Лотосы

Галина Ульшина
Вы видели, как цветут лотосы?
Настоящие живые лотосы с сочными избела-розовыми лепестками, открытыми чашечой в синеву?
Огромные лотосы, похожие на сомкнутую пригоршню, подносящую к небу капли росы?
А целое поле пунцовеющих в закате лотосов, стоящих на крепких стволиках над замершем заболоченном водоёме? – так же стоят розовые фламинго где-нибудь на реке  Замбези или в кенийском озере Ларнака...
Наверное, однажды  увидеть такое чудо – уже счастье для степного человека, видевшего «степь да степь кругом».И такое чудо было мне явлено.

Но сначала мы поехали на море, в Витязево –это прибрежное село, входящее в «большую Анапу». Это было, скорее, не путешествие, а служебная командировка, в которую мужа отправил начальник: нужно было привезти из Витязево его дочь.
А мой муж взял меня с собой. Делов то…
Доехать до Витязево, где Азовское море плавно перелилось в Черное, вдохнуть свободного ветра, услышать гул стихии, переночевать в съёмной квартире, а на другой день уехать восвояси всем вместе. То есть с дочкой начальника.
Никто же не знал, что дочка будет и с сыном, и с мужем.
Нам не сказали – и мы не знали.

Мы удивительно быстро пересекали село за селом, город за городом.
Я была штурманом с картой в руках и, упиваясь возможностью поруководить, зорко следила за дорожными указателями, поворотами и знаками, отдавая приказания: через 100 метров поворот налево или внимание: пересечение дорог!
Когда  ровные поля с подсолнечником захолмились и, наконец, покрылись виноградниками, появился долгожданным указатель на Витязево. И даже солнце показалось каким-то ласковым, прямо курортным, не то что наше степное, жгучее до нетерпимости.
Квартира отыскалась быстро, дёшево, хотя и далековато  от моря.
Но разве нас что-то могло остановить?
Немедленно, едва бросив вещи, перепрыгивая с камня на камень, перешагивая через сотни ступенек, мы взбивали белую меловую пыль, пробираясь по узким улочкам через парк  к пляжу, к пляжу,  при этом кланяясь то неведомым мелким  цветочкам, то обнюхивая гигантские мальвы, то окутываясь головокружительными запахами жареных чебуреков и снеговой свежестью разрезанных арбузов.
Добрались…

Ветер в уши... Шепот волн, чайки, визг детворы – это звуки моего приморского детства. Я замерла, вслушиваясь, внюхиваясь и тихонько, по чуть-чуть озираясь.
Белый песок.
Гуляющий верблюд.
Белые скалы.
Бескрайнее море почти белое с синей каймой по горизонту (небо?).
Лепота…
Как я могла без этого жить? Я даже не заметила, как прогнулась под этот бегущий, топающий и скрежещущий мир, сдала даже память о солёном ветре и бездонном окоёме – единственно бесплатное право обладания всеобщей гармонией мира.
Нееет, ушла за престижем, деньгами, людьми, а – куда? Ради чего?
Стою, вот, как блудная дочь Нептуна, как грешница в притворе храма – примут ли мою исповедь?

Муж тем временем позвонил дочке начальника, доложил о прибытии верного извозчика, договорился о завтрашнем часе выезда и – приступил к законному отдыху.
Сразу, не оглядываясь, пошел в воду.
 Ему меня не понять, он на море не вырос. Для него вода  и есть вода. А море это колышимое или заплутавшая речка, неважно. Хоть океан! Ему бы искупнуться и рухнуть в песок под еще горячие лучи позднего солнца, и затихнуть, как положено пляжнику.
А мне – вслушиваться в тихую песнь ветра: Иииииии-ииии…
Её слышно, если ухо держать низко над песком: ииииии….
А потом подползти к бровке пляжа и лечь ничком – но по ветру! – чтобы запах водорослей, кучками и полосами разбросанный по краю, щекотал ноздри, а набегающие волны подгоняли свою пену под ступни. Пальцы ног в воде, пятки под солнцем – что может сравниться с этой симфонией покоя и счастья?
И запах водорослей.
И чайки.
И детвора.
И ветер в ушах: Иииии….Иииии….
Наверное, я просто не видела другого счастья, особенно, если вспомнть, что в последний раз я была на море 17 лет назад. И то зимой.
Вприглядку, так сказать.

Солнце ширясь и тихонько стаивая, медленно, но верно растворялось морем, как кусок масла в супе. Оно вызолачивало спинки волн, растекаясь поверху и жирно сверкая. Жадные чайки к вечеру активизировались, из золотых волн выхватывая сомлевшую от жары рыбу. От света и сверкающей ряби ломило глаза. Солнце, казалось, растворяло и пляжников, незаметно исчезающих с лежаков с их сумками, шляпами и чадами. Тени стали длинными и сиреневыми.

Вернулись в комнату в сумерках, по пути удивляясь беззаботному кутежу по кафешкам (шальные предпринимательские деньги просили свободы) и дегустационным заведениям( это сколько сил нужно?), рассматривая фланирующие пары, в такую жару сцепившиеся руками ( а дамы на каблуках по горкам и колодобинам!), удивляясь скромным аборигенам, вынырнувшим из своих норок (остальные комнаты сданы) за хлебом по прохладце.
Ночью чудно пели цикады, а луна, как нарочно, полная и близкая, всю ночь смотрела мне в лицо.

Дочь начальника оказалась строгой дамой лет 30.Она села впереди, а нам с её сыночком и его папой пришлось ехать вместе на заднем сидении. Ехали в полном молчании.
Даже мальчик молчал, не смотря на мои попытки его разговорить. За всю дорогу он ни разу не обратился ни к отцу, ни к матери.
Молчала и дочь начальника. Оно и понятно, о чём ей говорить в компании шофера и евойной жены, когда она – дочь начальника и мировой судья нашего города.
Молчал и мой муж, очевидно чувствуя неловкость от простого человеческого желания отвезти нахаляву жену к морю. В перестройку потерявший работу на крупном заводе, он перебивался как мог: и шоферил по ночам, и разгружал вагоны, и торговал на рынке тряпками, овощами и мясом, пока не устроился в эту контору на должность «куда пошлют».
Вот, послали в Анапу – это на пять букв, спасибо, что не на три. Так и жил. Правда, чаще стал пить. Пока по выходным.
Молчала и я, обалдев от  первого в жизни опыта тотального молчания пятерых живых людей в одной маленькой машине.
И вот, я увидела лотосы.
Через мальчика, через мужа дочери начальника – в дальнее от меня окошко – я увидела поле лотосов, розовых, светящихся  неземным цветом и полных торжества над высыхающим болотом.
Я вскрикнула, потеряв самообладание:
Лотосы! Смотрите, настоящие лотосы цветут!
В моём восклике было одновременно и удивление увиденным, и просьба услышать, и мольба остановиться, приблизиться, остановить мгновение, замереть…
Молчание стало звенящим.

Дочь начальника, она же мировой судья нашего города, просто окаменела на переднем сидении. Наверное, именно от этого внезапного недуга она  и не смогла повернуть головы в сторону лотосового  озера.
Муж дочери начальника и мирового судьи нашего города застыл с опущенными глазами.
Мальчик по возрасту и росту своему  вряд ли понял всю важность момента и привычно молчал.

Муж все понял. И сурово произнёс:
Успокойся, какие лотосы? С трассы нельзя сворачивать…

А я заткнулась и думала: это время сейчас такое – другое.
Не такое, когда все дружно бросились бы фоткать невиданные священные цветы Востока и себя на их фоне.Не такое, когда в поисках цветущих лотосов в дельте Волги тысячи людей по болотам проходили с вещмешком за спиной километры, чтобы хоть раз в жизни увидеть это чудо!
А такое, когда дочь начальника боится за свою жизнь( а вдруг засада  за цветочками?) и за жизнь своего дитя( вдруг это подстава и муж ей не защитник?)
Люди сейчас не делают никаких лишних телодвижений: только в сторону бизнеса или карьеры. Всё остальное глупости и блажь.
И не до лотосов им, не то что мне, советской романтической дуре.
Ведь стреляли еще недавно как в Чикаго… Ведь стали нормой и «крыши»,  охрана, и видеокамеры на входе, и заборы трехметрвые. Homo homini lupus est. Волки то есть…

Нееет, висела и другая причина, неведомая доселе: непокорность раба.
Хотя, конечно, и рабов не было и владельцы отсутствовали.
Но висело раздражение как взвесь.
Раздражение хозяина на холопа. И эта физически ощутимая взвесь стремительно расширяющейся дистанции исходила от семьи дочери начальника и обнажала крепкий фундамент классовой ненависти, зарытый в революцию, но замечательно сохранившийся.

А мне, училке-неудачнице, до сих пор неуютно от мысли, что я так и не приблизилась к этому чуду, не подошла к тому пересыхающему водоёму, полному розоволиких царственных лотосов, крепко стоящих на твёрдых ножках.
И Бог с ними, с хозяевами нашей жизни – жаль, что они так и не увидели лотосов.
Вспоминают  ли?