Часть 3. Глава 5. Тлен и вечность всегда рядом

Светлана Грачёва
ЧАСТЬ 3. В МОНАСТЫРЕ
Глава 5
Тлен и вечность всегда рядом



     Отец Иоанн не видел монастырского благодетеля Димитрия всего один день и уже скучал без этого светлого человека. Священник за два дня прикипел душой к нему, поэтому радовался не только  предстоящему богослужению, но и сердечной встрече со скромным трудником.
     Открылись ворота в скит. Ждавшие этого момента туристы рванулись вперёд, будто внутри монашеской обители они хотели успеть всё осмотреть первыми и, не задерживаясь, отправиться к следующему пункту назначения в маршрутном листе. Под натиском торопящихся туристов отступили паломники и трудники.
     - Подождём, – сказал отец Иоанн стоящему рядом молодому иерею.
     - Ну, что я говорю – современные дикари, – с барской напыщенностью произнёс отец Владимир.
     - Спешат люди, отче, – улыбнулся приходской священник. И тихо напомнил: – «Не судите, да не судимы будете». Помните? Только Творец имеет право судить Своё творение.
     Отец Владимир часто заморгал.  Для него это напоминание было подобием  щелчка по лбу.
     - Надо помочь людям осознать, что они делают неправильно. Не осуждать их, а подумать, чем помочь, – вразумлял молодого иерея отец Иоанн.
     Вдруг сам словно опомнился от долгого сна: «А ведь я такой же. Осуждаю своих детей, а не пытаюсь им помочь. Грех мой, м-м». И тряхнул головой: «Ну, надо же, скоро начну говорить, как Димитрий».
     - Чем же этим людям помочь? – покосился молодой батюшка на ворота, язвительно произнося слова «этим людям».
     - Всем, чем можете, – мягко улыбаясь, ответил отец Иоанн. – Подскажите, научите, посочувствуйте… В зависимости от ситуации. Многие люди нуждаются в помощи, даже если не говорят об этом. Часто человек и сам не знает, что ему помощь нужна. Затягивает суета, как вязкое болото, и о Небе он уже не вспоминает. Любовь, только любовь спасает человека. Проявите милосердие к ближним, а потом и они проявят милосердие к ближнему. И к каждому постепенно придёт добро.
     Молодой священник снова заморгал, глядя на отца Иоанна. Стоял неподвижно несколько секунд, как статуя. Потом будто ожил, затоптался на месте и пробормотал:
     - Другой не говорил об этом. 
     - Кто – другой?
     - Тот священник, с которым я жил в номере до вас, – смутился молодой батюшка. – Он, наоборот, говорил, что надо давать отпор хамам и сволочам.
     - И каков же отпор?
     - Не общаться с ними.
     - А кто же их на путь истинный наставит, если ни Церковь?! – с беспокойством сказал отец Иоанн. – Это неверно. Так не должно быть, отец Владимир! Прости, Господи, – перекрестился священник. – Ведь услышанное слово порой не сразу в душе отзывается. Время должно какое-то пройти. Понимаете? Что-то произойдёт с человеком в жизни, и однажды услышанное слово вдруг, как семя, прорастёт. И пойдёт, пойдёт расти добро в душе человека. Любовью, только любовью можно спасти человека.
     - Любовью, любовью, – повторил молодой батюшка, как будто заучивал наизусть незнакомое раньше слово «любовь».
     - Только так, – подтвердил отец Иоанн и повернулся в сторону дороги, ведущей от монастыря к скиту.         
     Словно лёгкая морская волна, издалека надвигалась толпа паломников и туристов. Стараясь обогнать человеческий поток, с краю от него, в пыли, поднимающейся из-под  десятков ног, будто в брызгах волны, размашистым шагом торопился на богослужение Димитрий. Иерей узнал плечистого мужчину, длинный чёрный подрясник которого только увеличивал его рост. Отец Иоанн невольно широко улыбнулся:
     - Спешит, спешит.
     Отец Владимир сначала посмотрел на своего наставника, затем перевёл взгляд вперёд, пытаясь определить, о ком тот говорит. Но увидел только безликую гурьбу людей.
     Через минуту Димитрий уже шёл впереди толпы, точно флагман человеческих душ, устремлённых во вселенную духа. Его шаг был настолько размашист, что другому человеку пришлось бы иногда бежать, чтобы хоть изредка идти в ногу с ним.
     Приближаясь, трудник заметил на пыльной площади перед скитом двух священников, одним из которых был его знакомый. Димитрий скромно улыбнулся ему и ускорил шаг. Отцу Иоанну показалось, что монастырский работник выглядит немного растерянным.
     - Спасайтесь, отцы, – с ходу поклонился Димитрий священникам.
     - Спаси, Господи, – почти одновременно ответили иереи. Отец Иоанн поклонился в пояс, молодой иерей даже не склонил головы.
     Человеческий поток, неровно колыхаясь и счастливо волнуясь, на мгновение остановился, а затем потёк в открытые ворота.
     - Познакомься, Димитрий, это мой сосед по гостиничному номеру – отец Владимир, – представил молодого батюшку отец Иоанн.
     Трудник молча поклонился молодому попу, не высказав возмущения по поводу непозволительной для священнослужителя стрижки. Подумал: «Как поп-расстрига». Поп в ответ нелепо согнулся: не решился поклониться по-настоящему, чтобы уложенная муссом копна волос на макушке при поклоне не потеряла форму. Тут же понял, что скуфьёй, которую всё это время держал в руке, нужно скрыть модную стрижку.
     - Вы не торопитесь в храм? – спросил трудник, переводя дыхание. – Хорошие места займут, ничего не увидите и не услышите. Сегодня очень много народу будет. В праздничные дни к нам приезжает до тысячи человек. Яблоку негде упасть. – И радостно, полной грудью вдохнул оптинский воздух: – Ух! Припозднился. Хорошо спалось на мягкой постели.
     - Утомился на огороде – вот и разоспался, – заметил своему благодетелю приходской священник.
     - Смотрю, вы без стульчиков, – не ответил на реплику священника Димитрий.
     - Что за стульчики? – забеспокоился Евтеев.
     - Складные. У рыболовов в ходу, – объяснил Димитрий.
     - Зачем они нам?
     - А-а, не знаете, что литургия в скиту ещё дольше идёт, чем в монастырских храмах. Те, кто не в первый раз у нас, с собой стульчики приносят. Стараются прийти в храм до начала службы, чтобы занять место. Мой грех: не предупредил вас, отче, – и быстро поклонился.
     - Да если бы и знали, где его взять? – развёл руками отец Иоанн.
     - В иконной лавке продаются, – сообщил Димитрий. 
     - А у тебя почему нет стульчика? – смеясь, приступил священник к Димитрию.
     - Зачем он мне? – пожал могучими плечами монастырский работник. – Я привычен. Мне нетрудно выстоять скитскую службу. – И предложил: – Ну, что, пойдёмте. Сейчас набьётся людей в храм. Вон ещё идут, – кивнул в сторону редких сосен.
     Усердный на молитву трудник и священники поспешили к воротам, над которыми, словно неусыпный сторож, возвышалась розовая колокольня. Трое мужчин благоговейно перекрестились и вошли внутрь тихой обители монахов.



     Выйдя из храма после «открытой»  литургии, Димитрий предложил своим знакомым  отдохнуть в праздничный день:
     - В час дня во Введенском храме – молебен с акафистом у мощей батюшки Амвросия, – начал он. – Сколько сейчас времени? – спросил, поглядывая на ручные часы Евтеева.
     - Начало двенадцатого, – ответил отец Иоанн.
     - Хорошо, хорошо, – обрадовался Димитрий, – я думал больше. У нас ещё есть время потрапезничать и сходить к святому источнику. Я после послушания хожу. Очень бодрит.
     - Я только «за», – кивнул довольный священник. – Не хотите в источнике искупаться? – обратился он к отцу Владимиру.
     Молодой батюшка поднял печальные глаза и моргнул в знак согласия.
     - И отец Владимир «за», – сказал за молодого иерея пожилой священнослужитель, не заметив его грусти.
     - Хорошо, – проурчал монастырский работник. – Советую вам посетить келью батюшки Амвросия, пока скит открыт. Редко такой случай выпадает.
     - А ты с нами?
     - Отдохнуть бы чуток… – осёкся Димитрий. – Встретимся минут через сорок у Казанского храма. Успеете?
     - Обязательно успеем, – пообещал отец Иоанн.
     В домике старца всё было пропитано почтительной памятью о духовном светоче пустынножителей. В самой келье никакой роскоши. Намоленные иконы, скромный диванчик, домотканые половички… Кругом безупречная чистота, словно неземная. «Ни пылинки. Как память о чистоте души, – догадался священник. И взгрустнул, вспомнив о страшном видении во время операции: – А я в каком-то пыльном месте оказался. Пыль – все мои устремления, и все они превратятся в прах. Придётся платить за них страшными муками».
     Мысли о тленности материальных благ и вечности праведного образа жизни не отпускали отца Иоанна даже по дороге в монастырь. «Зачем мы, глупые, копим богатства? Мечтаем получить ничтожное, когда можно приобрести сокровище, – сокрушался священник. – Занят наш ум заботами суетными. Прельщаемся всякими сатанинскими приманками и забываем о вечной душе. А монахи помнят. Так и надо. Так и надо жить, помня о смерти! Когда-нибудь нас не будет на земле: переселят в вечность. Что представим на суд Божий? Какие духовные приобретения?»
     Сорвались с губ слова пятидесятого псалма:
     - Сердце чисто созижди во мне, Боже, и дух прав обнови во утробе моей. Не отвержи мене от лица Твоего и Духа Твоего Святаго не отыми от мене. Воздаждь ми радость спасения Твоего и Духом Владычним утверди мя, – и с трепетом в душе перекрестился.
     Идущий рядом отец Владимир, притихший, не проронивший ни одного слова за всё время пребывания в скиту, тоже осенил себя крестным знамением. Отец Иоанн не мог знать, о чём думал и что чувствовал молодой батюшка. Если бы он знал, что творилось в душе молодого человека, то обязательно поддержал бы его добрым словом или советом.
     Отец Владимир в мысленной молитве возносился к Богу, ругал себя за малодушие и молил Господа простить его и укрепить волю в борьбе со страстями. Он мысленно называл, что в последнее время сделал плохого против Бога и ближнего. И столько всего назвал, что стал противен сам себе. 
      

     Трое высоких мужчин в чёрных подрясниках не спеша шагали по натоптанной паломниками песчаной тропе к источнику святого Пафнутия Боровского. К полудню жгучее солнце разморило не только людей, но даже вековой сосновый лес: стойкие великаны задремали без ветерка. Изумрудная зелень и цветы вокруг тропы словно впитывали в себя добрые вибрации человеческих душ и оттого пышно росли и цвели.
     - В город вы ходите? – Отец Иоанн посмотрел на Димитрия, тихого, домашнего, и отцовские чувства к нему шевельнулись в душе.
     - Нет, в город нам не разрешают ходить даже по праздникам, чтобы не искушаться, – переваливаясь с ноги на ногу, ответил тот спокойно, без сожаления в голосе. – На скамеечках посидим у храмов, если бывает свободное место. А не посидим – так постоим. После ужина сходим к реке полюбоваться закатом. И – молитва.
     Замолчали. Слышался только слабый шёпот земли от соприкосновения с людьми. 
Снова заговорил Димитрий:
     - И в кельи друг к другу ходить нельзя. Батюшка не благословил.
     - Почему?
     - Чтобы меньше разговаривать.
     - Разве разговаривать нельзя?
     - Можно. Главное – о чём. При частом общении можно впасть в грех шептания: к кому лучше относятся, что сделал тот или этот трудник. А в самом общении нет ничего плохого. В общении проявляется любовь. Но нужно хранить свои уста от греха.
     - Да, строго, – покачал головой отец Иоанн. – А ведь ты ещё не монах.
     - У нас всё равно ходят, – беззвучно засмеялся Димитрий, озорно посмотрев на земляка.
     - Ходят в кельи?
     - Да.
     - Наказывают таких, наверно?
     - Мы не докладываем батюшке.
     - Скрываете друг дружку, значит? – усмехнулся Евтеев.
     - Помогаем, – не согласился Димитрий. – Сегодня один сходит, завтра – другой, чтобы незаметно было, – хитровато улыбнулся трудник. – Пообщаться хочется, узнать, что в монастыре деется. Вот вы, отче, опоздали во вторник на полунощницу, а я в этот же вечер и узнал.
     - Кто же тебе сказал? Никого ведь не было на территории монастыря, – вскрикнул от удивления отец Иоанн.
     - А-а, – протянул  монастырский житель, – у нас все про всех всё знают. Кто, где, когда – всё объяснят.
     - А я думал, что в монастыре только молятся, кроме Бога, больше не думают ни о ком и ни о чём, – словно рассуждая с самим собой, тихо произнёс отец Иоанн и почесал затылок.
     - Эх, отче, – с горечью вздохнул Димитрий, –  все так думают, пока не поживут в монастыре. Вот сегодня праздничным вечером всё сами и увидите.
     - Что?
     - Увидите, – загадочно сказал Димитрий.
     Наступила пауза. Двое мужчин шли размеренным шагом, и каждый думал о своём. Молодой священник, как и прежде, молчал. Иногда он, задумавшись, отставал на два-три шага, когда же замечал отставание, то широкими шагами догонял своих спутников.
     - Димитрий, хотел спросить, – первым заговорил отец Иоанн, украдкой взглянув на молодого батюшку, идущего по правую руку, – да не знаю, удобно ли?
     - Спрашивайте, отче. Отвечу.
     - Сколько ты здесь трудником?
     - Восемь лет.
     - А почему монахом не стал за это время? Сомневаешься? – Отец Иоанн ещё два дня назад хотел спросить об этом молодого трудника, но стеснялся задать очень личный вопрос.
     - Да я-то не сомневаюсь. Во мне сомневаются, – тихо вздохнул Димитрий и, нагнув голову, посмотрел себе под ноги.
     - Как так?
     Не поднимая головы, трудник неохотно пояснил:
     - Батюшка сказал, много разговариваю. Это большой недостаток для монаха. Я, правда, люблю поговорить.
     - Тебе отказали?
     - Не отказали, – снова вздохнул трудник. – Я подал прошение ещё лет пять назад. Чтобы приняли послушником монастыря. Вот… Батюшка сказал…  – замялся Димитрий, – нужно ещё посмотреть, есть ли призвание к монашеству.
     - И какой срок выдерживают после прошения?
     - По-разному. Минимум – год. Это если трудник имеет духовное образование. А вообще – года три, чтобы человек отказался от мирских привычек. Монашеский искус не шутка. Многие не выдерживают устава, поэтому так строго. – Быстро сделал несколько шагов влево, к кромке леса, и сорвал лесной цветок. 
     - Не сразу из трудника – в монахи.
     - Нет, конечно, – Димитрий, как ребёнок, приподнял брови и дважды втянул в себя аромат цветка. – Монашеский постриг нужно заслужить, – по-детски улыбаясь, продолжил он. – Не только усердной молитвой, но и трудом тоже. Труд что делает? Освобождает тело и душу от страстей. От греховных желаний. В первую очередь от гордости и самолюбия. Не должно быть саможаления, – мягким голосом говорил Димитрий и одновременно любовался цветком. – Какую работу дают, такую и выполняй. Поначалу ропщут: «Почему тому труднику легче работу дали, а мне тяжелее». Ведь мы все из мира приносим сюда свои страсти. Особенно молодые ропщут. Совсем молодые.
     Отец Владимир впервые за несколько часов подал голос:
     - В Оптиной есть молодые люди?
     - Есть, – подтвердил свои слова Димитрий. – Мало их, конечно… Из тех ребят, что с детства к Богу тянутся. Ходят в церковь, ездят в монастыри. Чем моложе человек уходит в обитель, тем легче ему. Семьи нет, нет привязанности к жене, детям. Мирское ещё не затянуло.
     - Почему ты решил уйти в монастырь? – напрямик спросил отец Иоанн.
     - Сами знаете, отче, я из верующей семьи. Мне с Богом хорошо, – разглядывал цветок монастырский житель. – Тяжко видеть вокруг себя упоение грехом. Не могу я жить в миру. Все озлобленные там, за стенами монастыря. Чтобы быть в ладу со своей совестью, нужно в монастыре жить. Вот цветок, – вытянул он руку с растением перед собой. – Простой цветок, не знаю даже, как называется. Не сравнить его с любыми дорогими цветами, названия которых все знают, потому что покупают и деньги за них немалые отдают. Как вы думаете, отче, – обратился Димитрий к отцу Иоанну, – чем этот простой цветок отличается от дорогого? – и украдкой взглянул на молодого священника.
     - Гм… Да, вроде, ничем… Цветок как цветок. Стебелёк есть, листья, лепестки.
     - Правильно, отче. Всё есть, как и в дорогом цветке, – улыбнулся монастырский работник. – Зачем же тогда люди платят деньги за дорогие букеты?
     - Так… в миру дорогой букет – это показатель состоятельности, социального уровня. Не поймут, если подаришь букетик полевых цветов, – покачал головой отец Иоанн. – Осудят. Назовут жмотом. А то и обидятся, разговаривать перестанут.
     - Да, всё верно. А почему?
     - Так уж заведено до нас, – развёл руками Евтеев. – Я, честно признаться, не задумывался об этом. Просто подчиняюсь законам общества, в котором живу. Ведь ты же подчиняешься монастырскому уставу? А не будешь подчиняться, тебя накажут. Так и мы, кто живёт в миру. У нас свои, мирские, законы, – разговорился Евтеев.
     - Да, – крякнул Димитрий после паузы, – прилепились люди к земле, как коровья лепёшка – не отдерёшь без крови. Как же вы, отче, священник, а подчиняетесь мирским законам? Вы должны подчиняться божеским законам и учить этому паству. Иначе нет смысла в священстве.
     Отец Иоанн спохватился: «Надо больше молчать: молчание – золото.  А может, и правильно, что высказал собственные мысли? Димитрий судит со своей колокольни: он готовится монахом стать. А я жил и останусь жить среди мирян».
     - Духовенство старых времён отличалось от современных священников, – задумчиво произнёс Димитрий. – Это были люди совсем другого духа, даже другой культуры. Почитайте на досуге о замечательных пастырях.
     Молодой священник отстал от старших товарищей и снова сделал несколько широких шагов. Наклонившись немного вперёд, чтобы увидеть лицо трудника и услышать всё, что тот скажет, отец Владимир спросил:
     - А какие вы послушания несёте? 
     - Разные.
     - Какие?
     - Если бы у меня талант был, к примеру, мастерить, то занимался бы только в мастерской. Но у меня талантов нет. Обычный я человек, – легко засмеялся Димитрий. – Поэтому и послушания разные.
     - А какие именно? – не унимался отец Владимир.
     - За восемь лет чего только ни делал: и квас варил, и хлеб пёк, огород копал и сажал, – начал загибать пальцы Димитрий, – за садом следил, на пасеке за пчёлами ухаживал, кирпич, цемент разгружал, картофель перебирал, дежурил ночью на вахте, работал в иконной лавке, в гостинице. Всего попробовал, – беззаботно махнул широкой грубой ладонью монастырский работник. – Сейчас на огороде послушание несу.
     Одиноко стоящий около дороги деревянный указатель «Пафнутьевский источник» подсказал направление к освящённой купальне.
     - Как же вы, кто в поле работает, молитвенное правило исполняете? – нетерпеливо вставил отец Иоанн, не дожидаясь, пока молодой коллега закончит задавать вопросы.
     - Есть переносная церковка. Главное – что? Иисусова молитва. Молитва в уме у монаха и трудника. Я когда в монастырь собрался уйти, думал: вот приду, возьму чётки и буду день и ночь читать молитвы. А вместо этого каждодневный тяжёлый труд. В труде проверяется, насколько серьёзно моё решение стать монахом. 
     - А если я приду в монастырь, возьмут трудником? – как раскат грома, прозвучал для отца Иоанна вопрос молодого священника. 
     Димитрий серьёзно посмотрел на отца Владимира:
     - Семья есть?
     - Женат.
     - Это труднее.
     - Думаете, не возьмут?
     - Это не мне решать, а отцу наместнику.
     - С чего вдруг вы решили поступить в монастырь? – озадачился Евтеев. – Такие решения с наскоку не принимают.
     - Грехов на мне… – запнулся на полуслове молодой батюшка. – Только жизнью в монастыре отмолить можно.
     Евтеев часто заморгал. Димитрий улыбнулся и ласково посмотрел на отца Владимира.


     Светлана Грачёва
     Воскресенск
     2016 год

                Продолжение http://www.proza.ru/2018/09/02/1385