Последнее августовское солнце мягко окутало маленькую детскую площадку, с четырех сторон окруженную многоэтажками. Звуки отскакивали от домов, перемешивались, бурлили, превращаясь в веселую мелодию жизни. Казалось, все декретные мамаши выползли погреться сюда в последний раз перед неминуемой девятимесячной зимой. Дети разных возрастов ползали, бегали, качались, скатывались с горок, падали, ели песок, смеялись и плакали. С высоты весь этот маленький мир был похож на кишащий жизнью муравейник.
Настя одиноко сидела на краю ободранной деревянной лавочки и пустым взглядом смотрела вперед.
«А я выключила плиту? Блин… Наверное, выключила… Надо тогда доварить суп, когда придем. Где Миша?»
Она, не шевелясь, только глазами стала искать знакомую желтую майку, и, рассмотрев сына в ближайшей песочнице, провела языком под верхней губой.
«Снова зубы не почистила… Мише нужно костюм на осень купить, снова вырос. Это же пять тысяч точно. Еще счет за коммуналку… Надо у Ильи денег взять»
Ей было 32 года. Когда-то давно, в старшей школе, Настя думала, что это почти старость. И получилось так, что она была права. На краю лавочки сидела замученная тетка в резиновых тапочках и разных носках. Ярко-красные несуразные лосины нелепо обтягивали худые дряблые ноги, черная футболка, облепленная выцветшими стразами, мешком свисала с костлявых плеч. Серое лицо обрамляли грязные засаленные пряди. Над головой, как корона, возвышался пучок торчащих волос. Она сфокусировала взгляд на сыне.
«Нафиг я его родила? Вся жизнь под откос пошла из-за этого мелкого паразита…»
Ее каменное лицо выражало полнейшее безразличие, но где-то внутри та самая Настя выла белугой по своей несостоявшейся жизни. Уголек тлел только там, где-то очень глубоко. Снаружи все затвердело окончательно уже пару лет как. Она всегда хотела быть интересной, но за все четыре года жизни сына так и не предприняла ни одной попытки как-то этого достичь. Иногда мимо проходили довольные матери с колясками и косо поглядывали на нее.
«Что вы улыбаетесь, а? Посмотрю на вас через пару лет, сучки! Думаете, это легко растить ребенка?» - внутренний голос орал тихо, из пустоты.
Пять лет назад Настя вышла замуж не по любви, а чтобы угодить наконец своей несносной матери, которая с двадцати лет орала про важность брака. «Ты останешься старой девой! Все вокруг пристроенные, одна ты неудачница!» - верещала она, как будто по кольцу на пальце можно судить, счастлив человек или нет. И как только заунывный Мендельсон траурным маршем прозвучал над новой ячейкой общества, а гости фальшиво выпили за долгую и счастливую жизнь, выяснилось, что теперь ее главная задача – участвовать в улучшении демографической ситуации.
«Надо было послать ее нахер и убежать… - Настя взглянула на часы. – Где, блин, Илья? Миша?»
Она снова сфокусировала взгляд на песочнице. Сын сидел на месте. Хотя иногда ей казалось, что если он внезапно куда-то денется, ничего страшного не произойдет. Настя его не хотела. Полугода в браке хватило, чтобы осознать свою фатальную ошибку. Перспективный сосед из соседнего дома, которого так расхваливала мамина подруга, на деле оказался бесхребетным бытовым алкашом. Она почти убежала от него, от матери, от всей этой жизни, если бы не положительный тест на беременность, оставленный на стиральной машине, и муж-доносчик. В один день все рухнуло. Родственники припечатали Настю к стенке своими поздравлениями, мать впервые с гордостью посмотрела на дочь. И Настя осталась, проглотила свои мечты, и никогда ни с кем не поделилась своим нереализованным планом побега.
«Чему вы радуетесь, дуры? Нас же просто используют. А мы молчим и терпим… Боже, как же хочется убежать. Почему нельзя просто встать и убежать??»
Настя обабилась почти сразу после рождения сына. Каждое утро в зеркало на нее смотрело существо, а не человек. Она не красилась, редко мыла голову, не покупала себе вещи. Все внимание переключилось на ребенка, потому что без показной заботы ее бы заклеймили. Целыми днями она сидела на старой скамейке и без интереса смотрела на жизнь, которая проходила мимо. Неприкрытые лосинами икры были покрыты густыми зарослями черных волос. У нее не было ни дезодоранта, ни подруг, ни желания жить. Последний уголек жизни догорал в ней прямо сейчас.
«Еще есть шанс все изменить. Все в моих руках, - шептал внутренний голос из последних сил.- Надо побрить ноги, выйти на работу. Все еще…»
У левого виска как будто что-то щелкнуло. Настин голос замолчал.
«Суп нужно доварить. Муж скоро с работы вернется», - пропищала из пустоты мать.
Тетка с небритыми ногами медленно встала, схватила сына за руку и молча потащила в сторону подъезда.
- Мам, я еще хочу поиграть, - заорал Миша.
Она не обращала внимания на его крики. Она больше не смотрела на окружающих людей. На плите стоял недоваренный суп. Именно в этот самый момент Настя потухла навсегда.