----
По большому счёту с той поры прошло не так много времени. Что такое 30 лет по законам мироздания - пшик, ерунда. Однако, по меркам человеческой жизни совсем не мало. Жизнь она как книга, которую читаешь, замусоливая страницы, что-то подчеркиваешь, потом забываешь и вдруг снова вспоминаешь отдельные эпизоды из разных глав.
Начало девяностых. Под лозунгом свободы в стране строится новая жизнь. Закрываются заводы и фабрики. Свободные от работы граждане, кто помоложе и поактивнее осваивают рыночный бизнес, торгуют где придется и чем придется, от семечек до шуб. Появляются неведомые ранее профессии, например челнок. У челнока в наличии большая полосатая пластиковая сумка, с которой он сам ездит за товаром и сам его реализует. Сам себе режиссер, бухгалтер и экономист. Внезапная практика для познания основ бизнеса в стране, где всем заправляло государство, а само слово бизнес звучало таинственно и оттого притягательно. Одновременно с челноком появляется профессия "крыша". Вот эти люди никуда не ездят, кроме бани, ресторана и деловой встречи-стрелки. Впрочем перед стрелкой и баней они пристально следят за теми, кто с сумками. "Крыша" выдает челнокам лицензию на сбыт товара за налог с продаж. Бывает "крыша" злится, ставит на вид. Тогда караул и уж как договоришься. Через несколько лет многие выходцы из "крыши", оставшиеся по счастливой случайности в живых, оформились в чиновников. Вполне себе удачный карьерный рост.
Я только закончила мединститут и пошла интерном в больницу учиться на врача. Как говорил мой знакомый своей подруге, когда та получила водительские права: "Права получила, осталось научиться водить машину". Так и я - диплом получила, осталось стать врачом, не за деньги, но по-убеждениям. После шести лет учебы на рынок совсем не хотелось. Не умею я вот этого - торговаться, договариваться. А вдруг у того с кем договариваешься совсем крыша протекает. Хотя некоторые однокурсники подались было за рублем подлиннее, чем зарплатка врача. Кто-то машины стал перегонять, кто-то в казино крутить волчок. Впрочем, через пару-тройку лет все вернулись в медицину. Все таки медицина это такой орден посвященных (во всяком случае тогда)и уж если коготок увяз - всей птичке пропасть, особенно, когда на выходе реальный результат в виде счастливых лиц.
Пока я осваиваю кардиологию, магазины быстро освобождаются от лишнего продовольствия. Думайте о душе, граждане,а вместо продуктов вам талоны на сахар, масло, мясо и прочие низменные радости. К сожалению, новое на обломках старого не без побочных эффектов, главное суметь их пережить.
К моим семейным обязанностям прибавилась еще одна - каждодневный забег по магазинам в поиске какого-нибудь продукта в обмен на талон. Сейчас это назвали бы квест.
В один из таких забегов я без надежды заглянула в очередной ближайший гастроном. Это был уже третий гастроном по пути. Все те же печально пустые полки, кое-где пыльные банки с берёзовым соком, килька в томате, в хлебном без аромата свежих булок. Тоска. Смотрю, что-то происходит в конце зала; гул какой-то, народ толпится. Инстинкт толкает туда, к народу. Очередь?! Молчаливо-сосредоточенная, с руками, нервно сжимающими заветные талоны, очередь стоит насмерть. Из-за людской плотности прилавок с продуктом не просматривается. Чем торгуют не понять.
За прилавком крупным планом тетка продавец: статная, с щедрой грудью, упрятанной в фартук не первой свежести, на голове белый накрахмаленный колпак короной, из-под которого равнодушный взгляд, пурпурные губы, сжатые надменно. В тон ярким губам золотые серьги с крупными рубинами, что кремлевские звезды. Жрица прилавка развесного отдела, парящая над суетой.
Пристроившись в хвост очереди, интересуюсь у страждущих какие талоны готовить. Мясные, говорит очередь. Это я удачно зашла, стоять до победного. Очередь двигается медленно и понуро. Самое время помечтать о жареной курочке или хоть о бутербродике с докторской колбаской, пустив слюну(голодная с работы). Наконец-то добираюсь до жрицы в колпаке. Так и не разглядев на прилавке колбасных и прочих мясо-сосисочных изделий, отваживаюсь спросить у неприступной дамы:
-А что в продаже у вас?
Дама нервно дергает колпаком; серьги-рубины играют гранями, невнятного цвета глаза, щедро обведённые синими тенями, гневливо сверлят. Она выдерживает мхатовскую паузу и снисходит:
-Так сыр. Не видите штоль?!
-Сыр? А почему по мясным талонам?!- моя очередь удивляться.
-Так колбасный же!-пурпурный рот кривится змеино.
-Так это же не мясо, а сыр?- я все еще удивляюсь.
-Девушка, вы штоль неграмотная? Написано же - сыр "КОЛБАСНЫЙ". Что непонятного?-жрица нависает над прилавком грудью, тычет безнадежно облупленным алым маникюром на ценник с надписью и вперивает в меня гипнотический сине-теневой взгляд.
Мама, голова в плечи. Я торможу в молчании. Пытаюсь сопротивляться гипнозу.
- Брать будете или как?!- шипит тетка. В моем лице она ненавидит всю эту очередь. А очередь начинает волноваться. Раздаются недовольные возгласы: "Девушка, не задерживайте людей, вы отвлекаете продавца! Или берите или уходите!"
Гипноз улетучивается. Я суечусь, обмениваю заветный талон на кусок сыра и плетусь оплачивать. В мыслях попытка выстроить логику. Ну ладно, колбасный сыр в холодильник наверняка лучше, чем фантик с надписью «мясо» в сумке.
Почти всю следующую неделю мы добросовестно утилизируем сыр с"мясным" душком. Каждый отрезанный кусок сопровождается ухмылкой и словами:"побалуемся-ка бутербродиком со свеженькой колбаской". Быстро умяли. До этого колбасный сыр в доме бессовестно засыхал.
Помимо талонов в жизнь стремительно ворвался бартер. Что за зверь такой? Этот бартер привел к тому, что вместо привычных денежных знаков иногда зарплату выдавали товарами народного потребления в количестве одной/двух штук. Так однажды отец притащил два видеомагнитофона "Panasonic".
-Вот Киса, давай осваивай видик-шмидик.
-А со вторым что делать?
Отец почесал кучерявый затылок, улыбнулся усами.
-Загоним?-посмотрел на меня удивленно-беспомощно. Он в жизни ничего никому не загнал. Подарить-да, но не продать.
Второй видик еще долго служил подставкой для вазы.
К зиме 92-го отец пришел домой с огромным пакетом, счастливой усатой улыбкой и странным янтарным блеском в глазах.
-Вот, Киса, два пуховика. Китайские или вьетнамские. Мама, конечно расстроится, что снова без денег. Но бартер такой. Лучше, чем ничего. Да ведь? - произнес отец с надеждой в голосе.
В возбуждении я принялась шуршать пакетами.
-Па, так они мужские и 52 размера,а у меня 44,- я чуть не плакала.
-Киса, мне сказали, что модные, да и какая разница мужские или женские. Их всего четыре было, одного размера. Два директор забрал, два мне отдал, по блату,- подмигнул заговорщически, - не нравится? Предложи свои девчонкам.
-Да мои девочки утонут в этом. А Светка вообще не наденет, у нее шуба кроличья, под лису крашенная, отец ей из Чехословакии привез, когда там служил.
-Подумаешь заяц, да еще крашенный, зато пуховика у нее нет, а у тебя есть. Киса, говорю, всего 4 таких во всем городе. А красивым девочкам все к лицу.
Вечером он много курил на кухне и что-то обьяснял матери. На самом деле у него кончились аргументы. Он думал, как жить дальше, когда все, чему посвятил жизнь внезапно оказалось никому не нужным. Но я-то знала, что он умный, он что-нибудь придумает.
-Па, может и буду носить пуховик, не такая уж я в нем и толстая. Ты загрустил. Прорвемся?
Он погладил меня по голове
-Киса, мы прорвемся, наши победят!
Я нацепила пуховик на следующий день. Благородного темно-зеленого цвета, пуха в подкладе немерено, через плотную ткань не прорвется никакой злой ветер. Чудо,а не пуховик. Капюшон, липучки на рукавах и карманах. А что в карманах ветер хозяином, так что-нибудь одно.
В этом пухлом чуде я вдруг впервые почувствовала себя комфортно. Ну, великоват. Зато всего 4 таких в городе. Жизнь продолжается.
Да, когда отменили талоны население ринулось производить запасы муки, сахара, и крупы. Вдруг соль спичками будут выдавать, а на зарплату норковыми шубами надежды мало. Так что, запасы и еще раз запасы.
Что до пуховика, то отец несколько лет в нем фигурял. По-настоящему серьезная вещь оказалась. Мне же пришлось расстаться с китайским чудом не по своей воле.
Мой тогдашний супруг при первой же возможности буревестником ринулся в пучину новой рыночной жизни. У него получалось загонять все, что хочешь. Начал с лишнего "Panasonicа". Вскоре в дело пошел пуховик, с обещанием приобрести мне что-нибудь посолиднее. На вырученные деньги, ошалевший от перспектив бизнесмен, приобрел для продажи партию странных мужских туфель из кожзама, шитых на Малой Арнаутской, а взамен пуховичка, курточку блекло-сиреневого цвета. Однослойный синтепон, мех из лежалого чебурашки, ткань тонко-элегантная, но карманы с молниями на груди и размер подходяший. Ладно, в этом хоть не толстая.
Мерзла я в сиреневом, пока бегала по вызовам. Однажды на остановке трамвая по улице Уткина закоченела до позвоночного столба, душа обледенела, пульс слабый, выраженная брадикардия. Вспомнила брутальный пуховик по бартеру. Супруга тоже вспомнила емким русским словом.
Супруг пошел дальше и поставил всё на ботинки с Малой Арнаутской. Весной в квартире валялись погонные метры коробок с обувью. Дело выгорело и он рванул с друзьями в Геленджик на все. Молодец. Буревестник больше не парил.
После Геленджика особенно обидно стало.
Я поставила на врача(наивно), доверилась судьбе и в напряженной аскезе решила думать о хорошем, например о шубе. Мечтать же оно не вредно, иногда даже полезно. Тем более, что Светка захотела продать своего рыжего кролика.
Впрочем, это другая глава безыскусной драматургии.
Ирина Удалова