Она как всегда сидела на потертой скамейке, на краю детской площадки. Затухающее августовское солнце уже не терзало очи, даря толику тепла. Мягки ветерок, несущий струнки холода и предчувствие надвигающейся осени, нежно трепал спадающие на плечи волосы. Она пребывала в безмятежности, изредка позволяя себе скромную улыбку.
На площадке копошились дети. Счастливые крики и визг разносились по двору. Игры сменяли одна другую, заставляя недовольных родителей хмуриться – ну, сколько уже можно, домой бы, ужинать пора!
Родители сидели поодаль, кто, так же по одному, иные – компанией, взахлеб обсуждая подготовку к новому учебному году, банко-закаточную эпопею, а самые удачливые – поездку на море, с которого вернулись несколько дней назад и готовы были дарить привезенное тепло завистливо заглядывающим в рот соседям. Родители давно уже не бросали на Неё косых взглядов: сидит себе и сидит, а то, что без детей – так молодая, ещё нарожает. К чужим детям не пристает, заговорить не пытается. Когда не в меру раздухарившиеся сорванцы пробегая мимо толкали недавно въехавшую соседку, без ругани скромно тупит очи. Ну, Её, странная, лучше о сериале посудачить, и то интереснее!
Она и вовсе не смотрела на родителей. Хотя понимала их мысли и опасения. Далекая память дарила кусачие воспоминания. Брать их порою у столь щедрой подательнице было вовсе невмоготу.
День таял незримой дымкой. Уходящая жара, недавно готовая плавить не только асфальт, но и железо детских горок, уступала место золоту осени, обещающему скоро перерасти в зимнюю стужу – будет не до прогулок, да и детей на улицу надолго не пускают, особенно вечером, когда она может позволить себе краткий миг покою, после ненавистной работы.
Сколько бы не была тепла, нагретая сидением скамья, вечер звал домой. Скрипучая дверь едва поддавалась под неловким напором. Лифтом пользоваться не хотелось – всё отсрочка. Вспоминая услышанный краем уха рассказ о летних приключениях соседей, она с тревогой думала, что и подъем пешком на девятый этаж – тоже своего рода приключение.
Поворот ключа заставил сердце биться сильнее. Поеденная ржавчиной дверь отворяла иной мир. Миру пустой квартиры и потрепанной фотографии, одиноко стоящей на пустынных полках, практически голого жилища.
На Неё, утирающую вырвавшуюся слезу, с укором смотрели мальчик и девочка.
Александр Окольников