Кулон на цепочке

Михаил Калита
        Каждому знакомо  чувство, которое испытываешь, оказавшись  впервые в незнакомом месте: поморский городок  со странным названием Родога, куда я приехал  осенью восьмидесятого,  был довольно уютным, хотя и пыльным из-за неасфальтированных  улиц. Главная из них носила, конечно же,  гордое имя – Проспект Ленина…  По «прешпекту» вольготно  бродили гуси,  перекликаясь хриплыми голосами, а бабушки, сидящие на скамеечке под окнами  местной почты, лениво обменивались последними  новостями… 
                ***
          Прибыл я в сюда в творческую командировку от редакции областной газеты «Знамя» – ну, знаете, как это бывает: интервью с бригадиром  передового звена комбайнеров, неизменно перевыполняющего  планы.   Как водится,  закончилось все  попойкой в смешанном составе одной штатной единицы областной газеты и нескольких механизаторов – местного колхоза. Мужики мне попались хоть и молодые, но  степенные, рассудительные и сведущие в вопросах международной политики. В ту давнюю пору спиртное  в разгар страды местным не продавали…  Зато городским – сколько влезет!…  Чем народ и не преминул воспользоваться! Издержки социалистической экономики, куда денешься…
                ***
          На танцульки в местной школе, которая по выходным  использовалась под клуб, мы явились в полном составе. «Плодово-выгодная» бормотуха и общительные девушки – все вместе это составило  приятно щекочущий нервы коктейль и придавало происходящему неповторимый колорит... Здешние жители  оказались весьма доброжелательными к приезжему (а может, в силу незлобивости моей натуры я попросту не притягивал к себе хулиганов?)…
                ***
           Как бы то ни было, проснулся я на следующий день  в доме одного из новых знакомых: солнце  припекало вовсю. Часть происшедшего накануне выпала из памяти; все спали,  и я направился в местный магазин за папиросами. Остановил меня (уже на обратном пути) сторож той самой школы, где мы гуляли вчера. Трясущееся с похмелья,  жалкое существо!..  Часы-кулон на цепочке, которые он предложил купить, были  необычными. Уж не знаю, каким ветром и из каких краев занесло сюда  изящную вещицу: толстое  стекло в малахитовом с золотом корпусе и жемчужный фон циферблата с фигуркой кошки очаровали меня. Тяжелая и, как уверял сторож, чистого золота, цепочка кулона превосходно сочеталась с тем, что она несла .  Запрошенная цена,  вопреки обыкновению алкашей всех времен и народов,  была  немаленькой – двести пятьдесят рублей,  но я безропотно  вытащил из бумажника требуемую сумму…
                ***
             Тому, что происходило потом, я  не нахожу  связного объяснения. Началось с того, что неожиданно потемнело небо, за минуту до сделки бывшее совершенно ясным; запахло озоном.  Выбивая воронки в уличной пыли, упало несколько крупных дождевых капель. Воздух  сгустился, наэлектризованный неведомыми флюидами. Тут я и увидел Её… Она шла навстречу. Короткие шорты и очень уж короткая(!)блузка сами по себе были явлением непривычным в советскую эпоху. Но поразило меня  даже не это. Нездешним пламенем отмеченные глаза выделялись на загорелом, как и все  тело, лице.  Изумрудно-зеленые и прозрачно-чистые, как морские волны  где-нибудь в Пицунде! … Надо сказать, в тот момент  никаких таких мыслей  в голове  не было: это сейчас  пытаюсь описать  тогдашние впечатления…  Недолго думая, я развернулся вслед за девицей. К тому времени она уже успела утопать далеко и мне пришлось приложить усилия, чтобы нагнать ее…
                ***
           -- Простите чужестранца в ваших краях! Но -- не у кого спросить…               
        Она  благосклонно скосила  глаза.               
        – А  вас как сюда занесло? Я ведь тоже не совсем здешняя…               
      … Каштановые  с золотым отливом волосы(повязанные газовой лентой с золотыми  бабочками) качались в такт шагам.               
        … Я  достал давешнее приобретение  и протянул ей.               
        Что скажете?               
        … Она  впилась глазами в кулон.               
        -- Тут неподалеку  храм…  Вещь проклята,  ее надо освятить!               
        -- Какой ужас вы мне говорите! Не верится в эту чертовщину! И потом, кто вы такая?               
        … Она рассмеялась.               
        – Зачем вам знать, кто я, если вы мне не верите?               
        … Смех   рассыпался серебряными колокольчиками:                мне было   с ней легко и свободно, как будто я знал её всю жизнь. Не требовалось  говорить обязательные в таких случаях  банальности.  Она была моложе   лет на пятнадцать, но зеленые омуты глаз сказали мне о  нездешней мудрости…               
       -- Пошли!               
       Она подхватила меня под руку.
                ***
        Неказистая  снаружи  каменная церквушка  внутри оказалась неожиданно просторной. Спутница моя была уже облачена в закрытое черное платье: когда и где она успела переодеться, для меня осталось загадкой, но как я уже упоминал, после изрядной дозы горячительного, принятой вчера, мои мыслительные способности были не на высоте. Да и не хотелось  утруждать себя думаньем…               
          …Несколько лампад, теплившихся перед иконостасом,   оживляли сумрачные образа. Старушка в платке  мыла полы.               
         – Мила, золотце, здравствуй!               
          --  Аглая Львовна, добрый вечер…               
         Мила рассеянно глянула по сторонам.               
        – Отец Михаил дома?               
        -- Дома, душенька, дома, где ж ему еще быть?               
        Мила потянула меня за рукав и мы прошли  в левый придел храма: низенькая. но широкая дверь из массивных  дубовых досок  вела во внутренний дворик. Пройдя  шагов двадцать, мы остановились перед крылечком с витыми деревянными столбиками. Филенчатая, крашенная синей краской дверь растрескалась от времени; Мила подергала шнурок справа. Через несколько минут дверь открылась и  на пороге возникла сутулая фигура священника. Заметно было, что он сильно устал… но   рассматривал меня с живым интересом. Обладателю глаз редкого янтарного цвета было далеко за семьдесят: Мила прошмыгнула в домик, пока мы знакомились.               
         –  Отец Михаил,  настоятель  Храма Казанской Божией Матери…  А вас как звать-величать?               
         -- Евгений.               
         …Я  смутился: впечатлений для одного дня было предостаточно. И впечатлений необычных. Впрочем, через десять минут замешательство растворилось без следа. Мы сидели в чистенькой комнате за чаем(что оказалось весьма кстати) и я рассказывал отцу Михаилу свою немудреную историю.
                ***
•     Мда… Вещица  и впрямь диковинная… Вы в каком году родились?               
            -- В пятьдесят первом , а что?*               
             -- Так я и думал…               
         Священник положил кулон на стол.  Мила держала чайное блюдечко в правой руке, а мне  почему-то  не давала покоя синяя жилка, пульсирующая на левом  запястье…               
         -- Сохранился дневник настоятеля, моего предшественника… Тот умер  двадцать лет назад… Есть там кое-что…               
         …Он направился в соседнюю комнату, чуть приволакивая правую ногу. Мы с Милой обменялись взглядами. Она развела руками: было в ее взгляде  смущение, которому я  не придал значения…
                ***
        .. В горнице, одна из стен которой была сплошь увешана фотографиями в рамках,  пахло полынью и душицей.   Вернулся отец Михаил, неся  толстую тетрадь в коленкоровом переплете.               
           – Знаете, Женя, я ведь в юности увлекался мистикой…               
            Вздох был красноречивее  слов. Полистав тетрадь, он произнес:               
           -- Вот...               
        «…  часы эти, редкие по красоте, имеют свойство притягивать к себе силы зла… Дед говорил, что , что их изготовил по заказу Якова Брюса   Абрахам Бреге.  …»               
                …За окном сгущались сумерки. Отец настоятель перелистывал страницы, вздев на нос старомодные очки.               
          «… В роду моем, искони рождавшем поморов и  священнослужителей, не принято посвящать паству в тайны, стоящие за пределами влияния православной веры. Однако мятущийся ум  заставляет меня, Господи, поверить эти тайны страницам дневника. Как иначе могу я избавиться от пламени, снедающего меня денно и нощно? Человек слаб, а власть Вседержителя  простирается  не только на человеческие души! Я знаю это так же точно, как молитва господня изгоняет  бесов… Но речь  не о том…»               
           … Погас свет. Настоятель чиркнул спичкой и зажег свечи в бронзовом канделябре,  стоявшем на подоконнике. Выхваченное из мрака лицо Милы  в неверном свете казалось восковой маской: никаких эмоций! Мне  стало не по себе; волна мурашек прошла по телу и задержалась на бедрах, что само по себе было необычным.               
         «…  Дьявольские культы  всячески порицаются нашей Церковью, но я всегда испытывал болезненное любопытство к этим самым оккультным вещам: да простится мне сие прегрешение! К тому же, разве не должен служитель Божий быть во всеоружии  подготовлен к неизвестному, доведись ему с ним столкнуться? Я не испытываю страха перед темными божествами: страх – есть мера невежества нашего! ..»               
          -- Бедняга повесился в возрасте 67 лет…               
          -- Кошмар!               
          … Я покачал головой.               
          – Что же послужило причиною?               
           -- Полагают,  он был неизлечимо болен и сильно мучился… Но я думаю иначе…   

                ***
               
         «… Как я и говорил, часы сии принадлежали  деду, служившему настоятелем нашего  храма. Человеком он был своеобразным ! Натура мягкосердечная и властная одновременно, он в части соблюдения канонов являл собой образец  для прихожан, а властность его сказывалась в том, что он умел удивительным образом приказать без слов: редко кто его не слушался… Мне кажется, что встреть он самого дьявола, и тот бы в почтении снял  перед ним шляпу… Сознаю, что подобные измышления  смахивают на ересь, но ведь эти строчки никто никогда не прочтет… впрочем, на все воля Твоя, Господи! … Итак. О доподлинном  происхождении сей вещицы я уже упоминал; каюсь, мальчишкой я был весьма проказлив  и не было в нашем доме ни единого закоулка, в который я не успел бы засунуть свой нос…»               
         …Включили электричество, но Мила вскочила с кресла и нажала на клавишу выключателя прежде, чем отец  настоятель  дотянулся до свечей. Тот улыбнулся. Меня  ничто не удивляло;  глаза девчонки поблескивали в полумраке тревожно и загадочно. Как у рыси, приготовившейся к прыжку!  Укололо чувство  безысходности:  я почти  знал, что должно было произойти с нами обоими, и страшился этого знания и противился ему!…  Слова отца Михаила звучали далеко…               
            «…Вещица неизменно притягивала к себе... Я знал, где дед хранит ее:  шкатулка из ливанского кедра стояла на одной из полок   шкафа с богослужебными книгами…»               
        …Я  глянул на старинный шкаф с застекленными дверцами. Хозяин потрогал  указательным пальцем переносицу и продолжал:               
          «… В один из ноябрьских дней, когда дед служил обедню и почти все домашние были в храме, я забрался в кабинет( ключ  торчал в замке) и  вытащил часы из шкатулки… Мне в тот день было поручено  помогать кухарке, но я  улучил момент и смог заняться делом так, что та ничего не заметила… Я знал, что мне крепко попадет от деда, ежели тот уличит меня, а посему тщательно уничтожил следы вторжения…Того, что происходило потом,  я до сих пор не могу объяснить: внезапно  напала сильная сонливость…   Я нашел  еще силы принести дров из-под навеса во дворе и только потом  добрался до кровати в крохотной горнице наверху, которую мы делили с еще одним мальчиком – служкой из храма. На мое счастье, того в комнате не оказалось. Припоминая  происшедшее в тот день, я все более утверждаюсь в мысли, что порой нас ведут силы могущественные и недоступные людскому пониманию!..  Дед тоже знал это. Как иначе как объяснить, что он  хранил у себя вещь, несомненно волшебную?! Но что вы хотите от отрока, неискушенного во взрослых делах?!  Взглянув на циферблат(стрелки показывали четверть десятого), я  вдруг совершенно забыл о намерении рассмотреть часы, засунул их под подушку,  уютно свернулся калачиком и уснул….
                ***
           Проснулся я от страха! Грызла мысль о том, что я могу попасться! Но было что-то еще, чему я не пытался найти слов… Скатившись по лестнице на второй этаж, я прошмыгнул в дедов кабинет(ключ по прежнему торчал в замке) и положил вещь на место. Мучила  жажда.  Спустившись к людской, я просунул голову в дверь: кажется, моего отсутствия никто не заметил... Тетка Аксинья хлопотала у печи, управляясь со здоровенными ухватами и лениво переругиваясь с дядькой Ефимом, который исполнял обязанности кучера и по совместительству – церковного сторожа…»
                ***
         Отец Михаил перевел дыхание. Глаза Милы с огромными зрачками тонули в полумраке. … Священник передал ей тетрадь и вышел из горницы;   у меня  пропало желание курить…  Мила  устроилась поудобнее в кресле; из кухни доносилось позвякивание ложечек. Хозяин появился через пять минут: чай со вкусом душицы невероятно, фантастически успокаивал!. Неприятный зуд под ложечкой прошел.
                ***
           «…Чушь несусветная,  чушь! Пишу и не верю сам!... Пристроившись возле  печи,  я впал в оцепенение. Бока,  белённые известью,  греют  покойно ... Я и думать забыл о страхе,  но печаль, которая пришла ко мне, когда я вспомнил сон, ожгла, как хлыст! Почему? Вы скажете, что не по силам ребенку, едва достигшему двенадцатилетнего возраста, осознать такое… Но разве Господь ищет простоты?  Я видел ее! Царица Ночи с изумрудными глазами… Она вовсе не человек! Благоговение, ей внушаемое, граничит с ужасом… Огромный храм, с колоннами, но совсем не такой, каким полагается быть православному храму… На престоле  – невысокая женщина  с головой кошки:   она говорит со мной не словами, но каким-то особенным звуком, который пробирает вас до самых дальних закоулков души! Голос похож на звучание флейты… Серьги в ушах  мерцают мягким светом неизвестного мне драгоценного камня.  Она подходит  и гладит меня по голове  рукой с длинными узкими ногтями…»
                ***
            – Выбросьте это!... Кроме несчастий, часы  ничего  не принесут… Я знаю, зачем вас сюда привела эта сумасшедшая! Но если б вы знали все, что  знаю я, вы бы бежали и от нее, и от этой проклятой вещицы!               
          Опять захотелось курить. Сказать по правде, я вовсе не чувствовал себя жертвой рока, а сумасшедшим в моих глазах был, скорее, священник, но никак не Мила…
           -- Отец Михаил!               
         … Я старался придать словам  убедительность.               
         – Допускаю, что кто-то из нас – сумасшедший, но позвольте интуиции газетчика взять верх над мистикой! Вы ведь – слуга Божий!  А в вашем доме любой фома неверующий заткнется… я верно мыслю?               
           Хозяин сцепил пальцы на животе.               
         – Хорошо! Я попытаюсь отсрочить  заклятие… Большее – не в моих силах! Но обещайте  одну вещь…               
         … Я кивнул.               
         – Никогда, ни при каких обстоятельствах, не возвращайтесь в наш город, если вам дороги  благополучие и покой!… Амулет  относительно неопасен только до тех пор, пока он спит в неведении о своем предназначении:  есть силы, которым  Церковь не может противостоять…

                ***

            Мы шли с Милой по той самой улице, где я ее встретил впервые.
         -- Ты слышал о Баст?               
          -- Нет…               
          --  А глаза? Помнишь, с чего началось?               
          …Я пытался вспомнить.               
         -- Зеленоглазая владычица… Где же я читал?               
         -- Не трудись!               
          Она  рассмеялась. Солнце давно утонуло в пойме Рысьвы: но перистые облака над горизонтом были окрашены во все мыслимые цвета.  Тупая боль в макушке сверлила мозг:  я пытался осмыслить  сказанное священником.               
            – Знаешь, я неисправимый атеист, но сейчас мне не по себе…               
            Она лукаво глянула из-под опушки ресниц.               
            – Когда будет по тебе, скажи…               
            -- И все-таки, что он имел в виду?               
             Она задумалась на секунду.               
            – Он видит иначе… Вот ты.  Ты веришь в судьбу?               
            … Я растерялся.               
            – Н-не знаю… Никогда не думал о таком. А у тебя что, цыганки были в роду?               
           -- Чур меня!
                ***
               
            Она была встревожена. И уже через мгновение я понял, отчего! Дьявол! Несколько молодых цыганок выходили наперерез нам из переулка. Настрой сегодняшнего вечера был таков, что я готовился поверить разом во все мистические перипетии, о которых мне в последние полдня долдонили усердно и методично. Одна из цыганок была чертовски красива! Смуглая кожа, блестящие сливы глаз,  мониста на шее и пестрые юбки выглядели неуместно в этом забытом Богом городишке. Но клянусь: восприятие этого вечера настолько не укладывалась ни в какие рамки, что любая дополнительная странность не казалась лишней! В тот самый момент, когда мы с Милой завидели цыганок, я обнаружил, что ее черное платье бесследно испарилось: она опять была в своем легкомысленном наряде…
                ***               
              … Я  закашлялся. Молодуха томно улыбнулась и пропела неожиданно низким голосом:               
          -- Позолоти ручку, мил человек…               
         … Ногти Милы  больно впились в  ладонь. Невдалеке запела флейта сопрано: короткая фраза из семи нисходящих нот продрала  чуть  не до печёнок морозным чувством опасности!... В этот самый момент я заметил в улыбке цыганки что-то неестественное. Еще через мгновение до меня дошло, что это: клыки девицы выдавались за край верхних зубов на добрую пару линий** … Меня обуял  ужас!.. Мила тоже что-то почуяла: через секунду мы  мчались по улице, плотно сцепившись руками: темнота уже вступила в свои права, но  я не боялся споткнуться.  Росчерки серебристо-серого цвета тянулись вслед за нами, почти настигая: сзади слышался  утробный хрип упырей…  Страх плотной волной окутал меня, но это не мешало: наоборот,  я чувствовал себя невероятно сильным и собранным. Буквально через минуту после столкновения с цыганками  Мила  остановилась и толкнула меня в калитку справа. Мельком я успел заметить на заборе три пары опалесцирующих во тьме кошачьих глаз и  отметил, что  с этой стороны   сильно и холодно тянуло запахом  речной сырости… В тот момент, правда,  было не до прелестей природы:  перемахнув двор, мы юркнули в дверь. В сенях было темно, и Мила  задвинула засов с громким стуком. Мгновение спустя, в горнице,  я нажал на клавишу выключателя: но света опять не было. Спички ломались в пальцах; наконец, удалось зажечь одну. Мила  метнулась к массивному комоду,  стоявшему слева от входа. Я помог   придвинуть его к двери. Она нашарила где-то  свечу и, выхватив у меня спичечный коробок, зажгла ее. Непроизвольно я обнял ее. И в этот самый момент получил хлесткую пощечину.               
                – Что с тобой?!               
                …Со мной?! Нет, это  с тобой что? Ты так пялился на эту ведьму,  будто ее медом намазали!               
              Я опешил. Но через секунду мы уже целовались: грудь под тонкой блузкой напряглась,, твердые соски обжигали  упругостью…
                ***
 
               С размаху и сильно ударили в дверь сеней. Потом -- истошный кошачий вопль и тут же – дикий крик боли, от которого кровь стыла в жилах! Мила  метнулась к шкафу: достав оттуда еще две  свечи, она зажгла их от первой и расставила на подоконниках. Потом, начертав в воздухе  над каждой из них крест с петлей  вверху, вернулась ко мне.               
           – Теперь   не влезут!               
           -- Да кто они такие? Что тут творится? Я не понимаю!               
           -- Тсс!               
           Она  приложила палец к губам.               
          – Слуги   разберутся…               
         У меня засосало под ложечкой.               
        – Какие слуги?               
        -- Слуги Владычицы! Иди ко мне…
                ***
           В доме было холодно. Мы устроились на большой кровати под толстым одеялом верблюжьей шерсти. Одеяло кололось, но нам было хорошо.               
         – Скажешь, откуда ты?               
          -- Я не знаю…               
          … При свечах глаза  опалесцировали тем же светом, которым полыхали глаза давешних котов.               
        – Как не знаешь? Сама сказала – нездешняя…               
         -- Я сказала? Ты путаешь что-то… Спи!
                ***
         Наутро Мила проводила меня к поезду: накрапывал мелкий дождь и лиственницы  свешивали ветви над перроном. Мы целовались обреченно:  жизнь сплелась в один тугой комок губ…               
         -- Обещай, что не будешь искать меня три года!...    Тогда я стану твоей…               
         …Я кивнул, не вникая в смысл  слов и лишь старался запомнить каштановые волосы и изумруд глаз…
                ***               
          …Конечно же, я не собирался нарушать обещание. Но очередная командировка в Родогу  от редакции выпала именно мне. Приехав  туда в конце октября следующего года, я  застал тут лишь леденящий ветер, метущий ворохи листвы по «прешпекту». Покончив с делами, я, конечно же, двинулся по местам памяти. Однако не нашел ни той школы, возле которой сторож продал мне часы, ни храма, в котором мы познакомились с настоятелем. Правда,  домик, в котором мы побывали в  «ночь упырей», я все-таки обнаружил…  Он выглядел так, как будто в нем не жили уже много лет: окна и дверь были заколочены. Однако, зайдя во двор, я обнаружил на внутренней стороне воротного столба выцветшую ленту с золотыми  бабочками… Я бережно свернул находку и спрятал в карман пиджака.
                ***
          Мила часто приходит ко мне в снах: это случается почти каждую ночь!... Иногда мы идем с ней зимним вечером по улицам Родоги, а кисти рябин, нависшие сверху,  плачут кровавыми слезами, которые синицы не  могут склевать. Ибо горек жемчуг прозрения!.. А слезы печали свойственны даже богам…
                ***
           Смотря в зеркало, я  замечаю  седые прядки  в волосах и знаю теперь, что век мой короток. Эта жизнь потеряла для меня всякую  цену: той, которая любила меня, нет… Я жду другой жизни, которая вот-вот придет: там мы будем молоды и счастливы вечно. Так мне обещала в одном из снов зеленоглазая Владычица… 

                ***

                Примечания:

     * Год кота по восточному гороскопу 
      ** Линия -- одна десятая часть дюйма. т.е. 2, 54 мм