Как мне однажды повезло в Ростове-папе
Как мне однажды повезло в Ростове-папе.
Некоторые словарные обозначения, оправдывающие неблаговидные занятия
людей определенных категорий, я воспринимаю со скептицизмом, потому что
для малообразованного человека, они звучат вполне пристойно.
Например, слово вор, до недавнего времени, было всем понятно, без каких бы то
ни было разъяснений и отношение к нему было однозначное - негативное.
Одобрялось же оно лишь категорией лиц, сопричастных к этому занятию и то
в сильно "закамуфлированном" виде.
Разными путями человек приходит к этому. Кого приводит узкая тропа
безисходности, кого же - широкое поле возможностей. Для кого-то, это вопрос
"жизни и смерти", а для некоторых - хобби(любимое занятие).
Есть конечно и утверждающие, что у них - это болезнь "клептомания".
Вот им то - я лишь ехидно улыбаюсь.
Однако улыбаться хочется лишь до той поры, пока эта проблема не затронет тебя
лично или кого-то из твоих близких.
. . .
Среди плавсостава судов транспортного флота, воровство - было редким явлением.
Привыкнув в море все свое имущество держать не взаперти, прийдя в порт,
моряки бывают облапошенными уже посетителями судов, званными и незванными гостями.
Признать себя лохом, я бы не согласился. Нелады с разумом иногда случались, но только
при переборе алкоголя. Однако волей случая или чёрт знает почему, им же неоднократно
оказывался.
Это, незабываемое происшествие, случилось в начале 80-х, в городе, с жаргоннным
названием, "Ростов-папа".
Хотя я там был всего лишь несколько часов, но память о том пребывании, сохранилась
до сих пор.
. . .
Полсуток протрясшись в междугородном автобусе рейса Донецк - Ростов, при августовской
жаре, уже запоздно, я прибыл на вокзальный комплекс, конечной станции маршрута.
Так как на продолжение путешествия в Краснодар можно было расчитывать только с утра,
то пришлось задуматься о ночлеге. Черно-золотистую табличку о местонахождении комнаты
отдыха, перекрывало, наискось свешенное, предупреждение об отсутствии свободных мест.
Помня, что нахожусь в столице криминального мира, я не повелся на предложения
койко-мест местных жителей и решил кое-как перекантоваться до утренних петухов в зале
ожидания железнодорожного вокзала.
Поместив дорожную сумку с вещами в камеру хранения, я стал искать укромное место на
на жестком кресле станционного дивана. Радость ощутилась в душе, как только взгляд
выискал незанятые места в углу зала.
В броской одежде того времени, вельветовая двойка джинсового кроя с лейбом популярной
американской фирмы, я мог приглянуться какому-нибудь ночному гоп-стопнику, а тут можно
было спокойно покунять, без опаски за свой бумажник или быть раздетым. Почему-то, в удачу
я поверил сразу и не подумал даже о "никому ненужности" этих удобных мест.
Выманить меня из укромного места, можно было различными способами, но почему-то,
как мне показалось, я его покинул сам.
А подтолкнул меня к этому, совершенно случайно, подслушанный разговор, невесть откуда
взявшейся и подсевшей ко мне, хорошо одетой, в удрученном состоянии, скромной семейной пары.
Не обращая на меня никакого внимания, "жена убеждала мужа" поспешить в комнату отдыха,
где в полночь отменяется бронь на единственное место и выспаться там в номальных условиях.
Он же противился и говорил, что пока её не устроит в женскую комнату, с ней не разлучится.
Попрепиравшись, "голубки" куда-то упорхнули, оставив в моей голове сумбурное состояние.
"Ухвати удачу за хвост! Не теряйся!" - услышал я подсказку внутреннего голоса, первым
повёвшегося на подслушанное.
Не знаю, наблюдал ли кто за мной в открытую или тайно подсматривал, но увидев, как я
покинул уже насиженное место и двинулся в сторону комнаты отдыха, несомненно, возликовал.
Поднявшись по узким ступеням лестницы, ведущей в верхние этажи вокзала, и очутившись
перед открытой дверью комнаты отдыха, ничего, кроме радости, я не ощутил. Да и что могло
насторожить усталого путника, увидевшего перед собой, при мрачном освещении настольной
лампы, всего лишь силуэт лица женщины-администратора, в кромешной темноте помещения.
- Не найдется ли у Вас одного свободного места для ночлега? - тихо спросил я у "призрака".
- О, счастливчик! Только что начальник вокзала распорядился о снятии брони и вы можете
занять место. Вот только незадача, свет включать я не могу, чтобы не разбудить спящих,
поэтому оформление оплаты отложим до утра, однако залог в 10 рублей, вы оставьте.
Может быть и нашелся бы человек способный оспаривать такое предложение, я же - не стал.
Достал из нагрудного кармана новенький лопатник, вынул из него хрустящую десятирублевку
и положил на стол.
- Вам досталось самое хорошее место, у входа, - услышал я тихое пояснение.
- Со сквознячком - будет совсем нежарко. Одежду можете оставить на спинке стула.
Располагайтесь. А если желаете кружечку холодненького компотика, так пожалуйста.
Денег за него я не прошу.
При упоминании о холодном напитке, у меня сразу же ощутилась сухость во рту и я с
благодарностью "принял на грудь", кружку фруктово-ягодного компота.
Гостеприимство ещё более усыпило мою бдительность и я, без опасений, стал снимать с
себя одежду и вешать на стул. Однако не всё во мне поддалось убаюкиванию. Вспомнив
совет отца, документы и деньги всегда держать при себе, я запрятал бумажник в свои
трусы-плавки, снабженные прочным шнурком вместо резинки.
Не почувствовав даже ноты иронии в голосе, пожелавшем спокойной ночи, мой организм
впал в беспробудную спячку.
Пробудился я от дуновения утренней свежести, проникающей в комнату через
распахнутое окно. Мне лень было вставать и хотелось еще, как можно дольше,
понежиться в постели. Однако долго терпеть холодную воздушную процедуру я не смог
и не открывая глаз, присел на краю кровати, свесив босые ноги.
Докумекав, что сквознячок докучает лишь мне - продрал глаза. Увиденное, тут же
обескуражило меня. В комнате, с десятком железных кроватей, залитой солнечным
светом, я был один. Как смогла бесшумно пройти мимо меня орава людей, да и были ли
они здесь, мне было не ясно.
Когда рука ощутила лишь прохладу деревянной спинки стула, к которой я потянулся за
своей одеждой, на лбу выделилась испарина. Что и одежда покинула меня, я осознал,
когда смахнул пот со лба, тыльной стороной ладони.
Всё ещё не веря, что остался "гол как сокол", я перевернул матрас и заглянул под кровать.
Но ничего, что могло бы обрадовать, там не было.
В попыхах, я даже не почувствовал, что внешняя прохлада проникла внутрь меня и
вызвала озноб. Однако, растерянность продлилась недолго и ко мне вернулось самообладание.
Присев на кровать, для обдумывания неприятной ситуации, я ощутил в плавках
неродственную плоть. Рука инстинктивно дернулась, чтобы проверить что там, но была
блокирована радостью, всполыхнувшей во всем теле.
"Да это же мой бумажник! Как я о нём не вспомнил сразу? Значит документы и "отпускные"
деньги в целости!"
Как не силился, я не смог развязать тугой узел на шнурке плавок. До меня долго не доходило,
почему? Кто мог так сильно затянуть узел, если обычная моя завязка - "бантиком"? Да и откуда
взялись свежие царапины на животе, ниже пупка?
И вдруг осенило: "Ночная сиделка"!
Опоила меня снотворным зельем и вместо того чтобы охранять покой - пыталась завладеть
кошельком.
Непредвиденное случилось при попытке забраться ко мне в плавки. Всякому известно, что
бантик легко распускается, если дернуть за кончик шнурка - в противном случае, с ним
намучаешься. Вероятно, такой конфуз произошел и с грабителем, обладателем пальцев с
длинными ногтями.
Мой мускулистый пресс не поддался вминанию рукой вора и не позволил ей пошарить
в моих трусах, с какими бы на то намерениями.
То, что действовал вор, а не грабитель, указывало отсуствие у него режущего инструмента.
А с ним, даже страшно подумать, поменял бы не только пол, на "какой-нибудь третий",
но и командирский голос, на смешливое "меццо-сопрано-кострато".
Утвердившись в мысли, что мне еще повезло и нечего удручаться в невезении, я приступил
к поиску выхода из создавшегося положения.
Эхо крика, о помощи в поиске вора, могло легко распространиться по всему вокзалу.
Резонирующий высокий потолок комнаты и раскрытые двери, этому только бы способствовали.
Но понимая бессмысленность такого вопежа, я не стал этого делать.
"Почему никого здесь нет? - подумалось мне, спустя минуту. - Кто-то ведь открыл окно, чтобы
просвежить комнату и разбудить меня? А может я ещё сплю и всё это только кошмарный сон?"
Ущипнув себя за бок, я ощутил боль. Значит, все происходящее - реальность.
Куда идти? Ну конечно же в милицию. Там должны разобраться и помочь.
Наперекор только что зародившейся мысли о помощи, тут же встала ей подобная,
но ироничная.
"Помо-огут, - съехидничала она. - Как вашему трезвому моряку, увезенному в медвытрезвитель,
а затем отпущенного, по-причине легкости опьянения, лишь с "трёшкой" в портмоне. А когда
он заявил о пропаже наличности, то ему пригрозили незамедлительным помещением в КПЗ".
С этими сумбурными мыслями, я всё же вышел на внутренний балкон. Балюстрада - как-никак
скрывала моё истинное одеяние и мне удалось осмотреться в зале. Пассажиров там сновало
немного и без привлечения к себе внимания масс, я мог бы спокойно выскользнуть на улицу.
Но что там делать человеку, хоть и одетому по сезону, но не на пляже же? На меня, в такой
одёжке, любой милиционер обратит внимание и препроводит в КПЗ. А там - помочь некому.
Вернувшись в комнату и с "йогившись" так, что талия в обхвате сравнялась с шеей, я легко
достал бумажник из плавок. Затем, радуясь своей сообразительности - стать сумчатым,
извлек из него несколько купюр, мелкого достоинства, а кошелек запрятал обратно, в "сумку".
Пока идея о том, что делать с деньгами, зажатыми в ладони, еще только грезилась -
неловкость же, в месте сочленения трёх нижних конечностей, уже ощущалась физически.
Бумажник явно демаскировал себя: то выпячивая сторону с двумя углами, то демонстрируя,
сразу все четыре.
Занятый усердным копанием в трусах, я не заметил человека, тихо вошедшего в комнату,
а он, вероятно, ослепленный ярким солнцем, не обратил внимание на мои "шаловливые" действия.
Форма одежды: летняя, без знаков различия, указывала на принадлежность его к работникам
железнодорожного транспорта.
- Проснувся? Если б не открыл окна, то наверно до обеда бы провалялся, - услышал я вопрос,
на знакомом диалекте - суржике.
- Здрасьте, - ответил я. - Вы не знаете, куда девалась моя одежда?
- Откуда ж мне знать. Я пришел на смену в восемь часов и тут уже никого не было.
Ты валялся один. Подумав, что и тебя будить пора - открыл окно.
- А вы кто?
- Начальник "депа" я, куда пошлют, туда и телепаю. Помогаю тем,
кому делать нечего, - хохотнул вошедший своим прибауткам.
- Вы - начальник вокзала? - с ноткой удивления, переспросил я.
- Да-а не-е, то я пошутил, - посерьёзнев, ответил "начальник". - Я рабочий по станции.
Был стрелочником, но не прошел медкомиссию по зрению. И вот на год взяли сюда,
чтоб доработал до пенсии.
- Мой отец тоже стрелочник - коллега Ваш.
- И кто же тебя так обтяпал? - не обращая внимание на мою реплику, полюбопытствовал
рабочий. - И всё-всё унесли?
- Да не всё, - ответил я, имея ввиду бумажник в плавках.
- Да ба-а-чу, что трусы остались, - съехидничал "начальник".
- Я смотрю ты женатый, кольцо носишь, а куда ж пойдешь без штанов?
Жена не пустит на порог такого голодранца, - продолжал изгаляться он.
И где ж ты был, хиба на заробытки подавался?
- Точно. Полгода на зароботках был, по морям бродил и теперь еду в отпуск.
- И всё спустил? Даже штаны не оставил?
- Не верите, что меня этой ночью обворовали или на что-то намекаете?
- Да всякое случается: и у нас, и у моряков тоже. Чув я, что моряки, всё заработанное
в море, за одну ночь спускали в ресторане. Може и ты из таких?
- Да вы что? Я же трезвый. Разве не видно.
- Ото ж. И я не верю. Слишком хорошо ты подстрижен.
. . .
Чем больше рабочий задавал ироничных вопросов, тем больше я сомневался в его
простоте. Иногда казалось, что он из шайки обворовавшей меня и "прощупывает",
что еще можно с меня содрать.
Вскоре мне надоели его издевательства и я решил проверить его простоту просьбой:
- Ну теперь то, узнав обо мне всё, пожалуйста, помогите мне обзавестись одеждой.
Или хотя бы подскажите, где здесь базар?
- Не хочешь ли ты стянуть штаны там?
- Зачем же красть, я купить хочу.
- Значит у тебя гроши еще остались? - услышал я, не то вопрос, не то констатацию факта.
"Вот и прокололся, - почувствовал я сигнал организма, забегавшими по спине мурашками.
- Значит надо как-то выкручиваться. Не проболтаться бы только о бумажнике в плавках".
- Да вот, глядите, - и продемонстрировал свою раскрытую ладонь, со смятыми
пятирублёвками.
- Не с полу ли ты их подобрал? - снова съехидничал стрелочник. - Може кто тут потерял?
Пропустив мимо ушей его вопрос, я продолжил:
- Может есть у вас тут какие-нибудь штаны и тапочки, чтобы дойти до базара? Я верну
их, не сомневайтесь. Ну и как водится, с меня магарыч.
- В твоем положении только магарычи и раздавать. Натрепать можно что угодно, лишь
бы штаны достать. А скажи, это правда, что твой батько работает стрелочником или
болтовня?
- Конечно, правда. Только не на вашей железной дороге, а на юго-западной.
- Ну если в железных дорогах разбираешься, тогда верю тебе и что-нибудь пошукаю.
Подожди меня тут. Я - скоро.
С двойственным чувством я остался ждать. Верилось и не верилось этому хитрому,
словоохотливому рабочему. За минуты, проведенные вместе, я не понял, какой он
человек на самом деле.
"С чем он вернется или с кем? А если милиционера приведет, тогда что делать? - терзали
мысли мою голову. - Может спрятаться куда-нибудь и посмотреть с кем он вернется?"
Не выдержав волнений, чуть ли не вслед ушедшему, походкой орангутана, я вышел на
балкон и, сквозь балюстраду, стал наблюдать за залом. Обычная людская суета, успокоила
меня, но подозрение не исчезало до появления моего покровителя на лестнице.
Не подумав даже, что группа захвата может пробираться каким-нибудь другим ходом,
я вернулся в комнату.
- На, примерь. Ничего другого не нашел, - войдя сказал стрелочник и плюхнул барахло
на пол, у моих ног.
Такой подачки я конечно же не ожидал и немного опешил.
- А может дома у вас найдется что-нибудь почище? - тихим, жалобным голоском спросил я.
- А это и есть домашнее. Тут в таком никто не ходит, - серьёзно ответил он.
Но нотки иронии, в его, клокочущем внутриутробно, голосе, я все же уловил и, вместо
обиды, сказал в его стиле:
- Мне кажется, в такой одежде у вас дома ходит только одноногий охранник огородов,
служащий для отпугивания птиц.
А знаете что? Мне почему-то кажется, что я сейчас узнаю как вас зовут. Судя по василькового
цвета глазам - имя ваше должно быть Василий. Угадал?
- Угадал. И фамилия моя - Чапаев! - хохотнул рабочий станции. -
А твоя фамилия, судя по огузку, Безштанькин. Угадал? - и от души захохотал.
Опасаясь, что его хохот привлечет чье-нибудь внимание, я стал разбирать принесенные вещи.
Их было не так много как показалось сперва, всего лишь три.
Осмотрев, на вытянутых перед собой руках, одежду, я ненамного ошибся при первом
оценочном взгляде. В революционные двадцатые годы, они несомненно являлись богатством.
Потрепанное зеленоватое галифе и черный морской бушлат - были раритетом того времени.
- Не стесняйся, примеряй. Оно не грязное, а чуть испачканное краской. В нём художник рисовал
картины к Октябрьским праздникам и даже давал поносить другим.
Услышав пояснение, я втиснулся в штаны, загрубевшие от красок. Нижняя часть "дудочек" была
обтрепана и густой ворс окутал мои босые ступни. Вместо брезгливости, я почему-то ощутил
благодать. Может быть лишь потому, что ногам стало тепло.
От примерки бушлата, я отказался, сославшись на теплый сезон года, а обувь примерил.
В закоченевшие кирзовые ботинки, без шнурков, тоже обляпанные красками, ноги влезли, но
ступив шаг, я почувствовал такую колкую боль во взьёме, что тут же скинул их.
- "Онучку" надо бы подмотать, - посоветовал мой экипировщик, - да где ж её возьмешь.
- И на кого же я буду похож в галифе, да еще в ботинках с обмотками? Думаю, что напяль
на меня еще и соломенный брыль, то вполне сойду за одноногого охранника вашего
урожая от птиц. Нет ли еще во что обуться?
- Постой! Там же есть чьи-то "вьетнамки", - вспомнил он. - Сейчас принесу. В них и сходишь
до базару.
Во время примерки, я почему-то поверил в искренность, ушедшего за шлепанцами человека,
и не вспомнив о милиции ни разу, принялся разглядывать пуговицы на бушлате. Они не были
похожими на те, что были на моем, в курсантские годы. Тяжесть каждой - ощущалась при
взвешивании рукой.
Занятый таким делом, я снова прозевал момент появления железнодорожника.
- Понравылись? - спросил он. - Подарыв бы тиби, да у тебя пришивать некуда.
Уловив язвительность, в его словах о моём незавидном положении, я решился на прямой
разговор:
-Вот не пойму я вас. Вроде бы добрый, отзывчивый, веселый человек, а позволяете
себе издеваться над обиженным. Постоянно намекаете на мою голытьбу.
- Да ты што? Вот как ты понимаешь мои слова? - услышал я его удивление.
- Да то ж я так шуткую с тобой, чтоб ты не расплакался от горя. А теперь не буду.
Стану, как со всеми, серьёзным.
После этого моё дело приняло совсем другой оборот и насмехался я только сам над собой,
когда в галифе и шлепанцах шпарил к рынку. Моё одеяние не вызывало удивлений ни у кого.
Вероятно в глазах встречных, я казался местным рабочим, на минуту отлучившимся за бутылкой
вина или папиросами.
Рынок был невдалеке от вокзала. Хотя привередничать с товаром не было резона, но все же,
я приглядывался к одежде по моднее. Меня устроили: белые брюки, футболка,
такого же цвета с "олимпийским мишкой" на груди и спортивные "туфли-красавки".
Переоблачение в "красавца мужчину" не заняло много времени и им я стал там же, на рынке.
Не знаю, как на меня смотрели местные красавицы, но я на них - не заглядывался.
Смена имиджа - меняет и характер.
Приобретя одежду, мне тут же захотелось "покачать" свои права гражданина и пожаловаться
на отсуствие защиты от воров. Однако разум утихомирил спесь, напомнив о доказательтвах.
А их то у меня теперь не стало. Если часом раньше, я мог продемонстрировать свои
"голые факты", то теперь их уже не было.
О своей сумке, сданной в камеру хранения, я конечно вспоминал, но надежда на её
сохранность, была мизирной. У входа в хранилище, мне попалась на глаза табличка,
предупреждающая, что за утерю номерка взымается штраф.
Лукавить - для меня не было табу и я смело подошел к окошку выдачи вещей. Сумка была в
сохранности и стояла на полке ближнего стилажа.
После предьявления паспорта, оформления заявления и уплаты штрафа, моё имущество
перекочевало в мои руки. Все вещи оказались не тронутыми и это добавило мне эйфории.
Захотелось радоваться, дурачиться, смеяться.
Войдя в вокзал, я не отказался от затеи похохмить над стрелочником. Белая тулья его
фуражки мелькала на другой стороне зала, кишащего пассажирами, и мне пришлось
пробираться к нему по периметру здания.
На мой новый облик, да еще в темных очках, он не обратил внимания и продолжал
старательно орудовать метелкой. Чтобы привлечь его внимание, мне пришлось прибегнуть
к ироничной сценке, оставшейся в памяти от просмотра фильма "Брильянтовая рука".
- Папаша! Прикурить не найдется, - пару раз хлопнув его по плечу, басом произнес я.
- Тут не курят, - ответил он и отвернулся.
- Чапаев, вы не узнаёте голодранца? - спросил я, уже своим голосом.
- Ух ты, каким стал! Только по подстрижке и узнал тебя.
А за чей же счет ты так прибарахлился?
Мне стало неудобно иронизировать с человеком, возраста моего отца, и сознался.
- Да не всё у меня ночью украли. Часть денег, заныканную в трусы, не смогли достать.
На них то и прибарахлился.
Возьмите своё барахло назад, может еще кому-нибудь сгодится, - сказал я и подавая
полиэтиленовый пакет.
- Да зашвырни ты его куда-нибудь подальше. Не нада мне оно.
- Так если я его швырну, то магарыч разобьется. В галифе ведь завернута бутылка коньяка.
Я же обещал вам.
- Да вёз бы ты её батьку в подарок. Не за что меня угощать.
- Ему имеется еще лучший подарок.
. . .
Случившееся - внесло существенную корректуру в мой дальнейший маршрут.
Я отказался от поездки автотранспортом и купил билет на поезд, следовавший в
северном направлении.
хххх