Можно всю жизнь прожить в Питере, так и не узнав моря. Река Нева куда сильнее определяет облик этого города. Выход на набережную Васильевского острова, или прогулка по песчаным пляжам Финского залива в Комарово, мало отличаются от знакомства с Ладожским озером. Выход на лодке «в море» дарит неожиданную перспективу городского пейзажа, но мало что рассказывает о самом море: мелком, почти пресном и грязном водоёме, окруженным заселёнными неказистыми берегами.
Живя в Ленинграде в конце 80-х, я лелеял мечту перебраться на Камчатку. Ничего и никого там не зная, почему то именно Камчатка казалась мне местом, где стоит жить и может быть умереть. Однажды мне приснился пророческий сон. Вот я уже прилетел, сажусь в автобус, он едет прямо вдоль берега моря. Я бросаюсь к окну и вижу на черной гальке морских котиков. Они доверчиво таращатся на меня своими тёмными сферами, от ярких красок сине-зелёного моря у меня режет в глазах. Я проснулся на подушке, мокрой от слёз и решил окончательно поднять якоря. В Ленинграде меня ничто не держало. Обмен комнаты на квартиру в Петропавловске-Камчатском свершился вслепую, легко и быстро. Тогда Петропавловск был ещё «пограничным» советским городом и попасть туда было не просто. Обмен и прописка такое право давали.
Прилетев в Петропавловск -Камчатский, я первым делом пошел знакомиться с Авачинской бухтой. Был сильно зачарован и немного разочарован. Зачарован кристальной прозрачностью и вкусом холодной воды, ароматом водорослей, незнакомыми морскими обитателями - звёздами, крабами, ежами. Разочарован тем, что взгляд не достигая горизонта, снова упирался в сушу. Надо сказать в величественную сушу: вместо скучных и плоских Балтийских берегов перспективу ограничивал частокол из вулканов Вилючинского, Мутновского и Горелого. Чего-то мне всё же не хватало.
Масла в огонь подлил сосед по этажу, рыбак Юра. Он пил вторую неделю горькую и пригласил составить компанию. Электрик из Костромы, житель русских равнин, приехавший сюда за длинным рублём, он неожиданно для себя оказался пленником моря. Мечту вернуться на материк Юра похоронил давно, хорошо понимая, что домом ему стало море. «Ещё два дня бухаю, а потом всё- ухожу в море! Протрезвею и начнётся другая жизнь. На промысле тоже порой надоест, скучаешь по дому. Приеду, неделя-другая нормально, потом запой. И опять как магнитом тянет в море». Глядя на него, в голову пришла мысль, что он оставил там свою душу. Я спросил у Юры как из города добраться до открытого моря. Он объяснил, но снисходительно поправил: «Только для нас, моряков, это море, а для тебя-океан. Охотское море, оно на западе».
Прыгнув в автобус, я спросил у водителя идет ли он к морю? «До океана пешком от остановки ещё километра три будет»-ответил водитель. Высадился я не один. Туда же направлялась группа молодых людей. Обгоняя их, я уточнил маршрут. Они сказали: «По дороге до сопки, за ней правее. Только там океан, а не море». Дорога шла вдоль кустарников, по песку. Берёзам тут не позволял расти постоянный напор морского ветра. Я шёл навстречу вкусно пахнущему бризу, забавляясь своим упрямством и гордостью камчадалов. «Ну ладно, пусть будет океан, раз им так нравится. Придётся к этому слову привыкнуть».
Слышно его стало издалека. Сразу, как только дорога обогнула небольшую сопку, появился мощный, сливающийся с шумом ветра ритмичный гул. Ноги сами несли всё быстрее, а увидев пенные гребни волн, я почти побежал. Прибойка оказалась дальше, чем думал. Вблизи мерный гул превратился в неукротимый рёв, перемежающийся мягким шорохом шлака. На стыке ветра и волн рождалась водная пыль, которая в лучах солнца переливалась как аура. Это не был шторм, исполин так дышал. Глубоко, размеренно и спокойно. Расположившись в сухой ямке за кочкой как хищник, я стал его наблюдать.
Свидание трёх стихий было отмечено особой красотой и силой. Валы широким фронтом мягко обрушивались на земную твердь с высоты 2-3 метров, а ровный морской бриз, унося с собой влагу, спешил в этой борьбе оставить за собой последнее слово. Тихоокеанский бриз был совсем не похож ни на один знакомый мне ветер. Он наполнял грудь и опустошал голову от чехарды мыслей. Можно сказать, думать было лень и не нужно. Было очевидно, что я нахожусь на краю света и если продолжить путь на восток по Тихому океану, то пройдет неделя-другая, прежде чем покажется берег Америки. Тогда обнаружится, что наша голубая планета действительно круглая, а за далью открываются всё новые и новые синие дали. Изредка попадались бы спины китов или точки кораблей на горизонте.
В небе кружились стая чаек и пара бакланов, казалось, их движения подчинены ритму океана. Я вроде как задремал, уши наполнились морским ветром, дыхание стало глубоким, почти незаметным, а тело одеревенело. Изредка перед мысленным взором проплывали навеянные океаном безличные грёзы. Сквозь пелену в сознание непроизвольно прокралась мысль, что океан подобен Богу. Всё из него рождается и всё к нему возвращается. Круговорот воды в природе, так учили нас в школе.
Скинув одежду, я побежал навстречу волне. Вода была колючая и ледяная. Кошачьей лапой меня подхватило как мышку, подбросило вверх, опрокинуло навзничь и швырнуло на берег. Соль ела глаза, на зубах хрустел шлак, кожу обжигал холод. Знакомство состоялось. Заигрывать с этой стихией было бы безумием, а сгинуть в ней – проще простого. Больше я никогда не называл Тихий океан морем.