В Новосибирском Художественном музее шла персональная выставка Германа Завьялова (проект искусствоведа А.Клушина «Persona grata»).
Многочисленные зрители и друзья с удивлением и восторгом вглядывались в картины, полные суровой романтики. На монументальных полотнах, посвященных природе и освоению Сибири, художник создал величественный и узнаваемый образ. Живописец остро чувствовал время, и конечно, период «сурового стиля» стал для него расцветом и временем успеха. При этом в его искусстве не было ничего показного.
Кряжистая, колоритная внешность старого живописца, сидевшего на стуле в окружении жаждущих автографа на буклетике, производила мощное впечатление. Будто библейский пророк сидел в окружении паствы и учеников.
Был буклетик и у меня, но приметил я у нескольких "самых-самых" гостей солидный каталог. Понимая, что реальных надежд получить его у меня нет, обратился я к старому другу экспонента Владимиру Михайловичу Гранкину с просьбой помочь.
Гранкин, похожий на Саваофа профессор живописи, был душа-человек. Он подвёл меня к Герману Николаевичу:
- Гера, дай Евгению каталог. Это мой друг. Искусствовед новосибирский.
- Один у меня остался. Держал в резерве для начальства. Ну да ладно. Раз ты просишь, Володя.Тем более, что искусствовед.
Счастливый своим приобретением, сунулся я было и с просьбой об автографе. Но художник отмахнулся: - Потом подпишу, поднимайся с нами , там фуршет на третьем этаже. Для друзей.
Оказавшись в узком кругу самых близких его людей, узнал я за фуршетным столом много нового из долгой творческой биографии. Как путешествовал по сибирским рекам и морям, как много лет дружил с новосибирскими художниками Анатолием Никольским, Владимиром Гранкиным, Вениамином Чебановым. Как организовал в томском глубинном селе Парабель картинную галерею, в которой сотни его картин. Директор этой уникальной галереи А.Н.Дащенко рассказывал о замечательном человеке и живописце Германе Завьялове.
Атмосфера была чудесная. Завьялов обнимал Никольского и грустно говорил:- Где наша молодость, Толя!? Здоровья нет даже выпить с друзьями!
У остальной публики, очевидно, проблем со здоровьем было меньше. Шум и гам нарастали.
Улучив удобный момент, подсел я к Герману Николаевичу со своим вновь-обретённым каталогом. Подписал он его. Поговорили мы. Я стал расспрашивать его о самых ранних и самых экзотических его путешествиях. На маленькой парусной яхточке в одиночку по северным водам.
Похоже, тема была для него приятной. С улыбкой рассказывал он о своих странствиях в деталях и шутил по поводу некомфортности существования в этих своих дальних походах: спартанская койка в тесной каютке, где ни лечь, ни встать в полный рост; папки с картонами, этюдник.
Суровая романтика, шторма, пустынные берега.
- Ты знаешь, я тогда был по-настоящему счастлив! Чувство полёта от плавания под парусами. Никакие трудности и неудобства не мешали. Я был счастлив.
Потом, с годами я сменил пять моторных катеров. Теперь у меня 18-метровое судно с мощным дизелем, с хорошей мастерской. Холсты, масло, этюдники- для всего место есть. Друзей могу принять на борту.
Ветра попутного ждать не надо. Плыву куда хочу.
Но всё это – не то! Парус, парус! Вот праздник.
Он умолк, задумавшись.
Тут вернулся к нам Никольский. Завьялов снова обнял его: - Где наша молодость, Толя!
фото из Интернета