Когда он был счастлив. Из Цикла Байки о художниках

Евгений Прокопов
    В Новосибирском Художественном музее шла персональная выставка Германа Завьялова (проект искусствоведа А.Клушина «Persona grata»).
   Многочисленные зрители и друзья  с удивлением и восторгом  вглядывались в картины, полные суровой романтики.  На монументальных полотнах, посвященных природе и освоению Сибири, художник создал величественный и узнаваемый образ. Живописец остро чувствовал время, и конечно, период «сурового стиля» стал для него расцветом и временем успеха. При этом в его искусстве не было ничего показного.
   Кряжистая,  колоритная внешность старого живописца, сидевшего на стуле в  окружении жаждущих автографа на буклетике, производила мощное впечатление. Будто библейский пророк сидел в окружении паствы и учеников.
  Был буклетик и у меня, но приметил я у нескольких "самых-самых" гостей солидный каталог. Понимая, что реальных надежд получить  его у меня нет, обратился я к  старому другу экспонента Владимиру Михайловичу Гранкину с просьбой помочь.
   Гранкин, похожий на Саваофа профессор живописи, был душа-человек. Он подвёл меня к Герману Николаевичу:
  - Гера, дай Евгению каталог. Это мой друг. Искусствовед новосибирский.
  - Один у меня остался. Держал в резерве для начальства. Ну да ладно. Раз ты просишь, Володя.Тем более, что искусствовед.
    Счастливый своим приобретением, сунулся я было и с просьбой об автографе. Но художник отмахнулся: - Потом подпишу, поднимайся  с нами , там фуршет на третьем этаже. Для друзей.
  Оказавшись в узком кругу самых близких его людей, узнал я за фуршетным столом много нового из долгой творческой биографии. Как путешествовал по сибирским  рекам и морям, как много лет дружил с новосибирскими художниками Анатолием Никольским, Владимиром Гранкиным, Вениамином Чебановым. Как организовал в томском глубинном селе Парабель картинную галерею, в которой сотни его картин. Директор этой уникальной галереи А.Н.Дащенко рассказывал о замечательном человеке и живописце Германе Завьялове.
   Атмосфера была чудесная. Завьялов обнимал Никольского и грустно говорил:- Где наша молодость, Толя!? Здоровья нет даже выпить с друзьями!
   У остальной публики, очевидно, проблем со здоровьем было меньше. Шум и гам нарастали.
   Улучив удобный момент, подсел я к Герману Николаевичу со своим вновь-обретённым каталогом. Подписал он его. Поговорили мы.  Я стал расспрашивать его о самых ранних и самых экзотических его путешествиях. На маленькой парусной яхточке в одиночку по северным водам.
  Похоже, тема была для него приятной. С улыбкой рассказывал он о своих странствиях в  деталях и шутил по поводу некомфортности существования в этих своих дальних походах: спартанская койка в тесной каютке, где ни лечь, ни встать в полный рост;  папки с картонами, этюдник.
  Суровая романтика, шторма, пустынные берега.
   - Ты знаешь, я тогда был по-настоящему счастлив! Чувство полёта от плавания под парусами. Никакие трудности и неудобства не мешали. Я был счастлив.
   Потом, с годами я сменил пять моторных катеров. Теперь у меня 18-метровое судно с мощным дизелем, с хорошей мастерской. Холсты, масло, этюдники- для всего место есть. Друзей могу принять на борту.
 Ветра попутного ждать не надо. Плыву куда хочу.
  Но всё это – не то! Парус, парус! Вот праздник.
  Он умолк, задумавшись.
  Тут вернулся к нам Никольский. Завьялов снова обнял его: - Где наша молодость, Толя!

 фото из Интернета