягивая трубку и
смакуя очередную порцию коктейля из клубнички с
взбитыми изрыганиями. С целью максимального
удовлетворения своего потребителя им выписана была
сорока, которая принесла ему на хвосте свежие
новости с рынка. Он угостил ее своим коктейлем, она
села ему на плечо и принялась без умолку трещать,
украшая его зеленое плечо продуктами распада
литературного нектара.
Меню и блюда специально разрабатывались Институтской
лабораторией, которая находилась прямо за стеной
кабака. У каждого автора имелись свои и только свои
потребители, близкие ему по цветовой доминанте.
Чтобы цветовые свойства определенного типа удержать,
в Лаборатории придумали рецепты цветных коктейлей
разной степени насыщенности, разных оттенков, с
разным букетом.
Это питье производили с помощью
эфирных генов, взятых у каждого автора. Требовался
всего-то крохотный кусочек эфирной ткани. Потом эту
ткань выращивали в пробирке до более плотного
вещества, похожего на человеческий белок. Эфирная
сгущенка, индивидуальная для каждого остависта,
подавалась в Институтском кабаке либо в виде
отдельного напитка, либо подмешанная в какое-нибудь
блюдо.
Кому подносили сгущенку в пробирочке, а кому
требовались лошадиные дозы, не разбавленные никаким
другим продуктом. Часто случались передозировки. Но
они были не так страшны, как если бы местным
обитателям давали земной белок. Последний абсолютно
не расщеплялся и отравлял эфирное тело духа. Отчего
храмовый обитатель превращался в уходиста, да и там
плохо приживался, болтаясь между небом и землей.
Некоторым хотелось бы совсем помереть, да нельзя,
потому что и остависты, и уходисты были бессмертны
испокон веков.
- Велми божественно, - облизывая губы утонченным
языком, произнес классик-эстет, отхлебывая очередной
глоток клубничного коктейля. – Я созреваю на глазах.
Спасибо нашей чудной Розе.
- Гарр!!! – подтвердила его хвалебные слова сорока,
исподтишка поцарапав его по плечу, как лучший друг и
завертела хвостом.
- Я всегда одобрял ее проекты, - закуривая сигару
размеренно важно произнес поэт зелёного типа.
- Надоело самоедство! Хоть бы синего, что ли дали
хлебнуть! Авось душа проснется! – проворчала
сочинительница боевиков. – Уже все ресурсы на
исходе. Свежей крови хочется! А наша Роза не
чешется! Пора уж ее на гербарий пустить! Роза,
мимоза, лилия, мак, василек, тюльпан, фиалка!..
- Цвет – материал текстов Будущего! – твердил желтый
автор статей, подставляя свой напиток свету
нынешнего дня; в полумраке кабака напиток быстро
ржавел и дурно пах.
В самом темном углу сидела таинственная незнакомка в
черной шляпе. Ее шея была окутана газом шарфа, а
лицо закрыто вуалью. Она тихо потягивала из высокого
темного фужера напиток таинственного цвета, были
слухи, что последнее её сочинение,виртуально-психологическая
фантасмагория,не была замечена массовым читателем и
она писала свои философские чудо-романы для
высоколобых читателей в стол, хотя в столе теперь
мало что спрячешь от народившихся и уже
расплодившихся по всей Вселенной хакеров, потому как
и понятие стола ныне виртуализировалось.И только в
Институте "стол" вырос до символа. До
Кругого Стола.
Синий классик продолжал распадаться в углу на
мельчайшие и уже невидимые окружающим частицы,
неудобочитаемые в мире потребителя. Вызванная на
место эксперимента Роза прогнозировала период
полураспада – вечность. Так, говорят, было задумано
какими-то враждебными силами. Впрочем, возможно,
причиной её предчувствий был сон.
Продолжение следует
Издана в альманахе "Писатель года 2018". (Писатель года. Книга третья. - М.: Издательство РСП, 2019 -248 с.; ISBN 978-5-4477-1278-5) на с.166-182.
На фото Натальи Менщиковой: работа Николая Силиса "Дон Кихот" (1990) на выставке в Музее AZ; медь, бронза.