I
Санкт-Петербург накануне Крещения. Снежинки спускаются с неба, плавно кружат в воздухе вниз-вверх. Не часто нынче природа этих мест дарит такой приятный, сухой морозец. Бело и светло.
А тогда был сентябрь.
Инна неделю отработала после отпуска в Ялте. Пришла загорелая и посвежевшая. Работать, на провокации не поддаваться, главное — спокойствие. Первая новость: с завода, из отдела, уволилась мадам Коцова. Наконец-то она дорвалась до каких-никаких власти и денег, теперь работает то ли главным экономистом, то ли начальником планового отдела на соседнем предприятии. Умудрилась даже превзойти свою здешнюю соперницу по размеру оклада: мелочь, а ей приятно. Инне передали её устную благодарность за идею с переходом именно туда. Да, пожалуйста! И «всего», как говорится. Экономист она неплохой, а склочность, возможно, притупится на руководящем посту. Персональный «подарочек в нагрузку», уже самой Инне: полное должностное упокоение. Отсутствие информации по её работе, вся методологическая часть дела переместилась в руки начальника отдела госпожи Инаевой. Инна, ведущий специалист, — теперь вместо счётчика-калькулятора. Всё очень спокойно, очень… Теперь за её реакцией будет пристальное наблюдение. «Тепло ли тебе, девица? Тепло ли тебе, красная?»! «Тепло, Морозушко, тепло, батюшка». А кто тебя выживает, говорит пакости?.. Всё тихо. За окном полноценная осень: почти голые, в грязно-жёлтых лохмотьях тополя, мокро и грязно, — кругом стройки.
Ещё год и четыре месяца пропадут впустую, как уже канули год и восемь. Надо, значит, заняться углублением профессионального образования: расширить профиль экономических специальностей… Самое время к приобретённому опыту работы, в двадцать семь лет. Вот так... Пусть так. Потом вольная, постоянная прописка вместо лимитной: уходи, уезжай, меняйся. Нынешние молодые и не знают, что такое «лимитная прописка». Зато тогда не знали, что такое безработица.
II
Теперь вспомнить, как это было тогда… Отпуск, конец августа — середина сентября. Ялта. Бархатный сезон. Прекрасные солнечные дни. Несколько прохладнее, чем в разгар лета. Утром — довольно прохладно. Нередко ветреные дни, которые были не страшны для загорания и купания Инны с её случайной соседкой по съёмной комнате. На территории какого-то санатория ветер шёл боковой, мимо отдыхающих, на центральную набережную Ялты, где приятельницы и снимали комнату. Звали подругу Ирина, она приехала из Киева. Бархатный сезон — это тогда было здорово: мало отдыхающих — школьные занятия у детей начались, мало нервных мамаш с малышами, чистейшие вода и берег. Почти кавказская буйная природа, горы и море. Ялта — столица крымского отдыха. Дорогая и красивая, с массой развлечений. Великолепный пассажирский порт с круизными лайнерами: «Россия», «Адмирал Нахимов», «Леонид Брежнев» и другие белоснежные красавцы. И вечный праздник на вечерней набережной Ялты.
Ехать в отпуск Инна побаивалась из-за больного сустава ноги. К счастью боли исчезли, много и далеко ходила, практически обошлась без таблеток. И твёрдо уяснила: если хочу двигаться и жить физически активно, с Ленинградом надо прощаться — не мой климат. Не мой город, не моя родина... Но, как божественно красиво!
После первых пяти дней пребывания пошли они с Ириной в городскую баню. Ирина — в общее отделение с парилкой, Инна — в душевую кабинку. Впервые, с подачи молодой квартирной хозяйки, Инна воспользовалась, а затем и в совершенстве освоила широко известный способ внеочередного попадания в душ: 50 копеек (такие смешные были тогда деньги) — и мойся до изнеможения. Потом под фен на просушку несколько осветлённых солнцем волос, покраску выгоревших ресниц, - в здешнюю парикмахерскую, маску из крема на кожу, ставшую излишне сухой от морской воды. И ты словно воскресла. Ритуал.
Как-то девушки, чуть поднявшись вверх от набережной, шли узкой улочкой мимо маленькой кофейни. Тогда такие маленькие кофейни можно было встретить, в основном, в курортных городках. Зашли. Полумрак. Кофейня оказалась уютной. Всего шесть столиков, негромкая музыка, немногие посетители. Ирину обслуживать отказались: на ней были пляжные шорты. Пришлось им уйти.
Инна тогда ничего не заметила в кофейне, точнее никого. На другой же день у неё возникло желание пойти туда снова. Выпить маленький кофе, посидеть молча, послушать тихую музыку. Её тянуло туда. Она и тогда удивлялась этому.
Было около семи часов вечера, когда Инна вошла в кофейню и села за столик справа, сдвинутый с другим столиком, остальные стояли отдельно. Почему-то ей было немного не по себе. И она стала осторожно, незаметно осматриваясь, осваиваться. Столики были почти пустыми. Музыка не играла. Единственная официантка приняла заказ: маленький кофе без сахара и крошечное пирожное с заварным кремом.
Слева, за столиком напротив сидел современного, спортивного вида мужчина лет тридцать пяти — тридцати семи, в голубых джинсах, белых модных кроссовках, в белой импортной модной рубашке из хлопка на кнопках и по фигуре. Рукава рубашки с высокими манжетами были намеренно не застёгнуты, ворот тоже. Он сидел вполоборота к Инне. Всё это она заметила сразу боковым зрением и прямым беглым взглядом. Так же как и то, что он изучал её теми же приёмами.
Подали кофе. В кофейню вошла женщина лет тридцати пяти с малышом. Сели напротив Инны, за её столик. Дама заказала себе шампанское, ребёнку кофе со сливками. Малыш был очень спокойный, мама тоже. Инна сразу определила, что они местные. Женщина была низкого роста, модно одетая, несимпатичная, с большой щербиной во рту. Она оглядела кофейню, перебросилась приветствием с мужчиной, попыталась что-то сказать ему, но мешали входящие люди, - столики располагались по обе стороны от настежь открытой на улицу двери. Мужчина взял свой кофе и пересел к ним за столик, слева от Инны. Перед этим она только подумала, что сейчас он непременно пересядет. Пока не было женщины, он с интересом наблюдал, как Инна ела пирожное, — благо, оно было крошечным, и Инна поспешила, впрочем, вполне естественно, покончить с ним. Достала из сумочки пудреницу и платочек (салфеток на столике не было), проверила в порядке ли губы, смахнула отсутствующие крошки и стала пить кофе. Некомфортно, когда за тобой откровенно наблюдают, пусть и не прямым взглядом...
— Привет, ты после работы? — спросила женщина мужчину
— Да.
— А я вот сына привела. Как же, настоящий кофе пьёт в кофейне, как взрослый, давно просился.
Инна заметила, что глаза у мужчины не ясные, в дымке. Так бывает у пьющих или у очень усталых людей. Ресницы были длинные и загибались кверху. Волосы свободные, скорее светлые, в юности очевидно ярко светлые. Ещё она подумала, что в студенческие годы с этими глазами он, наверное, многих девчонок сводил с ума, и, эти глаза сыграли определённую роль в становлении его характера. Он и сейчас был хорош. Тонкие пальцы человека, не занимающегося физическим трудом. Боковым зрением они продолжали наблюдать друг за другом.
Вот новое лицо в кофейне. Высокая, стройная девушка. Ярко голубой, с кружевным шитьём по подолу и верху, сарафанчик подчёркивает талию и загар. Плечи обнажены, прихвачены узкими тесёмками. По-современному: без лифчика — он ей не нужен, свободная, упругая грудь. Сразу видно — приезжая. Всё солнце - её: волосы выгорели, прихвачены заколкой кверху, открывают высокую, тонкую шею, слегка вьются по вискам. Симпатичная. На левой руке кольцо. Возможно, уже прошла через семейные радости, а может и нет — юная ещё совсем. Девочка, кажется, из породы мечтательниц — улетает куда-то, большие глаза становятся прозрачными и далёкими. Одна, то ли поссорилась с кем-то, то ли ищет кого-то.
Примерно так же, мужчина мог думать и об Инне.
Между тем, из его продолжающегося разговора за их столиком, хотя Инна и не пыталась прислушиваться, она узнала, что он собирается разменять квартиру с бывшей женой, что она — хороший врач-педиатр. Инна сразу подумала, что и он — врач. Это оказалось верным, позже она узнала, что он врач-кардиолог. Его знакомая тоже заметила вслух: у него усталый вид.
— Да. Устал. Много работы. — Тут же добавил, — что заканчивает дела к тринадцати часам, хотя работает до пятнадцати. Инна подумала, что работает он, скорее всего, в каком-нибудь санатории и в кофейне бывает часто, после работы.
Неожиданно он повернулся к Инне:
— Да. Усталый, неухоженный мужик. Вот Вы, девушка, могли бы выйти за меня замуж? — Глаза были невозмутимо спокойными, в ресницах скрытая ирония.
Инна подумала, что надо было уйти раньше.
— Прямо сейчас? — ничего умнее не смогла подобрать она.
— Ну, зачем так сразу. Я же просто Вас спрашиваю. Нет, чтобы просто сказать: Милый Володька, зачем ты мне нужен?
— Сразу и милый? — опять не удержалась Инна от автомата. — Вдруг поняла его проверяющую тактику и то, что сама скатывается на пошлый флирт. Резко оборвала:
— Знаете, лучше поговорите со своей знакомой.
Та открыто улыбнулась. Инна поняла, что она знает его манеру прощупывать людей, его штампы изучения характеров. Инна занялась кофе. Он поднялся, обращаясь к женщине:
— Не буду тебя утомлять, я пошёл, всего доброго.
И уже к Инне:
— Девушка, а Вы подумайте, я буду ждать Вас каждый вечер.
— Я подумаю, непременно, — только и нашлась Инна с известной долей внутренней иронии, внешне подражая ему по стилю и стараясь сохранить полную невозмутимость и серьёзность на лице.
III
Следующие два дня Инна думала только о том, что увидит его обязательно. Она лежала на тёплых камнях под ласковым солнцем, ловила на себе восхищённые взгляды мужчин и ревнивые взгляды женщин, гуляла, ела, а думала только об этом человеке. Думала, что это близкая ей система, знакомая хотя бы отчасти. Снаружи для людей — одно, а в действительности — совсем иное. Просто на первый взгляд и сложно внутри. И ещё она подумала, что ему больно или было очень больно, что человек — с раненой душой, тщательно скрывающий это от посторонних, отвлекающий себя от себя наблюдением за жизнью окружающих людей. Он был нужен Инне. Зачем…
IV
Впервые после своего Володи её так сильно заинтересовал мужчина. Она ничего не хотела от него, не знала его, но должна была видеть. Тянуло неудержимо. Инна подумала: это недостаток воспитания, отсутствие самовоспитания, игра продолжительного одиночества, закомплексованность? Но, с какой решительностью и бескомпромиссностью она всегда отталкивала мужчин уже на их внимании к ней. С тою же непреодолимой решительностью, раньше, она приняла своего Володю. Этот — тоже Володя…
Через два дня, около семи часов вечера Инна с друзьями входили в кофейню. Инна боялась, что Его там не будет. С ней были Ирина и Виктор — общий их знакомый по пляжу, простой и добрый рабочий парень. Они сели за сдвинутые столики. Инна сразу увидела Его. Он сидел за соседним столиком, почти спиною к ней. Она вдруг сделалась очень весёлой и неожиданно для себя предложила друзьям заказать шампанское. Она видела, что сидя вполоборота он наблюдал её. Инна «веселилась, не замечая» этого. Почти истерика…
Он поднялся и пошёл к двери. Праздник закончился. Инна уже не хотела ни принесённого шампанского, ни кофе. Весёлость исчезла. Ей стало страшно, что она его больше не увидит. «Это был он», — пробормотала Инна. Извинилась перед друзьями, быстро вышла из кофейни.
Он был ещё совсем близко, в каких-то десяти шагах. А её словно пригвоздило. Лёгкой походкой он перешёл дорогу и стал удаляться в сторону набережной. Очень быстро, как ей казалось. Мужчины всегда ходят быстро, особенно если они одни. Инна пошла следом. Он был уже далеко. Народу на вечерней набережной было много, и Инна боялась потерять его из виду. Ей пришлось почти бежать, иногда она бежала. Чувствовал ли он, что она шла за ним, видел ли... Она догнала его вначале ряда набережных магазинов, магазинчиков и забегаловок. Чуть отдышалась, и, набрав воздуха в лёгкие, позвала:
— Володя!
— Он обернулся.
— Здравствуйте!
Удивления не было. Во всяком случае, внешне этого не было заметно.
— Как вы быстро ходите.
Инна чувствовала, что лицо её горит от страха и от быстрой ходьбы. Она старалась прийти в себя, остыть. Потом она плохо помнила, о чём говорили. Выяснилось, что он уже почти пришёл. Это была кофейня при ресторане «Восточный». Там его ждали. Они несколько минут постояли у входа. Он с кем-то здоровался, его окликали. Подошли две девушки, очень юные, как ей показалось. Она их не успела разглядеть. Очевидно, они его и должны были ждать. Он не очень почтительно отправил их в кофейню.
— Идите, идите, там же открыто. Закажите кофе. Только, мне одному — четыре чашки. Я сейчас приду.
Прошла яркая молодая девушка лет 25-ти в модном комбинезоне, довольная собою, улыбающаяся. Покосилась на Инну с непонятным ей выражением. Перекинулись с Володей парой фраз.
— Как живёшь, малышка? На свидание?
— Отлично. Да!
— Счастливо, малыш.
Они простились.
— Встретимся в той же кофейне в 19.15 в воскресенье, да?
— Да.
Была пятница.
V
О чём они говорили с ним в ту вторую встречу? Она и сама не запомнила. Она старалась не смотреть на него, но смотрела. Приходила в себя и была больше занята собою — сохранением выдержки. Наверное, он заметил и её неловкость, отметил про себя и смелость, и то, что она умеет краснеть.
— Почему в первый раз с твоей стороны была такая агрессивность?
— Вы тоже были агрессивны, только по-другому. Да?
И это была правда. Он заметил тогда, в первую встречу, что она резко оборвала его, не пошла на поводу его игры, которую он устроил ведь для себя, для собственного очередного развлечения наблюдателя. А значит, был агрессивен, посягая на её искренность при полном незнании цели его разговора с ней. Эта мысль, правда, пришла ей в голову позже, когда она осмысливала диалог второй встречи, греясь на пляжном солнышке. Она подумала, что он пьёт слишком много кофе: двойной, без сахара, несколько чашек за вечер. Может быть, он бросил пить, пил сильно и совсем недавно.
К тем двум девушкам у «Восточного» у Инны не было ревности оттого, что он не был к ним слишком внимательным. Она ведь тогда не знала, что он ни к кому не бывает особенно внимательным. Всё его внимание сконцентрировано на наблюдении за окружающими. Она шла по набережной — целых два дня ей надо было ждать новой встречи. Тогда она думала, что он назначил ей свидание. Она его ещё очень плохо понимала.
VI
Инна надела небесно-серебристое голубое платье, с треугольным вырезом, подчёркивающее её загорелые, тонкие руки и шею. Пояс стягивал и без того тонкую талию.
— Какая же ты худенькая, тоненькая, — сказали девчонки-соседки.
Но это не так. Ноги, руки, плечи, грудь, — всё у неё было в порядке. Тонкая от природы кость и тонкая талия делают её моложе, чем она есть в её почти двадцать восемь лет. Она знала это. И здесь, в Ялте, ей никто не давал больше двадцати двух лет. Это ещё и оттого верно, что никакой косметики, и морщинок ещё не было. Волосы заколоты кверху, слегка небрежно спускаются по вискам крупные природные завитушки. Волосы у неё отличные: лёгкие, вьющиеся, а сейчас ещё и солнцем осветлённые. Пока она шла, поймала не один любопытный, удивлённый и даже восхищённый взгляд. Встречный мужчина пробормотал:
— Как с картинки.
Инна очень волновалась. До дрожи в руках. За нею в кофейню должны были зайти Ирина и Виктор. Им очень хотелось увидеть того, ради кого она, бросив их, ушла тогда из кофейни. Их удивил её поступок.
Когда Инна пришла в кофейню, там за столиком в углу, уже сидели Ирина с Виктором. Володи не было. Было 19.15. Инна не смогла скрыть своё огорчение, как ни старалась. Друзья заказали шашлыки и шампанское, Виктор себе коньяк, и всем кофе. И тут Он вошёл. Прошёл прямо к стойке. Кажется, он увидел её раньше, чем она его. Оглянулся. Инна помахала рукой, показывая на оставшийся за их столиком свободный стул. Она заметила, как он старался подавить тяжёлое, как после бега дыхание. Было 19.20. Инна показала ему на часы. Он огорчил её незамедлительно.
— А я никогда не назначаю свиданий в смысле их точности. Это — просто встреча.
Инна не могла оторвать от него глаз. Ирина предложила поменяться местами, и они оказались рядом. Он заметил её нарядное платье, а она, вдруг, ощутила досаду на себя за свой праздничный вид. Но, это действительно был её праздник. Она глядела на него, не отрываясь. До неприличия. Ей не было ни до кого дела.
— Ты бежал?
— Нет, такая ходьба.
И всё же он торопился тогда. А сейчас он не мог не видеть её взгляда, полного восхищения и нежности. Её друзья сочли его очень красивым. Инна не могла оторвать глаз. Подошла официантка и обратилась к нему.
— Тебе как всегда?
— Ты заказала что-нибудь уже?
— Да, мы заказали уже, — вмешались в один голос Ирина и Виктор.
Инна с досадой поняла, что теперь не поговорить уже как хочется. Он был несколько удивлён, хотя постарался не подать виду. Узнал ли он их.
— Тогда как всегда, — официантке.
Это значит двойной кофе. Принесли шампанское и коньяк. Виктор предложил Володе.
— Нет, нет. Я не пью ни капли, только кофе.
Тут вмешалась Ирина. Дальше Инне уже некуда было вставить и слово. Да и незачем. С интересом пятилетнего ребёнка, в свои двадцать пять, Ирина поражала Инну своей бесцеремонностью опрашивать людей: что, где, когда, как, почему? — набор её слов. Володю не надо было тянуть за язык. Он рассказал больше, чем Инна могла себе вообразить. — Да, пил. Но, уже три года ни грамма. Нельзя и он может объявить об этом хоть в программе «Время». Это он сказал после того, как Инна недовольная Ирининой болтовнёй и тем, что задеты её личные больные струны, заметила неприязненным тоном: «Ну и тему вы выбрали для разговора…». Главным образом, это было ею сказано для Ирины.
— Ничего, ничего, спрашивайте — отвечаю, — был смысл его слов.
Потом они заговорили о лечении бронхов, анестезии и так далее. Инна опять не выдержала Ирининого напора на Володю и предложила собираться здесь ежевечерне и в пределах получаса проводить семинары на медицинские темы.
— А ты язвочка, — сказал Володя.
— Нет, она ничего. Иногда бывает, а в общем она хорошая, — реабилитировала Инну Ирина.
— А я знаю, что она прелесть! — наклонился он к Инне, положив свою руку на её локоть.
Он был так близко. Мгновение.
— А ты что, знаешь всё это? — наказала Инну Ирина.
— Нет. Я, в отличие от тебя, об этом не знаю совсем. Именно поэтому мне и неинтересно. А если бы знала столько, сколько ты, тогда конечно, — с улыбкой вернула Инна.
— Она права, — поддержал Инну Виктор.
Ирина продолжала пытать Володю. Он охотно, спокойно отвечал. Ему не нужна была защита Инны. Потом обратился к ней: « Ты где? Возвращайся!». Ирина Инну убивала. Володя допил кофе.
— Мне пора. Всего доброго. Я Инну похищу всего на пять минут? Только на пять минут.
— Хоть на десять забирайте, — улыбнулась Ирина.
Инна, захватив свою сумочку, вышла. Шли люди, оглядывались на неё. Он не мог этого не замечать. Закурил «Мальборо». Неожиданно протянул Инне. Возможно, подумал о выпитом ею шампанском, которое так многих раскрепощает.
— Я не курю, — почему-то это прозвучало у неё возмущённо.
— Да?
— Да. А что это обязательно?
— Да нет. Наоборот, хорошо.
Какие-то несколько фраз. Молчание. Инна боялась на него смотреть — сейчас он уйдёт.
— Тебя замучила Ирина?
— Да нет, ничего.
— Ей всё надо знать, она очень любознательная.
Помолчали.
— Мне пора. Пойду.
— Тебя ждут?
— Да, одна малышка.
— Я провожу тебя немного?..
— А как же друзья?
— Я пришла одна. Они сами.
— Хорошо. Пошли.
Они не торопились. Он шёл и внимательно приглядывался ко всем по своему обыкновению. На женщин даже оглядывался иногда. Подавал реплики.
— Какая очаровашка!
— У…
Этим и успокаивал Инины женские нервы, вопреки разуму напряжённые.
— Опять идёшь делать предложение? — спокойно, но с внутренней иронией спросила Инна.
— Нет.
Шли люди, смотрели на них. Они неплохо смотрелись вместе: высокие, он на полголовы выше её, стройные, красиво одетые. Иногда он брал руки в замок за спиной. При этом плечи его сутулились, он походил бы на старика, если бы не лёгкий, пружинистый шаг и молодое лицо.
— Скажи что-нибудь. Хоть какую-нибудь гадость, — попросил он.
— Я не могу и не хочу говорить гадость.
— Вот ты видишь, сколько людей. Все они очень собой довольны. Очень себя любят.
— А ты? Тебе обязательно идти туда?
— А я, в общем-то, порядочный мужик.
— К чему ты сказал это?
Только много позже Инна подумала, что его могла ждать «малышка» — дочка. А не женщина. О себе Инна подумала, что была глупее и хуже, чем он о ней думал.
— Просто я тоже люблю себя, свою одежду. Вернее не её, как её, а её как свою шкуру.
Он снова отпустил несколько колких характеристик прохожим.
— Как тебе не стыдно, Володя? — спросила Инна весело.
— Да что ты. Это я так, ничего к ним не имею. Никаких претензий, прекрасный ты человечек!
— Уж, так и прекрасный…
— Да, ты — прелесть. Я же вижу. Только уж больно определённая, положительная, закомплексованная девочка.
Всё в точку. Всё понял про неё. Опыт наблюдений. И Инна это тоже поняла.
Они почти пришли. Постояли. Инна не хотела уходить. Он не торопился.
VII
— Ты много работаешь. У тебя усталый вид.
— Да, вперёд за комсомолом всю жизнь по Злобинскому методу, — с иронией.
— Ты не очень-то на него ориентируйся, имеет свои слабые места. Это я тебе как экономист говорю.
— Я так и знал, что ты некто в этом роде…связана с интегралами.
— О! Я уже забыла, что это такое.
— Всё равно оттуда.
— У тебя, Володя, глаза какие-то наркотические что ли, усталые.
— Это мне многие говорят. Однако наркотики я не употребляю и не пью.
Кто что говорит обо мне, но никто что я врач. Потасканный мужик. Но, иногда утром подойду к зеркалу и скажу себе: А ты, Володька, сволочь, ещё ничего.
— А кофе тоже своего рода наркотик. Врачи проповедуют одно, а делают другое. — Инна улыбнулась
— Я ничего не проповедую.
— Всё же каждая профессия предполагает наличие какой-то пропаганды. Ладно, иди. Тебя ждут.
— На свидание сейчас?
— Нет, я не хожу здесь на свидания.
— Почему?
— Лень просто. А всё вы — врачи виноваты. Таблетки какие-то, в сон тянет, снижают жизненный тонус, — пошутила она.
— Ты лечишься здесь? Что?
— Нет, я здесь не лечусь. Просто заканчиваю таблеточный курс. Я пойду.
— А ты из породы Ассоль, прелесть.
— Нет, нет! — Так её называл другой Володя.
— Да. Я же вижу, меня не обманешь. Хороший ты человек. Всё у тебя определённо.
— Да…
— Ну что, до очередной случайной?
— До свидания.
Что это была за встреча? Что со мною? Что я наделала? — корила себя Инна. Подумала, что, наверное, не увидит его больше. А ходить в кофейню она буду каждый вечер. В 19.15. Решила. Когда Инна пришла домой, Ирина сказала ей: «Как ты красиво на него смотрела, как ты смотрела!»
VIII
Назавтра она пила кофе одна. Снова вечер, снова Инна шла в кофейню.
Днём сидела с чашкой кофе, несколько остывая и отдыхая после бани. Волосы пышным потоком спускались на плечи. Вошёл Володя. Сразу подсел к ней за столик.
— Ты одна? Как дела?
- Лучше всех! Отлично. Как ты?
— Нормально, всё в порядке.
— Ты как всегда сейчас дальше?
— Да, естественно. Эта кофейня — промежуточный этап. Ты куда?
— А я после бани.
— Значит, мы все такие чистенькие, светлые, — он взял её за локоть.
— Да, такие чистенькие.
Вошёл какой-то парень, рот до ушей. Смотрит на Володю, они поздоровались. Пока он стоял у стойки, всё оглядывался на Володю с удивлением и каким-то восхищением что ли.
— Знакомый?
— Да так, сидели в ресторане, пытал меня часа два к ряду.
— Понятно. Тебя не очень утомляют все эти расспросы? Ты сам даёшь к ним повод?
— Да нет.
— Я тебя не очень пытаю?
— Нет, ты меня несколько чувствуешь, прелесть, — опять тепло его руки и глаз.
— А ты чувствуешь, что я тебя немного чувствую, да?
— Конечно, я вообще очень чувствительный, даже спиной всегда ощущаю.
Было очень хорошо. Слов немного, да Инна и плохо их понимала. Но, это было впервые между ними — взаимное ощущение. Он тоже хотел увидеть её сегодня. Она смотрела, не отрываясь, на это ставшее ей дорогим чужое лицо, спокойные глаза, неспешные движения, на его боковое зрение, неизменно присутствующее.
— Ты знаешь, я — дрянной мужик. Со мною будет сидеть лучшая женщина Ялты. А я буду смотреть на палец.
— Нет, нет, неправда. Ты — хороший.
Инна не могла погасить улыбки. Ей очень хотелось его поцеловать.
— Ты такая уютненькая вся, добрая. Так и хочется взять под мышку и утащить с собою.
Он вдруг резко встал. Кофе его был допит. — Мне пора.
Это была такая резкая перемена, похожая на бегство. Инне захотелось заплакать от обиды.
— Подожди ещё немного. Не уходи. — Она встала.
— Нет, нет, ты сядь, допей кофе. Завтра увидимся.
Он бережно посадил её на стул. Поцеловал в голову и ушёл улыбаясь.
Удержать его было невозможно никакими силами. Инне было тепло. Улыбка не сходила с её лица весь вечер. Нежность переполняла её. Давно не было.
Дома Ирина сказала, что они с Виктором встретили Володю. Он шёл хмурый, чем-то озабоченный.
IX
«Амок». Да, у него «амок»?! Инна вспомнила рассказ о человеке, которого какая-то внутренняя сила заставляла бежать. Он не мог остановиться. Володя тоже бежал. Бег как способ существования. Бег ото всех, бег от себя. Никаких привязанностей, они — остановка. То есть, раздумье: что ты? для чего? Бег, бег, бег. Роль? Наблюдатель — сторонний, чуткий, точный, прозорливый. Просто наблюдатель. Люди, жизнь — как театр: — Какой сытненький толстячок! — Какая упитанная самодовольная пара! — Какая малышечка…ищет принца, чтобы запрячь в свои оглобли. — Какая очаровашечка с круглой попкой и жаждущими глазами. Как он боится остановиться. Человеку нечем жить. Спасение в беге!
X
Инна вошла в кофейню. Села за столик в углу, заказала кофе. Вошёл Володя. Традиционный вопрос: «Ты одна?» Хотя, уже не могло быть сомнений, что Инна здесь только чтобы его увидеть. «Я всегда одна».
Но, он был новый. Вместо рубашки тонкий трикотажный джемпер белого цвета, всё те же идеальные джинсы и белые кроссовки. На правой руке на безымянном пальце перстень белого металла. Обычно эта рука была свободной, только на левой руке обручальное кольцо. И что совсем её удивило: на шее цепочка, то же белого металла, спрятанная под джемпер. Инна никогда не любила этого в мужчинах. Сегодня он её очень удивил. Мелькнула неприятная мысль: сегодня его кто-то ждёт. И глаза! Сегодня были другие глаза. Светлые, чистые, как родниковая вода, без всегдашней пелены усталости и излишнего кофейного налёта.
— Ты сегодня хорошо выглядишь. Такие ясные глаза. Да.
— Просто я выспался сегодня.
— Тебя сегодня ждут? — не вытерпела она.
— Да, как всегда. А может, и нет.
В кофейню вошла пара. Они сели за их столик. Поздоровались с Володей.
— Судьба, — сказал мужчина.
— Да.
На удивление быстро пара допила кофе. Попрощались и ушли. Володя с Инной не торопились. Хотя ей следовало поторопиться. Ирина ждала, они собирались на концерт.
— Сидели как-то в одной забегаловке рядом, — пояснил для Инны Володя.
А сегодня увидели меня в белом халате. — Ты ещё и врач? — А вы думали, я общественная проститутка и только…
— Ты так и сказал? — улыбнулась Инна.
— Да. Противно же. Строят из себя влюблённую пару, а когда это было, уже забыли. Вон, видишь, за тем столиком парень и девушка. У них вот ещё всё по-настоящему — светят алые паруса. А остальные — рисуют.
— Что делать, Володя, новизна чувств недолговечна. И не людей в том вина.
— Да. Но, зачем представление устраивать.
— Ты неправ.
— Может быть.
Волосы у него были пушистые, чистые. Инна, поддаваясь ему и себе, тоже наблюдала кофейню. Кофейня наблюдала их. Он взял её за руку выше локтя. Инна от неожиданности непроизвольно отдёрнула.
— Почему ты так дёрнулась? Для меня уже не существует понятие женское тело. Я его воспринимаю как общечеловеческое, без эмоций.
— Это для тебя,— резко оборвала Инна, почему-то разозлившись и отвернулась.
Помолчали. Она думала, что ей пора. И что он сегодня не торопится. За столик подсела молодая женщина лет тридцати шести. Несколько полноватое тело, хорошая фигура, строгие манера и костюм, косметика. Из породы ярких женщин. Через несколько минут Володю понесло. Возможно, ему не понравилось, что она подсела к ним, не спросив разрешения.
— И вы одна?
— Да. А что? — обрадовалась вниманию дама, всеми силами стараясь не показать виду.
— Такая женщина и одна?.. Это ненормально.
Сейчас я уйду, — подумала Инна.
— Почему?— продолжал опрос дамы Володя. — Тут что-то есть: или ждёте кого-то, или недавно здесь, или патология, или…
— Ну, патологию мы отбросим, — быстрее, чем нужно сказала женщина.
Инна, взглянув мельком на Володю, опустила глаза к чашке, стараясь скрыть улыбку. Дама поддалась на провокацию и он был доволен её предсказуемостью. А Инна была успокоена.
— Ну что, ты идёшь? — это уже Инне.
— Да. — Поднялась и направилась к двери, намеренно оставляя его с женщиной, давая возможность закончить его игру. Хотя было любопытно и самой. Заразил-таки.
Он вышел через минуту. Они медленно пошли в сторону моря, к набережной. Он сегодня явно не торопился, а её время поджимало.
— Тебе не стыдно приставать к чужим женщинам?— спросила Инна, чтобы что-то сказать.
— Просто интересно. Женщина, действительно видная и одна, — ответил он в унисон. — А почему ты всё-таки дёрнулась, когда я взял тебя за плечо? А если бы я предложил тебе лечь со мною в постель? Тогда бы как ты?
— Ты бы не предложил.
— Почему?
— Потому, не знаю почему. И вообще не хочу говорить на эту тему. — Это вышло у неё несколько раздражённо.
— Хорошая ты баба, но всё у тебя слишком ясно.
— Ты так думаешь?..
— Да.
— Ты ошибаешься.
— А у меня всё неопределённо. Точно только то, что сегодня самый лучший день в жизни.
— Какое-нибудь событие?
— Да. Ведь завтра будет мне на день меньше, чем сегодня.
— Ах, вот так. Значит, вчера у тебя был ещё более счастливый день?
— Конечно. Какая очаровашка пошла! — оглянулся он. — Дрянь я, гулящий мужик. Но, ещё на сто таких меня хватит, — выдал он за мужскую гордость.
— Ты не мог бы не ходить сегодня туда?
— Нет. Это — ритуал. Ну что ты?.. Зачем? Что у нас общего? Даже постель не объединяет. Видишь, какая я сволочь?!
— Нет, не вижу. Сколько тебе лет?
— Тридцать семь, уже много.
— Не так уж и много. Как моему бывшему мужу. Ты очень похож на него.
— А дети остались? — очень тихо спросил он.
— Нет. Я тогда много училась, видишь ли. Не успели. Я уже пришла.
— Ты здесь живёшь?
— Да. Ты придёшь завтра?
— Как всегда. — И он поцеловал её в щёку и в макушку.
А ей надо было бежать. Сегодня её ждали друзья Ирина с Виктором. Он сегодня не торопился.
Концерт Нани Брегвадзе Инна еле дослушала. А когда, около двадцати трёх часов возвращалась, то увидела Володю. Заложив руки за спину, он быстро шёл в направлении Курзала. Она пыталась догнать его, но безуспешно и вскоре потеряла его из виду в толпе на набережной. Он был один.
XI
Наступил последний вечер её пребывания в Ялте. Завтра она улетает в Ленинград. Осень, работа, в перспективе зима. Всё серо и долго.
Ей приятно было ощущать на себе взгляды мужчин и женщин. Она была в белой юбке и чёрной, вязаной блузке, прихваченной в талии и свободной от плеч, волосы были чистыми и пушистыми. Она пришла, как чаще и было, первая. Села за столик у двери, заказала кофе. Напротив, за сдвинутыми столиками сидели три женщины. Одна из них была молодая и красивая. Они то и дело поглядывали на Инну. Кажется, их привлекало её одиночество, из чего Инна заключила, что они приезжие. Наконец, повернув голову к двери, она увидела приближающегося Володю.
— Здравствуй!
— Здравствуй!
— Как дела?
— Лучше всех. Лучше, чем у тебя.
— Я в этом не сомневаюсь. — Он заказал свой обычный двойной кофе.
— Потому, что завтра я лечу домой.
— Ну и что? Я тоже завтра еду домой.
— Ты имел такую возможность еженедельно. А я уже соскучилась,— зачем-то соврала Инна.
Он как-то принуждённо смотрел по сторонам, кажется только для того, чтобы не смотреть на неё. Зашли две женщины и плюхнулись за их столик. Одна пожилая, молчаливо расстроенная. Вторая — молодая, в джинсах, современной короткой курточке на резинке по талии, шумно раздражённая.
— Я сказала тебе: Иди, забери билет. — Теперь не знаю, где его брать.
— Фразу эту она повторила несколько раз, громким, неприятным голосом в адрес пожилой женщины, возможно, своей матери. Затем девица достала из кармана горсть семечек и стала перемежать ими свои тирады. Шелуху от семечек она бросала в стакан с цветами, который стоял на столике.
Инна и Володя в недоумении переглянулись — это было похоже на домашний скандал в общественном месте.
— Девушка, а где вы покупали семечки? — совершенно спокойно спросил Володя.
Это было похоже на то: «И вы одна?»
— На рынке, где же ещё, — ответила девица, не поняв его сарказма.
Инна посмотрела на Володю, и, скрывая улыбку, отвернулась. Вскоре эта пара ушла, так ничего и не заказав.
— Откуда взялось такое «оно»…
— Зачем ты так? Просто у человека неприятности.
— А это зачем делать? — он показал на стакан с цветами.
— Бывает. Но, зачем было её спрашивать?
— Просто мы говорим на разных языках.
— Да нет. Я тебя отлично понимаю. Просто… Нет, не буду говорить. Она тебя не поняла.
Инна не могла ему сказать, что хочет его заставить смотреть на людей чуть добрее. Её противоречивый характер, даже сейчас. Ведь, она с ним - совершенно согласна. Разговор разладился. Она не знала, как возобновить его. Он первый спросил или сказал что-то, она ответила. Тут вошёл молодой мужчина со светло-русыми волосами, уже начинающий лысеть. Поздоровались. Мужчина с интересом посмотрел на Инну, она ему улыбнулась. Не присаживаясь, он спросил у Володи что-то. Потом сказал, что хотел с ним поговорить и тут же изложил суть дела. Он занимается какой-то темой (она поняла, что он тоже врач), вроде и Володя ею немного занимался. Не подскажет ли он чего. Володя ответил, что ничем определённым сейчас не занимается и помочь не сможет, но если что узнает, то сообщит. На этом они распрощались. Володя допил кофе, Инна не хотела. Он расплатился и они вышли. Она всё время думала о том, что вот они уже на пути к набережной. Скоро конец. Она его никогда больше не увидит. Было больно.
— А мы вчера на концерт Нани Брегвадзе ходили.
— Да? И как вы его вытерпели? Не люблю, когда русский язык ломают.
— А мне иные вещи нравятся. Если бы всем нравилось одно и то же, как было бы тошно? Потом, ей тоже хочется есть.
— Конечно. Смотри, уже осень, листья желтеют.
— Да. А я завтра из лета сразу в осень, представляешь? Ленинградские дожди — долгие и серые — настроение падает. Я не люблю за это Ленинград.
— Настроение человека не должно зависеть от погоды.
— Тем не менее. — А про себя она подумала, что снова начнут болеть суставы и придётся сидеть дома.
— Да. В плащ, кофточку, тёплые штанишки, чулки, да? — обнял он её за плечи.
— Да. И в тёплые чулки. А потом в шубу. А здесь холодно зимой?
— Да нет. В пиджаках, куртках, плащах. В том году снег аж два дня лежал, так наши дамы на радостях парад шуб устроили, — кто кого!
— Да,— засмеялась Инна. — Представляю их радость, обидно же, весят в шкафу.
Они помолчали.
— Скажи что-нибудь.
— Что ты делал вчера, если не секрет?
— Как обычно, — пожал он плечами. — Пришёл не поздно и спал один.
— Я видела вчера тебя около одиннадцати. Ты шёл в направлении Курзала, а мы с концерта.
— Ты была в Курзале?
— Нет, я не хожу на танцы.
— Зря. Не обязательно танцевать, я не танцую.
— Значит, ты наблюдаешь за всеми?
— Да.
— Не хотела бы я, чтобы за мною наблюдали на танцплощадке.
— Только стал вчера засыпать, часов к пяти пришла подружка. Помыла грушу, я съел половину. Она спросила, почему не ешь всю? Я сказал, что обычно объедки доедаю в субботу. Она обиделась и ушла.
— У тебя есть брат?
— Да. Младший.
— Мать, наверное, мучается с вами, если он похож на тебя.
— Да, ей достаётся. Недавно она сказала, что положила на моё имя деньги в сберкассе. А я ей ответил: прибереги на мои похороны. Ей почти стало плохо.
— Додумался матери такое сказать. Очень остроумно, да? Мне её жаль, у меня бы был от тебя инфаркт.
— Да, сглупил. А она меня очень любит, между прочим.
— Я в этом даже не сомневаюсь. Таких и любят.
— И я её очень люблю. И дочка у меня замечательная, я её очень люблю.
— Даже не сомневаюсь. В каком она классе?
— Во втором. Отличница. Я её даже ругаю: что за школьница, ни одной двойки. Вообще мы хорошо с ней понимаем друг друга. Сейчас она сломала пальчик, малышка. Болит, наверное.
— Ничего страшного. Отличники тоже разные бывают. Если ей легко даётся, то почему бы и не тянуть до конца. А если с напряжением, то не стоит, конечно.
— Хорошая ты баба.
— Не очень.
— Я вижу.
— Ты не мог бы взять меня с собой сегодня?
— Нет. Никогда не проси меня об этом, хорошо? — обнял он её за плечи.
Нет, нет, не хорошо, — протестовало всё в ней. Но она промолчала.
— Вон, видишь, идут два толстеньких с тортом? Сейчас наедятся, расставят ноги и будут потеть.
— А тебе завидно?
— Нет.
Инне стало смешно потому, что только сегодня они с девчонками-соседками договорились купить большой прощальный торт к вечеру.
— Вот мы едем в отпуск на юг. А вы?
— На север. Я обычно в Москву, я тоже не очень люблю Ленинград.
— У тебя знакомые в Москве?
— Много, — он улыбнулся. — Обычно меня терпят с неделю. А потом я надоедаю и меня выпроваживают, да.
— Как игрушку, которая надоела?
— Вот именно. Держат недолго, да?
— Терпят и дольше.
— Кстати, я в Москве чаще дома сижу, чем где-то бываю.
— Я очень боялась, что ты сегодня не придёшь. Я даже написала тебе письмо. — Они подошли к её дому.
— Ну, всего доброго, малыш, до очередной случайной?
— Мы больше не увидимся.
— Почему? Шарик такой маленький.
— Он — большой! Я провожу тебя немного?
— Хорошо.
— Ну, пожалуйста, Володя, возьми меня с собою сегодня, ведь завтра я уже уезжаю.
— Нет, прелесть, нет. Мы же договорились.
— Ну, пожалуйста… — Она знала, бесполезно просить. Не нужно. Но, в бессилии своём не могла остановиться в глупой просьбе. Как капризный ребёнок.
— Нет. Это — ритуал, я же говорил тебе. Я всегда один. Ты будешь меня стеснять, ты — то же наблюдатель, а я не люблю, когда за мною наблюдают.
— Я не буду тебя стеснять.
— Я не смогу за тобой ухаживать, это обидит тебя.
— Нет. Я не привыкла к большому вниманию. Ты можешь не обращать на меня внимания.
— Я буду шататься по городу туда-сюда, я не бываю в одном месте.
— Я с тобой, пожалуйста.
— Нет. И кончим это всё.
— Ты — эгоист безжалостный, — это был крик её бессилия и отчаяния.
— Пусть так, — он улыбнулся.
— А я больше понимаю тебя, чем ты меня.
— В чём ты понимаешь меня? Что я беспутный мужик, да? Ты права, конечно, — он уколол её, думая, что она не понимает его иронии.
— Да! — сказала она, мстя ему ложью.
«Сейчас мы расстанемся. Я не могу и не хочу уходить от него. Как несправедливо!»
— Навстречу прошли два парня, немного знакомые ей через соседку. Оба посмотрели на неё, она отвернулась. — Шли молча.
— Пошла та самая женщина, улыбнулась.
— Какая?
— Что вчера в кофейне была одна.
— Да? Я не заметила.
Они пришли.
— Володя?!
— Нет, я не хочу, чтобы ты сравнивала меня с собой.
— С собою? Вот уж неправда. Нет. То есть, я тебя немного сравнивала, но не с собою же.
— С мужем?
— Да. Я думала раньше, что самое страшное — пьянство.
— Он пьёт?
— Да.
— Хорошо устроился. Я себе этого позволить не могу.
— А теперь я вижу, что это не самое страшное ещё.
— Тебе меня жалко? Напрасно. Не надо.
— Немного жалко, ведь хорошие вы в сущности люди. Вас теперь стало не так уж мало…
— Да? Приятно слышать, что я не одна такая сволочь.
— Нет, глупости! Перестань, пожалуйста.
— А я недавно прочитал книгу. Там пишется о человеке, почти обо мне.
Инна переспросила название, опять не поняла, и не запомнила. Очень жаль. Она хотела бы знать, что он думает о себе.
— Пойдём, посмотрим поближе, — показала она ему на корабль «Леонид Брежнев», белой громадиной высившийся над причалом.
— Я уже его облазил вдоль и поперёк.
Он рвался от неё.
— Когда у тебя отпуск, опять в Москву?
— Нет. В апреле, может быть, съезжу в Австрию. Я там родился.
Они помолчали.
— Иди. Мне пора. И… не привыкай ты к таким мужикам!
— Нет, не уходи ещё немного.
Они постояли.
— Ты хочешь уходить и уходишь, а я не хочу — и тоже ухожу. Это несправедливо.
Он поцеловал её в голову: Иди.
— Нет, нет, я не хочу. Сейчас я зареву. — Этого не надо было говорить. Но, ей уже было всё равно. Конец. Впереди только конец. Она его больше не увидит. Как больно. — Я хочу поцеловать тебя.
— Он взял её голову в свои руки и поцеловал в губы.
— Нет. Не так.
— Поцелуй как хочешь.
Она поцеловала его в лоб: Иди. Я ухожу.
— И держи нос морковкой, да?
— Да!
Инна пошла по набережной. Чувство потери острой занозой сидело в сердце. У него остался её адрес.
Дома в почтовом ящике лежало письмо…от её Володи.