Ясень

Владимир Вейс
                Я спросил у ясеня:
                «Где моя любимая?»
                (Из песни
                Владимира Кюршона)


Сознательная жизнь человека, наверное, начинается с соседей. Педагоги говорят, - с семьи. И все правы: бывает так, что соседи становятся частью этой семьи, не замечая, этого, как свершившегося факта.

Меня называют «писательницей». Так и кличут, потому что по-другому не получается. Мне уже тридцать лет, а я большей частью сижу в коляске и в той же большей частью – у окна. У окна веранды, просторной, светлой, как двери в мир на Земле. И не надо мне телевизора и Интернета, потому что происходящее за стеклом (а распахну окна) и без стекла, гораздо интереснее и поучительнее, чем «живые» картинки на экране.

Лет семь назад мне купили простенький ноутбук и дядя Степа, умелец на все руки, приладил рядом с сиденьем специальную подставку, которую можно вместе с планшетом откидывать набок, когда мне захочется встать и сделать то, что очень необходимо – я могу пройти один-два шага и все – назад, в коляску! Это я всё про окно. Открыть или закрыть. Открыть, когда душно, а закрыть при порыве ветра с дождём. И потом сцепить зубы, ожидая, когда резкая боль утихнет.

Место нашего посёлка рядом с шахтами, с «горами» от пород, окружившими нас некоем подобием громадных пограничных столбов. Я рассказываю о городе Дзержинске, и его самого тоже окружают посёлки, как наш, и то же - терриконы.

Не знаю, что вырастает первыми, посёлки или сами шахты? Но знаю, что надолго. Так вот, наша шахта - Долгая, поэтому её название совпадает со скоплением сотен домов вокруг неё, и в этих домах вырастают мальчики, которые идут потом работать под землю. И у нас самые красивые мужчины в мире, в котором нет шахт. Спустится новичок на метров 800, поднимется, - красавец! Его ресницы становятся чёрными от шахтной пыли, оттого и глаза ярче и зазывнее блестят.

Я многих ребят люблю из окна. И начала писать, сначала, в дневнике о том, кто из них самый красивый и смелый, а потом – о размышлениях о жизни.  Кто-то прочитал мои записи, так и пошла молва, что я «писательница» (беру в ковычки, потому что куда мне до авторитетов литературы!). Ну какой из меня «инженер человеческих душ»? Инвалид с детства.  Сначала я даже в школу ходила, но в пятом классе, вернее, с пятого класса, ноги стали отказывать и сильно болеть. Учитель физкультуры Василий Германович думал, что я притворяюсь, чтобы не бегать кругами по стадиону, но после оказалось, что это моя немощь называется облитерирующим эндартериитом. Всё происходило медленно, почти незаметно…

С небольшим компьютером дело пошло надёжнее. Без пароля никто не может войти и прочитать мои записи. И правильно, ведь они о сокровенном вокруг нас.

Рядом с нашим домом с такой же просторной верандой живут Понамарёвы. Когда в седьмой класс я уже не ходила, а училась по книжкам и со мной стала заниматься моя старшая сестра Виктория, окончившая пединститут и ставшая самой молодой учительницей в нашей школе, вернулся из армии сосед Григорий.  Весь поселок, я имею ввиду девушек, бегал за ним. Но он, сначала отдавал предпочтение Татьяне Самойленко, из дома, что справа от нас.

Ещё до армии, в школе, они дружили, и с Татьяной во время субботника посадили напротив окон комнаты Гриши ясень. Он рос не быстро и долго оставался эдаким взрослым саженцем (это я придумала такое определение). И когда Гриша и Таня очень крупно разругались (все до сих пор гадают, из-за чего такой разлад), девушка часто приходила по ночам к этому деревцу, стояла около него и плакала. Заметил ли это кто, или сам Григорий (я-то всё видела, когда особенно болели ноги), но и про эту тайну опять узнали люди. Меня поражает: никто, ничто не говорит, не видит, а все знают! Наверное, люди умеют передавать мысленно свои наблюдения, а другие «считывать» их чтобы потом, грубо говоря, молоть языком направо и налево!

Одним словом, разладилась у Григория первая любовь. Погоревал парень, а как?  Погулял, понавстречался с другими девушками, даже в областном городе жил в общежитии института, вернулся горноспасателем не женатым да «положил глаз» на Анюту Верещагину из такой же шахтёрской семьи, что и другие. Когда дело дошло до бракосочетания, погиб под завалом отец Гриши, Демьян Арсеньевич, знатный шахтёр, свадьбу отложили на год, но молодая всё-таки вошла в семью Понамарёвых.
Она очень полюбилась матери Гриши. Так и стали они жить. Двое детишек у них народилось. Старшему Димке уже девять лет. А его братец Мишка – на три года младше. Тоже росли на моих глазах.

А Татьяна не бросила Григория в своих мыслях. Нередко я видела, как она приходила к ясеню и смотрела в окно. Люди и удивляются: дереву надо уже быть большим, а оно, как чахлый саженец, всё никак не расставит, не пробьёт свои корни так, чтобы цеплять жизненную влагу. Наверное, это, как и с моими ногами, если сравнить их с стволами деревьев. Никак они не поймут, что надо брать силу не из коляски, которая у меня уже третья, а изнутри всего моего тела.

С майских праздников что-то не заладилось у Григория с Анной. Внешне всё нормально, а вот чаще стала я слышать громкие разговоры между собой недовольных супругов. В чём опять разлад, никто не понимает. Но посёлок живёт единой жизнью, каждый, как на ладони. Я думаю, что ушла у Анны надёжная опора в жизни, а ею была мама Гриши. Пелагея Павловна скончалась прошедшей зимой. Всё говорила соседям, что скучает по Демьяну, да не желает её, грешную, земля принимать, внуков надо растить. А как исполнилось Мишке шесть лет, слегла его бабушка и очень добрая свекровь, так и не поднялась более. Как убивалась по ней Анна, как она почернела за эти полгода!

Демьян Арсеньевич и не погиб бы, не упади одна из опор в том забое, где рубил уголёк. Ведь как бывает, сделает один человек что-то не до конца, судьба тут же мстит, но уже не ему. Сменщик Березин поленился надёжно укрепить балку, отрапортовал, что всё сделано на все сто процентов! Поверил ему старый шахтёр на свою голову. Это потом Григорий, как инженер-горноспасатель, засудил Березина, и правильно сделал. Будь даже все 99 процентов с девятками после запятой, вроде похоже на сто, но именно какая-то невидимая доля решает судьбу людей! Это я так, всё про свои наблюдения пишу.

Так и у Анны, ушла опора, которая держала дом в порядке, начались скандалы и попрёки. И этого я не понимаю. Как можно после десяти лет жизни начинать замечать друг в друге, что-то неприятное для себя? Как? Куда же девались все прожитые вместе годы? А потом подумала, что такую семью может развалить только чужая сила, сила со стороны, которая умеет проникать внутрь! И весь посёлок снова вспомнил о Татьяне. Ведь как всё происходит? Нечаянно встретились два бывших любовника и стало между ними искрить от прошлых чувств. Взгляды, брошенные слова, вещи, до которых они оба дотрагивались… Какие такие вещи?

И вдруг меня осенило – чахлый ясень у окна напротив спальни Гриши. Он качается и зимой, и летом, заглядывает в окна, нашёптывает те слова, которые оставила в нём Татьяна, будоражит душу бывшего любовника. А ведь и Григорий, и Татьяна в тот дальний субботник оба сажали деревцо, попеременно его трогая, пока засыпали лунку землей и поливали его, держась за руки! Вот-вот, руки! Слышала как-то от Григория в адрес жены: «Да что же, откуда у тебя руки растут?»

А руки-то у Татьяны были поизбалованнее Аниных, пальцы тоньше, как у музыканта. Да и то верно, хорошо она играла на пианино сначала в школе, а затем – в клубе шахтёров. Даже пела. Интерес к ней был большой со стороны суровых мужчин. Чем кончался этот интерес? Словами, объятиями?
Почему-то посёлок не интересуется личной жизнью таких женщин? А что интересоваться, когда одно слово, брошенное в сердцах, решает судьбу человека. Сначала Татьяна была брошенкой. Затем – путаной. Уточнили для тех мужчин, которым хочется иметь что-то с женщинами, а робость не даёт. Вот они сразу смотрят на тех, кто ошельмован и с печатью невидимой. Но то опять мои рассуждения…

А думала о другом: после смерти свекрови Анна, не замечая за собой, стала менее ласковой, чем раньше, менее внимательной к мужу. Скорбные мысли всегда наносят свой отпечаток на настроение и образ жизни. Григорию радоваться бы в душе, что его жена так тоскует по его матери, а он поверх все смотрит. А когда поверх, то в поле зрения попадает и ненужное для человека.

Не знаю, как это происходит, но, действительно, одна и та же мысль приходит одновременно многим людям! Так и рождаются прекрасные произведения искусства, изобретения, проекты! Как-то выглянула в окно, мельком увидела ясень и уснула. А во сне увидела это деревцо в виде самой Татьяны. Ночью в постели можно увидеть и не такое. И шепчет она в моем сне, и молит она в окно Григория выйти к ней, обнять, об миловать, бросить прежнюю жизнь и вернуться к ранней.

И утром проснулась от нового скандала в их семье.
- Не могу я так дальше, - громко, с надрывом вторила Анна, - она всё время рядом с нами, лезет в окна эти деревом-недоростком, лезет в нашу жизнь! Что ей от нас надо? Забрать тебя? Да разве не видит, что ты врос сюда, в этот дом и землю двумя детьми, двумя прекрасными мальчиками! Да разве…

И так далее, с неизбывной тоской в голосе. Это меня поразило. Тоска не Татьянина, прикрытая деревцом, а наболенная заботой о семье, детях, как ветер души! Как такое не ранит даже постороннее сердце, как стерпеть от великой несправедливости?!

Выбежал Григорий, словно ему позвонили об обвале в шахте, а «обвал» произошёл в его собственной судьбе! Выбежала за ним и Анна, но не стала догонять, потому что мальчишки вцепились в неё с ревом. Вот так и бывает, что держат нас связи, которым имя дети, привычки, слова, сказанные друг другу всерьёз, и ещё тысячи причин, из которых сотканы наши дни. Вернулись они, горемычные, в дом.

Я представила, как Анна бросилась на диван, прильнула головой к столу и затряслись её плечи в тихом, немом плаче! А мальчики на цыпочках пошли в свои комнаты. Но нет, старший Дима, вышел во двор, взял из кладовки острый топор и пошёл рубить ясень. Топор тяжелый, для поколки угля куплен, срывается со ствола, но клонит дерево к земле. Так и срубил мальчишка ненавистное матери дерево! Свалилось оно, бросил Дима топор и потащил, было, его   к месту, где стояли ящики с мусором, но вдруг развернулся и поволок мимо меня срубленное несчастье к дому Татьяны, да и перед окнами оставил.

Вот и вся история про дерево. А за ней пошли другие события. Григорий, когда возвращался со смены, увидел пустое место у окна, ворвался в дом, а виной-то оказался сын. Крепко задумался шахтёр над смыслом происшедшего. А Татьяна собрала вещи, продала дом, оставшийся от родителей и пошла в ополчение под Горловку (война у нас несправедливая идёт уже пятый год). Три года перевязывала бойцов бинтами, оттаскивала их с места боя, пока сама не попала под обстрел. Так и осталась в памяти отважной медсестрой.

Дима уже сам шахтёр. А братик его неожиданно начал ставить рекорд за рекордом в беге с препятствиями.  Радуются мама и папа успехам детей. И однажды, не в субботник, а в будний день перерыли у окна всю землю, выбросили камни, среди которых была даже крупная галька и какой-то хлам из кожи, и посадили новый ясень. Растёт он на славу быстро, покрылся густой листвой, которая прикрыла окно в доме. Окно, которое должно быть на двоих!

Ну а я написала книгу, не на бумаге, а в Интернете, послала на конкурс и получила первое место как писатель года! Какого, не скажу. Пришла известность, а с ней и внимание людей. Меня лечат в России. И я уже снова потихоньку хожу. Скоро буду ходить быстрее, а может даже и бегать, как Мишка!