Давай-ка махнём на недельку в Междуречье. Поохотимся, по пути и бруснички на зиму запасём, – предложил мне Павел Васильевич Мальцев, – возьми с собой самое необходимое, остальное в сельмаге купим. А десятилитровую канистру под бруснику я тебе дам. Собирайся, выезд в четыре часа.
Наш сосед Вася Александров еще засветло доставил нас к самому подъезду «сенной гостиницы». Так он окрестил обширный сеновал, почти доверху набитый душистым лесным сеном. «Гостиница» стояла посередь широкого поля, на берегу озерка, по берегам заросшего камышом. Никаких хлопот с обустройством. Залезай да спи.
Пошли выбрать место для костра да запасти дров засветло. Мои собаки забрались в озерко смыть городскую копоть и подняли стаю уток. Павел Васильевич одну сбил.
Горит костерок, доваривается утка, а в камышах кто-то аппетитно чавкает.
– Слышишь, караси уже ужинают. Завтра пожарю, – засмеялся Павел Васильевич.
Тёплое туманное утро, сладкие запахи леса, пересвист рябчиков. Забыв о ружье, встаю на колени. Молюсь? Может быть, но, не забывая причащаться полными горстями душистой спелой брусники. Брусники кругом красно, ступить некуда.
Добыв на манок парочку рябцев, Павел Васильевич присоединился ко мне. И мы незаметно надаиваем распертый рябиновыми обручами рюкзак отборной брусники. Бруснику решили парить, чтоб больше вошло в канистры. Павел Васильевич остался на хозяйстве, а я пошел в деревню, в основном за сахаром для брусники.
До деревни – километра четыре, не больше. Лесная дорога уляпана непереваренным овсом, и медвежьи следы кругом. То-то собаки всю ночь беспокоились. За лесом, через широкое овсяное поле и деревня.
Вернулся с полным рюкзаком и трёхлитровой таркой молока в руке. О молоке договорился с хозяйкой стоящего на отшибе, окрашенного голубой краской дома.
Через день, когда я пытался открыть калитку, тарка выпала у меня из рук. Гремя цепью по блоку, брызгая пеной из пасти, атаковал меня огромный пес. С отрубленным хвостом и ушами, лохматый, по весу тянул он, пожалуй, на полугодовалого телёнка. Это я уже разглядел, проворно отбежав на почтительное расстояние от калитки, забыв прихватить тарку. Пес, внимательно наблюдая за мной, угомонился. Потоптавшись, стал я звать хозяев.
Из дома вышел коренастый мужик средних лет. По пути поднял тарку, улыбнулся. Познакомились. Назвался Иваном. Пригласил в дом. Не приглянулся мне мужичок. Показался мне мрачноватым хитрованом. Наверное, это с перепугу.
– Напарник любит парное молочко, донесу еще тепленьким, – отговорился я от приглашения. Мужичок, не скрывая ухмылки, засиял. А я подумал: что взбредёт в башку его зверине? Не послушает хозяина, вцепится. Не в штаны, конечно, а в горло. Такой любого волка задавить может, не то что меня. Да и хозяин какой-то… Остался я у калитки.
На вечеру к нашей «гостинице» пожаловал молодой симпатичный мужик с ружьём. Саша, так его звали, предъявил лицензию на отстрел медведя и попросил помочь.
– Лабазов наделал по всей кромке поля, да вот сидеть на них некому. Охотников в деревне – я один. Вторую неделю мучаюсь. Медведи выходят, да все вне выстрела.
Зудящая радость угнездила всех троих на лабазах еще до захода солнца. Начало темнеть. И тут с Сашкиного лабаза грохнули два выстрела.
– Дошёл! – покатился радостный вопль. Пока я добрался, мужики уже вытащили средней величины медведя на луговину.
Саня пригнал трактор, и при свете фар мы довершили дело. Ни за что, ни про что хозяин лицензии отрубил нам четвертушку туши. А мне еще подарил суковатую, с замысловатым завитком на конце палку. Завиток обтянул шкурой с медвежьей лапы, накрепко прибив ее мелкими гвоздиками.
– Выйдешь на пенсию, купи шляпу. Трость дарю. Гуляй себе по Вологде. А пойдешь в деревню, дай понюхать Волкодаву. Может, подобреет.
На следующий раз я смело подошел к калитке. Волкодав, захлебываясь от злобы, хрипел. Трость до его носа я не донес. Пес осел, рухнул на спину, поднял лапы и подставил горло. На собачьем языке это означает: сдаюсь.
И ни один представитель собачьего племени не посмеет тронуть поверженного. А вот человек, улыбаясь, гладит ему брюхо медвежьей шкурой. Просто так, шутки ради. Что же будет дальше! А дальше – Волкодав по-щенячьи завизжал, дрожа всем телом, обильно полил свое брюхо. Резко вскочил и, гремя цепью, с грохотом влетел в свою будку.
Путь свободен. Оставив палку у забора, вошёл в дом. Глаза Ивана округлились, челюсть отвисла:
– Коб-коб-кобель-то где?
– Нет его во дворе. Наверное, сорвался.
Шлепая босыми ногами, хозяин опрометью вылетел из избы.
Уходя увидел: Иван, пытаясь вытащить кобеля, волочит будку по двору.
Прошёл день. Направляюсь в деревню и при выходе из леса встречаю Сашку на «Беларуси». Поравнявшись, он открыл дверку.
– Обгадились мы с тобой, борода! Жидко обгадились! Пристрелил Ванька Волкодава-то. Прямо в будке пристрелил. Ох и напьюсь! Поехали, – горько мотал головой Сашка.
От такой новости сделалось не по себе. Ехать отказался. В голове творится чёрт знает что.
Возвращаюсь с полдороги и молча вскарабкиваюсь на сено. Павел Васильевич решил что я пьян и вопросов не задавал.
Всю ночь напролет мучили меня кошмары. Что-то тяжёлое, лохматое, жарко дышало и наваливалось на меня. И глаза, глаза насмерть перепуганного живого существа. На всю жизнь запомнились они. Задним числом прошу:
– Прости, Волкодав. Виноват! Каюсь!
Автор фото: Наталья Сорокина.
20.07.1996г.