Седой сон

Ольген Би
Дорога пролегала по таким красивым местам, что сердце замирало от восторга и торжества. Голубые горы, казалось, сливались с небом, но все же оставалось ощущение их каменной природы. Они, как огромные голубовато-палевые кристаллы в безбрежном океане воздуха подчеркивали разницу между небом и землей.
 
Все краски этого места, этих просторов были чистыми, яркими, живыми. Трава была удивительно насыщена жизнью, цветом. Казалось, что это песня счастья обычной травы, цветов, лугов. Все было предельно просто и благородно, как красота женщины, не омраченная грубой косметикой. Живая красота, освященная величием души человеческой.
 
В этом месте ощущалась мудрость живущих там людей, которые настолько чутко относились к Земле, что она проявила все свои способности, всю свою прелесть и чистоту.
Вода в озерцах была просто-таки синей. А воздух! Воздух можно было пить, как нектар. Грудь не вмещала столько воздуха. Даже маленький вдох превращался в могучую и нежную живительную  искру во всем теле, пронизывая каждую клеточку. И даже маленького глотка этого воздуха хватало, чтобы возродить все уставшие и изуродованные частички человеческого тела.

Ноги едва касались земли. Желания петь, прыгать (раз уж не дано летать) просто рвались наружу.
А почему бы и не прыгать? Все ненужное, старое, обыденное, измученное осыпалось. Тем более возраст можно сказать осыпался, исчез. И что  значит «возраст» для горы, травы, в конце концов воды? Они либо есть, либо нет. Они живы и прекрасны в любом периоде существования. Если, конечно, их не коснулся тлен человеческого несовершенства со своим неизбывным желанием все переделать и уподобить хаосу своей жизни. Но все это не здесь. Здесь не место искажениям.

Дорога вела дальше. Туда, куда заворожено шел мужчина, крепко держа за руку женщину. Она была как бы его продолжением. Или началом? Как бы то ни было, они шли вместе одним целым. Но вел ее все же мужчина. Целеустремленно и уверенно, как могучий дух вынуждает следовать за собой хрупкую плоть, удерживающую в себе этот дух.

Они шли пока не появились старые деревья у подножия гор. Откуда-то из глубины переплетающихся ветвей к ним направился мужчина.
Слова «вам сюда нельзя: экскурсии в этом месте не проводятся» замерли на его губах, когда он перевел взгляд с женщины на глаза мужчины.

Служитель вдруг что-то понял. Не столько умом пожилого человека, исполненного долга службы, сколько глубинным умом, вековой памятью.
На миг он перстал чувствовать себя просто сторожем, хранителем заповедника. В нем глухо зашевелились воспоминания, настолько далекие, что разум отказывался их объяснять и сравнивал с чем-то знакомым и понятным.

 Он тихо ушел, скорее даже попятился. Его смущало желание покорно кланяться этому посетителю на каждом своем шагу. Ощущение какого-то величия этого седовласого мужчины и такой же женщины завораживало.   Несомненно, в этой обстановке ощущалась только торжественность происходящего.

Два человека в простых холщовых одеждах, больше напоминающих рубища, вошли под сень старых деревьев без листвы. Они были стары и седы, но тела были напоены жизнью и силой Земли по дороге в это место.

Впереди смутно проглядывали руины поместья. Камни, составлявшие некогда стены, были седыми и изъеденными временем. Огромные блоки составляли стены, арки, ограды. Рвы вокруг замка превратились в овраги, плавно составляющие рельеф этого места. Снег лежал, слегка прикрывая землю. Все было седое: камни, деревья, эти двое, воздух.


Мужчина на какое-то время замер. Обвел взглядом все вокруг. Взгляд стал суровым и властным. Он крепко сжал губы, насупил брови, но только на миг. В следующий миг лицо его разгладилось и, как будто начало разгораться изнутри. Как луч света огромной мощи, идущий из сердца его, из сердца Земли и всего этого мира, вырвался наружу.

 Он поднял руки, разводя их в стороны, и громко сказал, обращаясь ко всему вокруг: «Господин вернулся!»

Это был незнакомый женщине язык. Но мощь этого импульса пробуждала, как почки весной, ее память. Она понимала, что это слово на самом деле значило «повелитель». Звучало это мягко и раскатисто, нежно и оглушающее. Но как бы ни звучало простое человеческое слово, оно было Великой Магией.

Его услышали не только деревья, но и сами камни. Даже не обладая сверхспособностями, явно ощущалось, что все вокруг ожило, пришло в движение. Казалось, жизнь разливается по ветвям деревьев, по земле, наполняет древние руины. Жизнь пришла!

Было от всего этого ощущение, что зашептались между собой деревья и передали эту весть всем вокруг: и горам, и живущим в них, и среди них: Повелитель пришел! Наш Господин!