Каждому знакомо чувство, которое испытываешь, оказавшись впервые в незнакомом месте: поморский городок со странным названием Родога, куда я приехал осенью восьмидесятого, был довольно уютным, хотя и пыльным из-за неасфальтированных улиц. Главная из них носила, конечно же, гордое имя – Проспект Ленина… По «прешпекту» вольготно бродили гуси, перекликаясь хриплыми голосами, а бабушки, сидящие на скамеечке под окнами местной почты, лениво обменивались последними новостями…
***
Прибыл я в сюда в творческую командировку от редакции областной газеты «Знамя» – ну, знаете, как это бывает: интервью с бригадиром передового звена комбайнеров, неизменно перевыполняющего планы. Как водится, закончилось все попойкой в смешанном составе одной штатной единицы областной газеты и нескольких механизаторов – местного колхоза. Мужики мне попались хоть и молодые, но степенные, рассудительные и сведущие в вопросах международной политики. В ту давнюю пору спиртное в разгар страды местным не продавали… Зато городским – сколько влезет!… Чем народ и не преминул воспользоваться! Издержки социалистической экономики, куда денешься…
***
На танцульки в местной школе, которая по выходным использовалась под клуб, мы явились в полном составе. «Плодово-выгодная» бормотуха и общительные девушки – все вместе это составило приятно щекочущий нервы коктейль и придавало происходящему неповторимый колорит... Здешние жители оказались весьма доброжелательными к приезжему (а может, в силу незлобивости моей натуры я попросту не притягивал к себе хулиганов?)…
***
Как бы то ни было, проснулся я на следующий день в доме одного из новых знакомых: солнце припекало вовсю. Часть происшедшего накануне выпала из памяти; все спали, и я направился в местный магазин за папиросами. Остановил меня (уже на обратном пути) сторож той самой школы, где мы гуляли вчера. Трясущееся с похмелья, жалкое существо!.. Часы-кулон на цепочке, которые он предложил купить, были необычными. Уж не знаю, каким ветром и из каких краев занесло сюда изящную вещицу: толстое стекло в малахитовом с золотом корпусе и жемчужный фон циферблата с фигуркой кошки очаровали меня. Тяжелая и, как уверял сторож, чистого золота, цепочка кулона превосходно сочеталась с тем, что она несла . Запрошенная цена, вопреки обыкновению алкашей всех времен и народов, была немаленькой – двести пятьдесят рублей, но я безропотно вытащил из бумажника требуемую сумму…
***
Тому, что происходило потом, я не нахожу связного объяснения. Началось с того, что неожиданно потемнело небо, за минуту до сделки бывшее совершенно ясным; запахло озоном. Выбивая воронки в уличной пыли, упало несколько крупных дождевых капель. Воздух сгустился, наэлектризованный неведомыми флюидами. Тут я и увидел Её… Она шла навстречу. Короткие шорты и очень уж короткая(!)блузка сами по себе были явлением непривычным в советскую эпоху. Но поразило меня даже не это. Нездешним пламенем отмеченные глаза выделялись на загорелом, как и все тело, лице. Изумрудно-зеленые и прозрачно-чистые, как морские волны где-нибудь в Пицунде! … Надо сказать, в тот момент никаких таких мыслей в голове не было: это сейчас пытаюсь описать тогдашние впечатления… Недолго думая, я развернулся вслед за девицей. К тому времени она уже успела утопать далеко и мне пришлось приложить усилия, чтобы нагнать ее…
***
-- Простите чужестранца в ваших краях! Но -- не у кого спросить…
Она благосклонно скосила глаза.
– А вас как сюда занесло? Я ведь тоже не совсем здешняя…
… Каштановые с золотым отливом волосы(повязанные газовой лентой с золотыми бабочками) качались в такт шагам.
… Я достал давешнее приобретение и протянул ей.
Что скажете?
… Она впилась глазами в кулон.
-- Тут неподалеку храм… Вещь проклята, ее надо освятить!
-- Какой ужас вы мне говорите! Не верится в эту чертовщину! И потом, кто вы такая?
… Она рассмеялась.
– Зачем вам знать, кто я, если вы мне не верите?
… Смех рассыпался серебряными колокольчиками: мне было с ней легко и свободно, как будто я знал её всю жизнь. Не требовалось говорить обязательные в таких случаях банальности. Она была моложе лет на пятнадцать, но зеленые омуты глаз сказали мне о нездешней мудрости…
-- Пошли!
Она подхватила меня под руку.
***
Неказистая снаружи каменная церквушка внутри оказалась неожиданно просторной. Спутница моя была уже облачена в закрытое черное платье: когда и где она успела переодеться, для меня осталось загадкой, но как я уже упоминал, после изрядной дозы горячительного, принятой вчера, мои мыслительные способности были не на высоте. Да и не хотелось утруждать себя думаньем…
…Несколько лампад, теплившихся перед иконостасом, оживляли сумрачные образа. Старушка в платке мыла полы.
– Мила, золотце, здравствуй!
-- Аглая Львовна, добрый вечер…
Мила рассеянно глянула по сторонам.
– Отец Михаил дома?
-- Дома, душенька, дома, где ж ему еще быть?
Мила потянула меня за рукав и мы прошли в левый придел храма: низенькая. но широкая дверь из массивных дубовых досок вела во внутренний дворик. Пройдя шагов двадцать, мы остановились перед крылечком с витыми деревянными столбиками. Филенчатая, крашенная синей краской дверь растрескалась от времени; Мила подергала шнурок справа. Через несколько минут дверь открылась и на пороге возникла сутулая фигура священника. Заметно было, что он сильно устал… но рассматривал меня с живым интересом. Обладателю глаз редкого янтарного цвета было далеко за семьдесят: Мила прошмыгнула в домик, пока мы знакомились.
– Отец Михаил, настоятель Храма Казанской Божией Матери… А вас как звать-величать?
-- Евгений.
…Я смутился: впечатлений для одного дня было предостаточно. И впечатлений необычных. Впрочем, через десять минут замешательство растворилось без следа. Мы сидели в чистенькой комнате за чаем(что оказалось весьма кстати) и я рассказывал отцу Михаилу свою немудреную историю.
***
• Мда… Вещица и впрямь диковинная… Вы в каком году родились?
-- В пятьдесят первом , а что?*
-- Так я и думал…
Священник положил кулон на стол. Мила держала чайное блюдечко в правой руке, а мне почему-то не давала покоя синяя жилка, пульсирующая на левом запястье…
-- Сохранился дневник настоятеля, моего предшественника… Тот умер двадцать лет назад… Есть там кое-что…
…Он направился в соседнюю комнату, чуть приволакивая правую ногу. Мы с Милой обменялись взглядами. Она развела руками: было в ее взгляде смущение, которому я не придал значения…
***
.. В горнице, одна из стен которой была сплошь увешана фотографиями в рамках, пахло полынью и душицей. Вернулся отец Михаил, неся толстую тетрадь в коленкоровом переплете.
– Знаете, Женя, я ведь в юности увлекался мистикой…
Вздох был красноречивее слов. Полистав тетрадь, он произнес:
-- Вот...
«… часы эти, редкие по красоте, имеют свойство притягивать к себе силы зла… Дед говорил, что , что их изготовил по заказу Якова Брюса Абрахам Бреге. …»
…За окном сгущались сумерки. Отец настоятель перелистывал страницы, вздев на нос старомодные очки.
«… В роду моем, искони рождавшем поморов и священнослужителей, не принято посвящать паству в тайны, стоящие за пределами влияния православной веры. Однако мятущийся ум заставляет меня, Господи, поверить эти тайны страницам дневника. Как иначе могу я избавиться от пламени, снедающего меня денно и нощно? Человек слаб, а власть Вседержителя простирается не только на человеческие души! Я знаю это так же точно, как молитва господня изгоняет бесов… Но речь не о том…»
… Погас свет. Настоятель чиркнул спичкой и зажег свечи в бронзовом канделябре, стоявшем на подоконнике. Выхваченное из мрака лицо Милы в неверном свете казалось восковой маской: никаких эмоций! Мне стало не по себе; волна мурашек прошла по телу и задержалась на бедрах, что само по себе было необычным.
«… Дьявольские культы всячески порицаются нашей Церковью, но я всегда испытывал болезненное любопытство к этим самым оккультным вещам: да простится мне сие прегрешение! К тому же, разве не должен служитель Божий быть во всеоружии подготовлен к неизвестному, доведись ему с ним столкнуться? Я не испытываю страха перед темными божествами: страх – есть мера невежества нашего! ..»
-- Бедняга повесился в возрасте 67 лет…
-- Кошмар!
… Я покачал головой.
– Что же послужило причиною?
-- Полагают, он был неизлечимо болен и сильно мучился… Но я думаю иначе…
***
«… Как я и говорил, часы сии принадлежали деду, служившему настоятелем нашего храма. Человеком он был своеобразным ! Натура мягкосердечная и властная одновременно, он в части соблюдения канонов являл собой образец для прихожан, а властность его сказывалась в том, что он умел удивительным образом приказать без слов: редко кто его не слушался… Мне кажется, что встреть он самого дьявола, и тот бы в почтении снял перед ним шляпу… Сознаю, что подобные измышления смахивают на ересь, но ведь эти строчки никто никогда не прочтет… впрочем, на все воля Твоя, Господи! … Итак. О доподлинном происхождении сей вещицы я уже упоминал; каюсь, мальчишкой я был весьма проказлив и не было в нашем доме ни единого закоулка, в который я не успел бы засунуть свой нос…»
…Включили электричество, но Мила вскочила с кресла и нажала на клавишу выключателя прежде, чем отец настоятель дотянулся до свечей. Тот улыбнулся. Меня ничто не удивляло; глаза девчонки поблескивали в полумраке тревожно и загадочно. Как у рыси, приготовившейся к прыжку! Укололо чувство безысходности: я почти знал, что должно было произойти с нами обоими, и страшился этого знания и противился ему!… Слова отца Михаила звучали далеко…
«…Вещица неизменно притягивала к себе... Я знал, где дед хранит ее: шкатулка из ливанского кедра стояла на одной из полок шкафа с богослужебными книгами…»
…Я глянул на старинный шкаф с застекленными дверцами. Хозяин потрогал указательным пальцем переносицу и продолжал:
«… В один из ноябрьских дней, когда дед служил обедню и почти все домашние были в храме, я забрался в кабинет( ключ торчал в замке) и вытащил часы из шкатулки… Мне в тот день было поручено помогать кухарке, но я улучил момент и смог заняться делом так, что та ничего не заметила… Я знал, что мне крепко попадет от деда, ежели тот уличит меня, а посему тщательно уничтожил следы вторжения…Того, что происходило потом, я до сих пор не могу объяснить: внезапно напала сильная сонливость… Я нашел еще силы принести дров из-под навеса во дворе и только потом добрался до кровати в крохотной горнице наверху, которую мы делили с еще одним мальчиком – служкой из храма. На мое счастье, того в комнате не оказалось. Припоминая происшедшее в тот день, я все более утверждаюсь в мысли, что порой нас ведут силы могущественные и недоступные людскому пониманию!.. Дед тоже знал это. Как иначе как объяснить, что он хранил у себя вещь, несомненно волшебную?! Но что вы хотите от отрока, неискушенного во взрослых делах?! Взглянув на циферблат(стрелки показывали четверть десятого), я вдруг совершенно забыл о намерении рассмотреть часы, засунул их под подушку, уютно свернулся калачиком и уснул….
***
Проснулся я от страха! Грызла мысль о том, что я могу попасться! Но было что-то еще, чему я не пытался найти слов… Скатившись по лестнице на второй этаж, я прошмыгнул в дедов кабинет(ключ по прежнему торчал в замке) и положил вещь на место. Мучила жажда. Спустившись к людской, я просунул голову в дверь: кажется, моего отсутствия никто не заметил... Тетка Аксинья хлопотала у печи, управляясь со здоровенными ухватами и лениво переругиваясь с дядькой Ефимом, который исполнял обязанности кучера и по совместительству – церковного сторожа…»
***
Отец Михаил перевел дыхание. Глаза Милы с огромными зрачками тонули в полумраке. … Священник передал ей тетрадь и вышел из горницы; у меня пропало желание курить… Мила устроилась поудобнее в кресле; из кухни доносилось позвякивание ложечек. Хозяин появился через пять минут: чай со вкусом душицы невероятно, фантастически успокаивал!. Неприятный зуд под ложечкой прошел.
***
«…Чушь несусветная, чушь! Пишу и не верю сам!... Пристроившись возле печи, я впал в оцепенение. Бока, белённые известью, греют покойно ... Я и думать забыл о страхе, но печаль, которая пришла ко мне, когда я вспомнил сон, ожгла, как хлыст! Почему? Вы скажете, что не по силам ребенку, едва достигшему двенадцатилетнего возраста, осознать такое… Но разве Господь ищет простоты? Я видел ее! Царица Ночи с изумрудными глазами… Она вовсе не человек! Благоговение, ей внушаемое, граничит с ужасом… Огромный храм, с колоннами, но совсем не такой, каким полагается быть православному храму… На престоле – невысокая женщина с головой кошки: она говорит со мной не словами, но каким-то особенным звуком, который пробирает вас до самых дальних закоулков души! Голос похож на звучание флейты… Серьги в ушах мерцают мягким светом неизвестного мне драгоценного камня. Она подходит и гладит меня по голове рукой с длинными узкими ногтями…»
***
– Выбросьте это!... Кроме несчастий, часы ничего не принесут… Я знаю, зачем вас сюда привела эта сумасшедшая! Но если б вы знали все, что знаю я, вы бы бежали и от нее, и от этой проклятой вещицы!
Опять захотелось курить. Сказать по правде, я вовсе не чувствовал себя жертвой рока, а сумасшедшим в моих глазах был, скорее, священник, но никак не Мила…
-- Отец Михаил!
… Я старался придать словам убедительность.
– Допускаю, что кто-то из нас – сумасшедший, но позвольте интуиции газетчика взять верх над мистикой! Вы ведь – слуга Божий! А в вашем доме любой фома неверующий заткнется… я верно мыслю?
Хозяин сцепил пальцы на животе.
– Хорошо! Я попытаюсь отсрочить заклятие… Большее – не в моих силах! Но обещайте одну вещь…
… Я кивнул.
– Никогда, ни при каких обстоятельствах, не возвращайтесь в наш город, если вам дороги благополучие и покой!… Амулет относительно неопасен только до тех пор, пока он спит в неведении о своем предназначении: есть силы, которым Церковь не может противостоять…
***
Мы шли с Милой по той самой улице, где я ее встретил впервые.
-- Ты слышал о Баст?
-- Нет…
-- А глаза? Помнишь, с чего началось?
…Я пытался вспомнить.
-- Зеленоглазая владычица… Где же я читал?
-- Не трудись!
Она рассмеялась. Солнце давно утонуло в пойме Рысьвы: но перистые облака над горизонтом были окрашены во все мыслимые цвета. Тупая боль в макушке сверлила мозг: я пытался осмыслить сказанное священником.
– Знаешь, я неисправимый атеист, но сейчас мне не по себе…
Она лукаво глянула из-под опушки ресниц.
– Когда будет по тебе, скажи…
-- И все-таки, что он имел в виду?
Она задумалась на секунду.
– Он видит иначе… Вот ты. Ты веришь в судьбу?
… Я растерялся.
– Н-не знаю… Никогда не думал о таком. А у тебя что, цыганки были в роду?
-- Чур меня!
***
Она была встревожена. И уже через мгновение я понял, отчего! Дьявол! Несколько молодых цыганок выходили наперерез нам из переулка. Настрой сегодняшнего вечера был таков, что я готовился поверить разом во все мистические перипетии, о которых мне в последние полдня долдонили усердно и методично. Одна из цыганок была чертовски красива! Смуглая кожа, блестящие сливы глаз, мониста на шее и пестрые юбки выглядели неуместно в этом забытом Богом городишке. Но клянусь: восприятие этого вечера настолько не укладывалась ни в какие рамки, что любая дополнительная странность не казалась лишней! В тот самый момент, когда мы с Милой завидели цыганок, я обнаружил, что ее черное платье бесследно испарилось: она опять была в своем легкомысленном наряде…
***
… Я закашлялся. Молодуха томно улыбнулась и пропела неожиданно низким голосом:
-- Позолоти ручку, мил человек…
… Ногти Милы больно впились в ладонь. Невдалеке запела флейта сопрано: короткая фраза из семи нисходящих нот продрала чуть не до печёнок морозным чувством опасности!... В этот самый момент я заметил в улыбке цыганки что-то неестественное. Еще через мгновение до меня дошло, что это: клыки девицы выдавались за край верхних зубов на добрую пару линий** … Меня обуял ужас!.. Мила тоже что-то почуяла: через секунду мы мчались по улице, плотно сцепившись руками: темнота уже вступила в свои права, но я не боялся споткнуться. Росчерки серебристо-серого цвета тянулись вслед за нами, почти настигая: сзади слышался утробный хрип упырей… Страх плотной волной окутал меня, но это не мешало: наоборот, я чувствовал себя невероятно сильным и собранным. Буквально через минуту после столкновения с цыганками Мила остановилась и толкнула меня в калитку справа. Мельком я успел заметить на заборе три пары опалесцирующих во тьме кошачьих глаз и отметил, что с этой стороны сильно и холодно тянуло запахом речной сырости… В тот момент, правда, было не до прелестей природы: перемахнув двор, мы юркнули в дверь. В сенях было темно, и Мила задвинула засов с громким стуком. Мгновение спустя, в горнице, я нажал на клавишу выключателя: но света опять не было. Спички ломались в пальцах; наконец, удалось зажечь одну. Мила метнулась к массивному комоду, стоявшему слева от входа. Я помог придвинуть его к двери. Она нашарила где-то свечу и, выхватив у меня спичечный коробок, зажгла ее. Непроизвольно я обнял ее. И в этот самый момент получил хлесткую пощечину.
– Что с тобой?!
…Со мной?! Нет, это с тобой что? Ты так пялился на эту ведьму, будто ее медом намазали!
Я опешил. Но через секунду мы уже целовались: грудь под тонкой блузкой напряглась,, твердые соски обжигали упругостью…
***
С размаху и сильно ударили в дверь сеней. Потом -- истошный кошачий вопль и тут же – дикий крик боли, от которого кровь стыла в жилах! Мила метнулась к шкафу: достав оттуда еще две свечи, она зажгла их от первой и расставила на подоконниках. Потом, начертав в воздухе над каждой из них крест с петлей вверху, вернулась ко мне.
– Теперь не влезут!
-- Да кто они такие? Что тут творится? Я не понимаю!
-- Тсс!
Она приложила палец к губам.
– Слуги разберутся…
У меня засосало под ложечкой.
– Какие слуги?
-- Слуги Владычицы! Иди ко мне…
***
В доме было холодно. Мы устроились на большой кровати под толстым одеялом верблюжьей шерсти. Одеяло кололось, но нам было хорошо.
– Скажешь, откуда ты?
-- Я не знаю…
… При свечах глаза опалесцировали тем же светом, которым полыхали глаза давешних котов.
– Как не знаешь? Сама сказала – нездешняя…
-- Я сказала? Ты путаешь что-то… Спи!
***
Наутро Мила проводила меня к поезду: накрапывал мелкий дождь и лиственницы свешивали ветви над перроном. Мы целовались обреченно: жизнь сплелась в один тугой комок губ…
-- Обещай, что не будешь искать меня три года!... Тогда я стану твоей…
…Я кивнул, не вникая в смысл слов и лишь старался запомнить каштановые волосы и изумруд глаз…
***
…Конечно же, я не собирался нарушать обещание. Но очередная командировка в Родогу от редакции выпала именно мне. Приехав туда в конце октября следующего года, я застал тут лишь леденящий ветер, метущий ворохи листвы по «прешпекту». Покончив с делами, я, конечно же, двинулся по местам памяти. Однако не нашел ни той школы, возле которой сторож продал мне часы, ни храма, в котором мы познакомились с настоятелем. Правда, домик, в котором мы побывали в «ночь упырей», я все-таки обнаружил… Он выглядел так, как будто в нем не жили уже много лет: окна и дверь были заколочены. Однако, зайдя во двор, я обнаружил на внутренней стороне воротного столба выцветшую ленту с золотыми бабочками… Я бережно свернул находку и спрятал в карман пиджака.
***
Мила часто приходит ко мне в снах: это случается почти каждую ночь!... Иногда мы идем с ней зимним вечером по улицам Родоги, а кисти рябин, нависшие сверху, плачут кровавыми слезами, которые синицы не могут склевать. Ибо горек жемчуг прозрения!.. А слезы печали свойственны даже богам…
***
Смотря в зеркало, я замечаю седые прядки в волосах и знаю теперь, что век мой короток. Эта жизнь потеряла для меня всякую цену: той, которая любила меня, нет… Я жду другой жизни, которая вот-вот придет: там мы будем молоды и счастливы вечно. Так мне обещала в одном из снов зеленоглазая Владычица…
***
Примечания:
* Год кота по восточному гороскопу
** Линия -- одна десятая часть дюйма. т.е. 2, 54 мм