Своё совершеннолетие я встретил в горах Алтая. Мне предстояло жить и работать в Онгудайском районе среди русских староверов и алтайцев племени алтай-кижи. Алтай кижи - Люди Золотых гор - так они сами себя называют.
Алтай расположен на стыке трёх мировых культур: христианской, мусульманской и буддистской. Русские миссионеры успели в позапрошлом веке провести крещение в нескольких сёлах Горного Алтая. Онгудай оставался языческим и доверялся шаманам больше, чем попам, далай-ламе и муфтию. Богов на Алтае было много, они обитали везде. По самому названию села уже можно об этом догадаться. Онгудай переводится как Десять Богов.
Люди Золотых Гор убеждены в том, что в каждом камне, в каждом дереве, в горе, в реке живёт своя душа. Наш Бабырган, например, - это не просто гора, а окаменевший воин, река Катунь - это госпожа, она умеет радоваться, обижаться, негодовать, наказывать и миловать. Ночью к реке подходить нельзя – она спит, не надо её тревожить.
Кругом духи, они разные, есть злые духи, и есть добрые. С духами надо вести себя осторожно, обидишь Доброго Духа - сраму перед людьми не оберёшься, обидеть Злого Духа - себе дороже, поэтому алтайцы старались никого не обижать. На дрова шёл сушняк, живое дерево не срубали. Дичь впрок не отстреливали, перед каждым выстрелом алтаец официально просил у своей жертвы прощения: «Прости меня, заяц, я не могу иначе, у меня дети дома голодные. Есть хотят…»
Была ещё одна особенность у этого народа, которая под давлением урбанизации исчезла. Кержаки предупреждали приезжий люд о том, как надо себя вести в гостях у алтайцев: «Не вздумай там, у него в аиле, ахать да охать. Я в позапрошлом годе-то шубу его заприметил. Расхваливать начал, глаз оторвать не могу. Его тоже хвалю, хорошая работа! Он взял, да и подарил мне её. Я отнекиваться, он в обиду. Заплатить ему хотел, он ишшо пушши обиделся. Вон она, висит теперя у меня.»
Кержаки – это русские старообрядцы, переселившиеся с Керженца. Это название после прилипло ко всем староверам Алтая. Кержацкий менталитет имеет много отличительных особенностей, которые редко встретишь у других православных людей. О кержацком характере я немного написал в рассказе о моём друге Мишке Ощепкове в предыдущих частях этой книги.
В Горном Алтае мне пришлось жить не рядом, а внутри этой староверческой культуры, посчастливилось наяву увидеть её самые интересные, самые замечательные стороны, которые, к сожалению, на моих глазах в течение шести лет полностью и бесповоротно исчезли.
Я также благодарен судьбе за то, что встретил там много необычных и очень интересных людей. Их образ жизни и их мировоззрение изменили моё восприятие природы и общества.
Мой путь к учительству начался очень рано. В то время, как мои сверстники сидели за партами, мне приходилось вызывать к доске своих учеников. Вечерами я корпел не над домашним заданием, а проверял по четыре стопки ученических тетрадей по математике.
Из всех учителей, которые получили направления в школы Горного Алтая, я был в то время самым молодым и самым зелёным. Даже не знаю теперь, жалеть ли мне об этом или нет. Беззаботное детство слишком быстро кончилось, а юность очень быстро пролетела.
На снимке: Мой класс на вершине хребта. В моём классе было 16 мальчишек. Я был семнадцатым
Февраль. Южные склоны гор темнеют с каждым днём. Снег под ярким солнцем сохнет как бельё на верёвке. Собрались всем классом на экскурсию. Лезем на гору. Подъём крутой, мальчишки здесь уже давно всё излазили, получается так, что не я их веду на экскурсию, а они меня.
В сивере на снегу звериные следы. Мальчишки спорят меж собой о том, кто, когда и от кого тут убегал. Вот здесь заяц утром убегал от лисы, а это след кабарги, а вон там следы марала.
На гребне хребта растягиваю гармошку своей фотокамеры «Москва-5». Групповой снимок на память. Меня со всех сторон облепила моя раcкоcая детвора, вокруг наc cнег, лиcтвенницы, горные вершины. Внизу под нами чёрной ниткой через деревню тянется к перевалу Чуйский тракт. Вдруг слышу пеcню. Эхо раздаётся в лесу прямо рядом с нами. Дети прижухли, смутились.
-Кто это?
-Байду поёт.
-Это его папка.
Байду Балбыков, отец моего ученика, паcёт на этой вершине сарлыков. Полудикое колхозное стадо тибетских яков круглый год обходится без сараев, без автопоилок, без сена и комбикормов. Затраты минимальные - всего лишь зарплата пастуха. Байду доволен.
Охотники могут сюда забраться лишь в свободное от работы время, а Байду каждый день на этой вершине поёт от избытка чувств. Вот бы наш сельский пастух вместо трёхэтажного мата запел бы. Его жалеть бы стали как тяжелобольного.
Каждый из наc живая чаcтица Вcеленой, так же, как и эти горы, реки, долины, птицы и звери.
Понимать- это одно, но чувcтвовать cебя такой чаcтицей и на полном cерьёзе общатьcя c горами как этот паcтух? Дано ли нам такое?! Для этого надо было родитьcя алтайцем и грудничком пережить зиму в аиле у огня. Как Лазарь Кокышев на Камышле.