Ангелина Сергеевна попятилась назад, пропуская к себе в квартиру Николая. В прихожей стоял спертый, вонючий запах. Прикрыв большим и указательным пальцами нос, Синцов ждал, пока старушка закроет за ним дверь, и стал осматриваться. Обои были в хорошем состоянии, тумбочка с большим зеркалом привлекла к себе его внимание. Когда-то и у них в прихожей стояла такая же тумбочка, отец ее называл трюмо. А мать; перед выходом на улицу, всегда останавливалась у зеркала, поправляла свою прическу, наносила помаду на губы.
- Проходите, сосед, - сказала старушка.
- А у нас тоже такое же трюмо было, - сказал Николай, - только светлое. А у вас оно каштанового цвета.
- Так, вон, смотри, - Ангелина Сергеевна показала пальцем в комнату, - смотри.
Синцов понял, что соседке сейчас не до разговоров с ним о воспоминаниях, о трюмо, и поторопился пройти за ней в комнату.
Проблема была решаемой: у дивана сломались обе ножки и он, наклонившись всем своим корпусом, уперся в пол.
- И давно это у вас произошло? - поинтересовался Николай.
Женщина развела руками и показала на стопку книг, сложенных в углу комнаты:
- Подложите книги под него, выровняйте, а то спать невозможно на диване, - умолительно попросила старушка.
- Я сейчас за молотком, отверткой и за саморезами схожу, и попробую отремонтировать вам вашу мебель, - каждое слово Николай произносил громко и четко.
- А-а, и еще, - Ангелина Сергеевна поманила Николая за собой в кухню. Там та же беда произошла с ее обеденным столом, двумя табуретками.
- Хорошо, Ангелина Сергеевна, я сейчас домой схожу за инструментами.
- Нет, нет, - словно испугавшись, что Николай сейчас выйдет из ее квартиры и больше никогда в нее не вернется, Ангелина Сергеевна стала в проходе. - Там есть инструменты, - и указала рукой на кухонный балкон.
Молоток с небольшой ножовкой, отверткой и множеством уже побитых ржавчиной гвоздей, шурупов, хранились в посылочном ящике, сделанном из фанеры. Его стенки были согнутыми, пропитавшимися влагой, солнечными лучами и своей старостью. Сдавив их ладонями, Николай занес ящик на кухню и с большим трудом плотно закрыл за собой рассохшуюся дверь балкона.
Первым отремонтировал стол. На нем всего лишь отошел железный уголок, державший железную трубку, в которую вставлялась ножка. Закрутив ее шурупами потолще прежних, взялся за табуретки. К счастью их ножки были всего лишь развинчены. А потом пошел в комнату, где взялся за ремонт диван-кровати. Бабушка оставила его одного, чем-то занималась в кухне. Одна из ножек дивана уже полностью растрескалась, и ее уже в первозданном варианте невозможно было использовать, от вбиваемого гвоздя или вкручиваемого шурупа она бы развалилась на несколько частей. В этом удостоверился Николай, когда попробовал вкрутить в нее шуруп, тут же пошла новая трещина.
Осмотрев другие ножки диван-кровати, Синцов пришел к выводу, что их верхние части уже не восстановить, они рассохлись, растрескались от больших гвоздей, которые вгонялись в них непрофессионально в полусантиметрах от кромок. Лучший вариант - это заменить их на новые или вообще убрать, скрепив толстые, сохранившиеся еще в хорошем состоянии брусья, из которых была сделана рама дивана.
Старушка, наблюдавшая за его работой, по приглашению Николая, села на диван и, широко улыбаясь, сказала:
- Спасибо тебе, лучше стало, а то и спать совсем не могла на нем.
- Может, под диван книги подложить вместо ножек, а я вам на днях обязательно найду подходящие брусья и прикручу их.
- Только короткие, не высокенькие, а то мне уже совсем трудно залезать на него.
Николай поклонился женщине:
- Хорошо. Так вы, Ангелина Сергеевна, если что, не стесняйтесь. Скажете мне или дочери, или жене, всегда приду и помогу вам.
- Дверцы на кухонных шкафах совсем развинтились, может, и их отремонтируете? – попросила соседка.
«Удивительная женщина, - глядя на нее, подумал Синцов. – Я-то думал у нее уже шарики за ролики в уме заходят, а на самом деле - нет».
- Ангелина Сергеевна, а вы Вертилова помните? – спросил Синцов, выкручивая шуруп с подвесного шкафа на кухне.
- О-о, кто ж его не знает, - всплеснула руками старушка. – Еще тот, еще тот человек, в ад ему дорога!
- Как так?
- Тока туда, - махнула рукой соседка. – Жадный, столько крови испил нашей.
- Вашей крови? Вы же работали бухгалтером? – удивился Синцов.
- Нашей-то кровушки и испил, - села за стол Ангелина Сергеевна. – Я в то время бухгалтером работала на комбинате, а он охранником труда. Столько денег списывал, что и не пересчитать. Так что из-за него не раз приходилось переделывать все документы. Вы даже не можете себе представить, как это сложно и трудно.
- Много было таких документов? – поддерживая разговор, спросил Синцов.
- Много. Хитрец был! Знала, что обманывал, самого счета то нету, а так из головы он выдумывал, сколько и что стоит. Вот придет на завод комиссия, так сразу у него вдруг и спецодежда есть, она, оказывается, поступила в прошлом месяце или в начале этого, а мы, такие-растакие бухгалтера, получается, ее вовремя и не оформили, и именно люди из-за этого ее не получили со складов. А у нас о ней никто и слыхом не слыхивал и не знал, и приказа на ее получение и оформление никакого у нас не было. Или там страховые пояса пришли, а мы, такие-сякие, до сих пор их не оплатили. И вот так постоянно. Еще и премии из-за него нас не раз лишали.
- А они на самом деле были, эти страховочные пояса, спецодежда? – поинтересовался Николай.
- А кто знает? Ведь мы дальше этих документов ничего и не видели, а вот наличных им выдавали много.
- Комиссии той, что комбинат проверяла? - спросил Синцов.
- Не-ет, он сам(!), сам(!) приходил к нам за ними, - женщина показала пальцем в потолок.
- Кто?
- А сам директор или его заместитель. Это они руки нам выкручивали и деньги забирали.
- В самом деле, что ли вам руки выкручивал? – удивившись, переспросил Николай.
- Да, нет же, глупый, вы. Он же ди-рек-тор! Дай столько-то денег, а завтра верну. Он-то - дир-ректор(!). Попробуй не послушайся его, идешь в кассу и выдаешь ему сколько нужно. А на завтра всегда забывал об этом, и нам из-за этого не раз приходилось эти деньги со своего кармана выкладывать. А шубка в то время, знаешь, сколько стоила? Вот, вот, большие деньги, а Вертилов, тоже от нас нос воротил. А бабы боялись его, потому что родни у нас много на комбинате работало, воспротивишься, изживет всех.
- Неужели?
- О-о, молод ты еще сосед, глупый, жизнь не прожил. И твоему батьке доставалось, знаешь, как?
- А отец никогда об этом не говорил мне.
- А, знаешь, сколько он воровал?
- Кто? Мой отец? – вздрогнул Синцов.
- Да, нет, твой отец он мужик честный был, лишнего не возьмет, а возьмет, так никто и не увидит. Ну, там гвоздик, может, еще чего-то маленько. Оно и не видно было. А Вертилов вагонами брал. Да, да, соседушка! – старушка встала с табуретки и подошла к окну. – А куда девались половые доски или, там, двери с замками, или стулья учебного класса? А об этом никто не знал, соседушка? А люди, вахтеры, видели, что приходили рабочие и выносили их, и в машину складывали. Вот, отвозил он их машинами то, говорят, в институт, где его дочка и сын учились, то декану домой или на дачу, или кому там еще из института. То кому-то из города кирпич, который для ремонта цеха привезли. Раз и нету. А потом через год-два узнаем, что директору или кому-то из его замов, дачу построили, или дом. И себе он, говорят, красивый дом построил, аж, в три этажа.
- А где Вертилов себе трехэтажный дом построил?
- О-о, - вопросительно посмотрела Ангелина Сергеевна на Синцова, - я ж говорю, глупенький. Так я тебе и сказала.
- А чего бояться то? – удивился Синцов. – Все уже давно быльем поросло. Просто интересно. Я как-то его провожал на улицу Монтажников, так, там халупа одноэтажная, - соврал Николай.
- Ой-ой-ой. Значится, продал он его. Это там, на высотке он построил его, где ныне новые русские строятся. Строил его после смерти Андропова, когда это, как его, ну…!
- Черненко, - подсказал Синцов. – Он был избран Председателем Президиума Верховного Совета после Андропова.
- Вот, когда анархия появилась, при Горбачеве. А закончил его строить, когда Горбачев в Германию сбежал, и за ним Ельцин пришел командовать.
- И вы молчали, никому не говорили об этом?
- А что еще было нам делать, глупенький. Мы же простые служащие? Если нас с работы выгонят, так такую телегу на тебя напишут, что и в городе больше тебе работу не найти, разве что, поломойкой где-то. А какая безработица была тогда, знал бы ты.
- А о двухэтажном его доме что-то знаете?
- Ой, - встрепенулась старушка. – Вспомнила. Так, тот дом он себе построил еще при Брежневе. В какой-то кооператив вступил. Директор себе так дом построил, потом главный инженер, и он. На армию они что-то делали, никто и не знает, только может, этот, как его…
- Лебедь Лев Львович, - подсказал Синцов.
- А-а, так, тот все знал. Он же кэгэбистом был. А я о другом говорю, глупенький, об этом, как его…? – она подняла перед своим лицом руку и, щурясь, стала почесывать большим пальцем указательный и средний пальцы.
- Кораблев, - снова вставил свою версию Николай.
- От, перебиваешь все меня, глупенький, - снова всплеснула руками Ангелина Сергеевна. – Этот тоже все знал. Я хотела сказать - Яценюк. Да, да, главный инженер наш. Хитрющий был, ластится, ластится, а потом, как выплюнет что-нибудь, хоть стой, хоть падай.
- Так, люди они большие, им все можно, - Выразил на лице досаду Николай. - Давайте стамеской, хоть одну из рам или форточек ваших почищу?
- Нет, нет, - затрясла руками женщина, - сквозняк, у меня итак спина болит. Я итак часто открываю дверь, проветрить. васька вот перед тобой убежал куда-то с Муркой.
«А, вот, почему у вас такой запах стоит? Кошек держите», - подумал Николай.
- Васька - черный кот, Мурка – серая. Пусть гуляют. Они из одного помета, не гуляют друг с дружкой, Мурка сильная.
- А ваш сосед, Ангелина Сергеевна, я говорю о Кораблеве? Он тоже потакал Вертилову во всем этом?
- А, не-ет, он ругал его. Сильно ругал! Боялись все Кораблева, он сильный был, тока Лева наш его не боялся.
- Алексей? - невольно переспросил Синцов.
- Да нет, это Лев Львович его не боялся.
- Редкое имя отчество, - улыбнулся Николай, - как у нашего мэра.
- Мера, мера, так это он у нас и есть-то, Лебедь Лев Львович, - посмотрела в глаза Синцова Ангелина Сергеевна.
- А почему же он его не боялся-то? –удивился Синцов.
- Так он же того, из КГБ был. Он над всеми нами стоял.
- Значит, знал он и о воровстве вашего начальства?
- Знал. Нас вызывал, говорил, а мы дрожали перед ним, как осиновый лист. А он как посмотрит, то понимали, что молчать нужно, не то - тюрьма. Видно, он и про Вертилова все знал и писал себе что-то про него.
- Но остался же этот Вертилов у власти, Ангелина Сергеевна? И вы не смогли против него ничего сказать на партсобрании?
- А я не была коммунисткой.
- И чтобы вам это дало, Ангелина Сергеевна, если бы вы были коммунистом? – вздохнул про себя Синцов.
- А я бы у него и спросила на партийном собрании, почему он так делает.
- Вот как! – Синцов, вытащив из разломанного посылочного ящика стамеску, подошел к окну и, ухватившись за ручку форточки, дернул ее створку на себя. Она сразу не поддалась и только после более сильного дергания, сорвалась.
Стачивая с нижней части рамы форточки слой сухой краски, Синцов спросил:
- А, Лев Львович, деньги у вас брал, как Вертилов?
- Так, он не наш был. Я ж вам сказала, он из КГБ был. Он же за шпионами следил на химкомбинате. А Скуратов? Скуратов, он тоже Вертилова, то есть, этого, как его, соседа нашего…? - Ангелина Сергеевна вопросительно посмотрела на Николая.
- А Кораблев-то причем здесь?
- Сосед? – не поняла Ангелина Сергеевна.
- Да нет, Скуратов.
- Так он это, фу-у, глупенький, он же этим был, как его? М-м-м, инспектором труда. Как ни говори, а Вертилов под ним ходил. Если что, он позвонит туда в свое ВЦСПС.
- ВЦСПС? Это кажется Всесоюзный центральный совет профессиональных союзов, - ударяя указательным пальцем по воздуху, произнес с ударением каждое слово Синцов, - если не ошибаюсь, так?
- Молодец, еще помнишь.
- Да, да, понятно, - резко двинув вперед стамеску, Синцов, не удержавшись, чуть не упал с поддонника, на который упирался коленом. – Ой, извините меня, пожалуйста, Ангелина Сергеевна, - и закрыл форточку. – Вот, теперь можете ее открывать и закрывать без усилий. Она плотно сидит, может, еще ее прочистить, чтобы легче закрывать и открывать?
- Спасибо, - разулыбалась старушка, приложив руки к своей груди. – Спасибо тебе Ванин сын. Спасибушки. Может, тебе дать чекушку с собой? Она у меня есть.
- 2 –
- Да, да, вы правы, уже далеко не май, - и Синцов, взяв предложенный Киреевым ватник, надел его на себя.
- Я вот никак не пойму, если одного из Вертиловых нашли мертвым, то второй залег на дно.
Старик, чиркнув зажигалкой, посмотрел в глаза Синцова:
- Я смотрю, для вас эти сто грамм были лишними.
- Да я, Александр Васильевич, никак не могу понять другого. Почему, вернее, от кого он убегает?
- А этот вопрос вы ему и задайте. Так, идемте?
- Да, да, - и Николай, увеличив шаг, перебежав освещенную дорогу, провалился в ночное одеяло леса.
Огромный шар желто-серебристой луны, мерцая, нависал над лесом, еле-еле освещая путникам, деревья, окружающие их, иногда пни, торчащие из земли, или огромные ветки, преграждающие им невидимую тропку.
Синцов всеми силами старался не отставать от старика, шедшего быстро. Создавалось такое впечатление, что Киреев хорошо, как и днем, видит в темноте.
«Случайно, он - не вурдалак?» - глупую мысль, закравшуюся в начале их пути, Николай отогнал. Но через некоторое время, когда они шли по вырубу, поросшему мелким колючим кустарником шиповника или малины, эта мысль снова вернулась к Синцову. И сколько он ее не пытался отогнать от себя, как назойливую муху, но она все равно не отставала, и, находя момент, снова жужжала в его сознании.
«Ну, а как по-другому это понимать, если еще совсем недавно этот старик умирающим лежал в палате на больничной койке из-за испуга, - продолжал размышлять Николай. - Да-да, пока он жил на даче, кто-то его постоянно психологически доканывал, в очередной раз сушащуюся его одежду во дворе, заменяя спецодеждой, усыпив при этом собаку и написал «последнее» предупреждение Кирееву на заборе, что скоро убьет его.
А теперь снова тот начал напоминать старику о приближающемся его последнем дне, повесив замасленную спецовку на дереве прямо перед дверью его дома, положив рядом мертвое тело выкопанной из земли собаки, мститель чертов!» – Синцов чуть не выкрикнул эту последнюю фразу вслух, больно ударившись носком ноги обо что-то твердое, скорее всего, о пенек, оставшийся от тонкого деревца.
- Еще немножко, потерпите, - услышал он голос остановившегося и поджидающего его Киреева.
- Сколько еще идти нам, Александр Васильевич?
- Минут десять. У них изба у ручья стоит, метрах в трехстах от озера.
- А тропки к ней нет? – поинтересовался Синцов.
- Есть, но она с той стороны. А здесь сейчас будет болото.
- И мы в него с вами полезем?
- Зачем? – удивился старик. – Мы же просто посмотрим, кто там в избе.
- Да, да, извините.
- Избу эту им помог кто-то обновить из местной мафии, - сказал Киреев.
- А почему так думаете, Александр Васильевич? Причем здесь мафия?
- А вот мы с вами идем по продавленной гусеницами трактора полосе, заметили?
Николай посмотрел себе под ноги, пошаркал ногой по траве.
- Да, здесь он ездил. Трактор, говорите. Да? А здесь же болото, он что, болотоход?
- С зимы остались следы.
- Понятно. А по какой дороге он заехал сюда, мы ее вроде с вами не пересекали.
- А там мы с вами прошли ЛЭП. Ну, линию электропередач.
- А-а, понял, понял, по ней сюда проходила эта техника, - прошептал Николай.
- Вот от нее тут у них свороточек есть. Через него они и бревна завезли, а в прошлом году нагнали людей и за неделю сложили новый дом.
- А вы, Александр Васильевич, в ней были?
- Н-нет. Мы же с ним враги.
- Враги, - удивился Николай. – вы же бывший начальник цеха, вы ему, говорят, во всем потакали.
- Нашли же слово такое, а, «потакали»! - сплюнул Киреев. – То, что мы под ним ходили все, это да. У него на каждого из нас были надеты крючки, и если кто-то против него дернется, так моментом на дно утащит и не отпустит, пока не помрешь.
- А что за крючки? – не понял Николай.
- А у каждого есть недочеты в работе. А у начальников цехов их тьма тьмущая. То территория у цеха не убрана, то пожарная безопасность не отвечает требованиям, как и охрана труда.
- А, что, трудно это поправить? – удивился Синцов.
- У вас дача есть? – задал контрвопрос Киреев.
- Да. Домик небольшой там, забор, правда, он уже развалился, нужно его отремонтировать, да времени на это не хватает и денег, чтобы доски купить для этого, - начал почему-то оправдываться Николай.
- А, что, трудно это сделать? – повысил голос Киреев.
- Так, нужны деньги, я же вам говорю, а к нему время, инструмент, руки. А я ведь еще и работаю.
- Вот, то же нужно и мне было. Денег на ремонт в цехе электропроводки нет, на ремонт системы пожаротушения – тоже нет, на ремонт стен в душевой – тоже нет, как и на приобретение новой спецодежды, на ремонт бытовок… - развернувшись лицом к Синцову, он начал закладывать палец за пальцем после перечисления каждой проблемы. – И людей тоже. И как быть?
- Но вы же начальник цеха, - снова удивился Синцов.
- Хорошо. Вот, возьмите молоток и забейте сюда гвоздь, - ткнул пальцем в пень, Александр Васильевич.
- Ну, если дадите мне молоток с гвоздями.
- А нет у меня ни молотка, ни гвоздей, ни рук лишних. У меня в цехе есть только три смены аппаратчиков, железная дорога, кран, емкости и план. А, вот, слесари, электрики и т.д., и т.п. подчиняются механическому цеху и электроцеху, в котором вечно свободных людей нет!
- Стоп, стоп, стоп, - поднял обе ладони вверх Синцов. - Александр Васильевич, вы меня простите, ведь я - сторонний человек, не знаю всего этого, поэтому и задаю такие глупые вопросы.
- Это у вас, у пишущей братии, все легко делается. Знали бы вы, как на самом деле это все происходит! А, чуть что, так сразу всех псов на начальника цеха спускают. Ату его, ату его! Пока не разорвут его псы. А сами с чистенькими ручками остаются, они, мол, не виноваты. Мы ему и спецодежду выписывали, и показывали в прокуратуре бамажки разные, подписанные, якобы, месяц назад. А ты, сволочь, почему вовремя не получил спецодежду? А почему ты не выписал кабеля новые, когда тебе указывали, что проводка старая, оголенная в ремонтной мастерской. Где заявки? А вот они, и подпись на них генерального директора имеется, и главного инженера, почему же ты не выписал ее и не привез со склада? За тебя, что, генеральный директор должен делать их переукладку?
- Вот как, - развел руками Синцов.
- Вот так все, Николай Иванович.
- А вы же были секретарем партийной ячейки в своем цехе. Вы об этом говорили секретарю своего парткома?
- Кораблеву? – уточнил или переспросил Киреев. – Так, говорил, так, стучал вот этим кулаком по его партийному столу. И что?! А ничего. Ругал он их вместе со мной, а на партсобрании молчал.
- Беззубый.
- Это сейчас он, вернее, тогда, когда конец партии пришел, так он все документы архивные к себе домой утащил и пытался трясти ими перед всеми, пугая, что выкрутит всем руки. В демократию поверил. А она такая же однобокая, как и партийная система оказалась, у кого бабки, тому все можно.
- Запугивал, говорите.
- Кораблев? Ха, так он сразу же к нам прибежал, когда Ельцин с Горбачевым разобрался и спустил его туда, куда нужно. Кораблев начал нас подговаривать создать новую партию, чи анархистов, чи террористов, хер поймешь. Мол, нужно тех, кто жульничал на комбинате, к ответу призвать. И на суд их вызывать, на профсоюзный, на суд трудового коллектива, чтобы заводчане сказали им все, что нужно, чтобы заводчане их, как нужно наказали.
- И что, поддержали его люди?
- Да, еще и как. Все же злые были на руководство завода. Тут же переизбрали генерального директора. А Вертилов и главный инженер, у которых руки до шеи были запачканы в этом всем говне, нашли мафию и придавили Кораблева. Тот еще раз дернулся, так сразу руки ему сломали.
- Вот, как?
- Вот, тебе и так.
- А сейчас он чем занимается? – поинтересовался Синцов.
- А, кто ж его знает. Люди говорят, письма пишет, куда нужно, подзарабатывает старыми делами и неплохо живет от этого.
- Как это понять?
- Ну, как вы непонятливы, Николай Иванович, - упрекнул Синцова Киреев. – вы же журналист, писатель? Ну, очень все просто. К примеру, Иванов решил стать депутатом.
- Какой Иванов?
- Да, это я так, для примера, вам говорю. Так, вот, Иванов решил стать депутатом, а ему для этого нужна прекрасная реклама. Ну, что вы так на меня смотрите? Ну, купил он себе эту рекламу, нанял людей, которые о нем только хорошее рассказывают. А кто-то в этот момент знает всю его подноготную и выдает ее наружу? Кто?
- Смелый Кораблев, - кивнул подбородком Синцов.
- Ну, смелый или хитрый, это его дело. Но у меня тоже на него есть, что сказать органам. Он же нас тогда в боевики записывал.
- В боевики?
- Да, Николай Иванович, вот поэтому я вас сюда и пригласил без того следователя. Он же из той команды, он на ту же мафию работает.
- Вы можете это доказать? – посмотрел в глаза Киреева Синцов.
- Так, он же из прокуратуры! А там все старенькие сидят, с того времени. И этот – тоже.
- Александр Васильевич, а вы с ним тогда сталкивались? Ну, с этим следователем?
- Может быть, вполне может быть.
- Тогда не знаю, что и сказать, - вздохнул Синцов.
- А ничего мне говорить и не нужно, Николай Иванович. Мне уже нечего бояться, я правду хочу оставить и думаю, что она вам пригодится.
Синцов, поеживаясь от холода, спрятал руки в карманы.
- Вот, кто вы думаете, мне вот эти все штучки подсовывает?
- Судя по вашему молчанию перед следователем, Вертилов, - улыбнувшись, ответил Синцов.
- Почему так думаете? – сверля своими глазами Синцова, спросил Киреев.
- Вы же сами только что сказали, что Вертилову построила где-то здесь новую избу мафия.
- Тоже верно, - согласился Александр Васильевич. - А еще и потому, что он всю эту информацию спустит в унитаз.
- Вы говорите о следователе Дятлове?
- Теперь вижу, что вы меня понимаете. Пошли, а то уже совсем рассвело, - похлопав Синцова по локтю, Киреев пошел дальше. – Вот скоро помру, никто и не заметит. Свое я уже отжил. А вот таким, как Вертилов, спокойно жить нельзя. Нет, нельзя. Прав был Кораблев, что их нужно на площади привязывать к столбу и пусть в них все плюют, чтобы другим неповадно было. Потому что люди должны знать, украл – получи за это.
- Одни слова, - догнал Киреева Николай. – Раньше в России ворам руку отрубали, предателей на кол садили. И все это оставалось: и воры, и предатели.
- Согласен с вами, Николай Иванович. - Но пусть тех, кого за руку схватили, наказывают.
- Не понял я вас, - остановил Киреева Синцов, - но Вертилова никто не ловил же за руку за те его проступки на комбинате. Против него ничего у следствия нет. Он теряется, то есть пропадает, и дочка во все колокола бьет, чтобы его нашли!
- А вы не кричите на меня, тем более, здесь. Утро морозное, здесь даже писк комара за версту слышен будет. А скажите, почему он прячется?
- Теряется, - поправил Киреева Синцов.
- Да, он прячется от кары своей, как вы не можете понять. У Кораблева сторонники его партии остались. Вот, они и хотят с ним разделаться. А у тех людей есть его шпион, и тот сразу ему об этом докладывает, и Вертилов сразу убегает вот сюда.
- Как говорил мой тесть: «Интересно девки пляшут». Вы же сами говорите, что ненавидите его. Что же вы мне хотите показать место его пребывания, а не Кораблеву? вы же сами на него охотились и не раз.
- А вы совсем дурак, я вам скажу! – прервал разговор Киреев. – вы, я вам скажу, получается, человек недалекого ума. Если я его со Столяром убью, то все сразу поймут, кто это сделал. И все.
- Удивительно, удивительно. Значит, это вы хотите сделать моими руками! А за что я его должен убивать? Он что плохого мне сделал, Александр Васильевич?
- А у нас с вами что, есть пистолет или ружье?
- Ладно, я уже чувствую, Александр Васильевич, что нам уже нужно обоим намордники надеть, а то перегрыземся.
- 3 –
Место, указанное Киреевым, было удобным для наблюдения. Корни, вывернутые ветром вместе с деревьями, закрывали своими огромными черными, разветвленными в разные стороны «лапами-корневищами» стоявшего во весь рост Киреева.
Туман, тянущийся с той стороны, с берега болота, молочной дымкой покрыл опушку леса, на которой стояла изба Вертилова.
- Это место он называл аквариумом, - прошептал Киреев, передавая Николаю свой бинокль. – Там множество рыбы. Речка по болоту проходит, покрыта сверху торфом, как стол скатертью. Там видно глубины есть, и она в них прячется и от жары, и от холода. Рыба, в смысле.
- Кто-то вам это рассказывал?
- Столяр.
- Кто? – переспросил Синцов.
- Да, Макс.
- Максим Максимович?
- Ну, он самый.
- Он же вас считал виновным в гибели сына его, Алексея, - вдруг вспомнил Синцов. – Это же он вас продержал на открытой цистерне …
- Было, все было. А потом извинился, - махнул рукой Киреев. – Сгоряча можно и себе голову сломать, а, разобравшись во всем, понял, чья это вина. Но для этого нужно было время. Спасибо Кораблеву. Он и с него спросил, а то, видите ли, Максим Максимович был слепым. Четыре раза в году проверял мой цех, и все было у него, члена парткома в моем цехе до этого хорошо, не к чему было придраться.
«Ничего не понимаю! – подумал Синцов. – Значит, им стал Вертилов, а не начальник цеха, который в шею гнал Алексея на цистерну. Вот такие вот дела!»
- У самого аквариума мы увидим их баньку, а дом чуть выше, - продолжал шептать Киреев.
- Аквариума. Как это слово понять?
- Ну, открытая часть болота, озера, в смысле. Течение в нем слабое, глубины хорошие, зимой в нем рыба зимует, летом тоже стоит, вода там прохладная. Может, в этом месте и родники есть. Точно не знаю, - быстро проговорил Киреев.
- А проезд оттуда есть к избе?
- Конечно. Дорога так себе, глиняная, она идет дальше на кордон. Там у них лесничество, заказник. А здесь самая граница заказника.
- А Вертилов - охотник?
- Конечно. Говорят, и медведя с одного выстрела брал.
- Ничего себе! – воскликнул от удивления Николай.
- А почему его прозвали Питбулем?
- За бесстрашие, наверное.
- Редкое качество. А почему же вы все здесь приготовили, для того, чтобы разделаться с ним, а он до сих пор жив? – спросил Синцов.
- А нет у нас этого бесстрашия, как у него. А Макс, Максим, перегорел, как и я, разделаться с Вертиловым. Да и приказа не было с ним покончить.
- Этот приказ вам должен дать Кораблев?
- Он самый. Мы же ему подчинялись. Партию эту он образовал в девяносто пятом году, кажется, или чуть раньше, когда бандиты всем управляли в городе. В то время каждому из нас было за пятьдесят или около этого. А, как только девяностые пришли с этими революциями-переменами, с забастовками шахтеров, химиков, учителей, медиков, закипела и у нас кровь, как дети, мы в войнушку стали играть.
- И кого-то замочили? – снова спросил Синцов.
- А это не вашего ума дело.
- Но тогда зачем я вам сейчас здесь нужен, Александр Васильевич?
- А потому что… - сбился Киреев и тут же сделал вид, что закашлялся. - Потому, чтобы, это самое, что бы ты знал, где эта гнида прячется, - брызгая слюной, пытаясь погасить в себе возмущение, сказал Киреев.
- Вы думаете, что это его работа: собака убита, спецовки развешивает у вас во дворе?
- Не Кораблева же с Максом.
- Ну, и что от этого толку, что я узнаю о нем? Сделать ему рекламу в газете, или написать про него обвинительную статью?
- А ты напиши про него, все, что я тебе рассказывал, что тебе говорил о нем Столяр, то есть Столяров. Пусть все знают, какая он гнида. Еще говорят, он и в церковь ходит, просит Бога, чтобы Он простил ему все его грехи. Не дождется!
Ветер, набравший силу, разогнал дымку с того берега болота. За небольшими облаками, ползшими по небу, как овцы, одно за другим, пошли их огромные стада, и все плотнее и плотнее, закрыв собой еле видный на небе молочный круг луны, а за ним и проснувшееся, еще только набирающее силу света, солнышко.
Николай, настроив резкость линз бинокля для своего зрения, стал внимательно рассматривать небольшой двор около избы. Первое, что отметил, это - еле видный дымок, идущий из трубы, значит, в ней кто-то есть.
- А вы думаете, что он все сам делает? – нарушив зависшую тишину, спросил Николай.
- Так, у него целая мафия.
- А кто за ней стоит?
- Так, бывшие, как Вертилов, разные бывшие и настоящие начальники. Ну, те, кто тогда с ним работали в управлении химкомбината, а сейчас городом руководят.
- Смешно. Вы сегодня для них никто. Захотели бы, в две секунды бы с вами разделались. Не верите этому? - Николай обернулся и посмотрел на Киреева.
- Так думал уже об этом, и не раз. Ну, скажи, мил человек, а зачем мне тогда все это делать?
- Скорее всего, этим занимается тот человек, которому нужна ваша квартира, дача. Когда-то вы ему обо всем рассказали, или кто-то об этом рассказал, вот он потихонечку и накидывает на вас удавку.
- Вы, Николай Иванович, говорите об этом, как ваш следователь.
- Да? – удивился Синцов. – Хм. Совпадение, говорите. Ну, а сами не задавались этим вопросом?
- Так, нет. Хм, - чему-то теперь усмехнулся Киреев. – А вы посмотрите, какой он.
- Кто?
- Да туда смотрите, а не на меня.
- А-а, понял, - Николай приблизил к своим глазам бинокль и начал всматриваться в постройки на вершине у болота. – И зачем он у болота избу свою построил? Там же комары.
- А летом я его ни разу здесь и не видел, - сказал Киреев. – Вот, ни разу. Но люди бывали здесь, видно, дружки его. Один раз чуть не нажал на курок.
- Сколько у вас злости к нему осталось! - то ли возмутился, то ли удивился Синцов.
- Так, почитайте, все архивы у Кораблева. Они у него где-то с шестьдесят пятого года хранятся. Их до него другие секретари парткомов собирали и почему-то не хранили их в архиве химкомбината, а у себя, в тумбочках, в столах. Вот, он их забрал.
- И все плохо было, всегда людей обманывали?
- Так, там не только все с нашего химкомбината. Много закрытой информации со всей страны, с обкома им подавали для ознакомления. Там такого начитался.
- Ладно, Александр Васильевич, может, уже пойдем, а то на часах уже половина десятого, а завтра мне на работу.
- Жаль, жаль.
- Я все-таки вас никак не пойму, из-за чего вы так ненавидите Вертилова? Столько лет прошло, и создается такое впечатление, что простить его до сих пор не можете. Это, наверное, потому, что вы и свои недочеты стараетесь на него сбагрить. Мол, он во всем виноват. Да?
- Ладно, - махнул рукой Киреев. – Он мою жену пару раз насиловал. Красивая баба была, работала кладовщицей в механическом цехе. Вечно там что-то у нее да найдет. Вот и передком рассчитывалась.
- Да-а, теперь понятно. И вы об этом знали еще тогда?
- Перед смертным одром призналась мне, - прикусил губу Киреев, и слеза скатилась на лицо и по глубокой морщине потекла вниз.
- Извините.
- Она сказала, что со многими бабами он так разделывался.
- Сволочь! – прошептал Николай и еще раз, перед уходом, подняв бинокль, посмотрел в сторону избы.
- О-па, Александр Васильевич, так там два Вертилова, похоже. Может, есть возможность поближе к ним подобраться? А? Уж, больно, они похожи.
- Так, вы молоды, посмотрите. Здесь-то напрямую сто восемьдесят шагов, а бинокль-то двенадцатикратный. Зять подарил.
- Да, да, - протерев ладонью слезящиеся глаза, Киреев стал всматриваться в двух мужчин, стоявших к нему лицами и о чем-то разговаривающими между собой. – Уж, больно, молод второй, но так похож на старика.
- Так, это - его внук, - вдруг сказал Киреев. – А вы что, не знали?
- Откуда? Следователь мне об этом не говорил.
- Так его дочка, Верка, еще в школе нагуляла ребенка. Тю ты, думал, знаете. Она еще школьницей родила, его в детдом сразу отдали и все. А потом он нашел их, кто-то из добрых людей пацаненку сказал об этом. У мамки сразу псих, в больнице пролежала. Говорят долго.
- В какой?
- Да, в психбольнице: повеситься хотела. В какого-то сыночка партийного влюбилась, а тому сказали, что она уже нечиста, малыш у нее есть. Ну, а тот взял и дружкам об этом сказал, ее и пустили по кругу.
- Да-а, одна ваша история не легче второй, - сплюнул Синцов.- Как бывает грязен этот мир!
- Вот, и я говорю, он с сынком меня убить хочет.
- А у него тоже, говорили, сын был от первой жены? – посмотрел на Киреева Николай.
- Был, был, разными делами скверными занимался, даже колдовством. А потом что-то у них с Сергеем Петровичем не пошло, вроде квартиру хотел его поделить. А у того их много в городе, три или четыре. Но Вертилов жадный, напоил чем-то внука, у того и ум за разум зашел, и это все, что знаю об этом. Говорили, что Вертилов с ним жил. Но в психбольницу не отправлял.
- Это точно? – Николай посмотрел на Киреева.
- Так, как Столяр мне сказал, так и я тебе сказал. Еще кто-то моей жинке об этом говорил. Раньше это дело было. Так, подумал тогда, что сплетни это.
- А Максим Максимович вам не говорил, откуда ему это известно стало?
- Столяру то? А у него и его жены своих знакомых много. Вот, и узнали что-то от них, а я от своих знакомых.
- Да, да, - согласился Синцов. - Александр Васильевич, ложитесь, кажется, они в нас целятся из карабина, - и, сползая на землю, Синцов прикрыл свою голову руками.
- Опять вычислил, гнида! – со злостью в голосе прошептал Киреев.
- И стрелял в вас?
- Мы со Столяром первые, - сказал Киреев. – Вот, осиное гнездо! Ползите за мной, а то мало ли что, - Киреев пополз в сторону плотного кустарника, раскинувшегося на небольшой возвышенности. – Еще не хватало раньше времени своего помирать.
«Мне тоже», - согласился с Киреевым про себя Николай.
Щелчка пули о кедровую ветку он не расслышал, но когда она толстая и большая упала перед ним, понял, что она была сбита именно пулей, а не медведем, которого и не было на дереве.
Когда оказались в массиве леса, прибавили шагу.
На что обратил внимание Николай, Киреев по быстрой ходьбе снова не напоминал того старикашку, лежавшего в больнице. У него руки постоянно тряслись, говорил с придыхом, словно легкие уже не готовы были работать в полную силу, как и сердце.
- А вы, Александр Васильевич, зачем приехали то, на дачу?
- Так…, - Киреев остановился, - так. Ну, нужно было. Ну, как вам сказать. В газете написали, что… Нет, не в газете, позавчера в магазине был, и там женщина рассказывала своей подруге, что на нашем кооперативе позавчера, ну, теперь уже позавчера получается, должны столбы с проводами менять. И она среди других номер моего дома назвала.
- А вы у нее переспросили про это, уточнили?
- Да, да, - о чем-то задумался Киреев. – Ой, как она похожа на ту, что ко мне в больницу приходила. Точно, точно, Николай Иванович, так, это ж та самая женщина была, как я не распознал. Мне после нее тогда так плохо стало.
- А это, случайно, не Вертилова дочка?
- А я ее и не знаю, - посмотрел на Николая Киреев.
- Так меняли вам столб?
- Бумажка к забору была приклеена, чтобы сегодня с шести утра до двенадцати дня я был дома. Ой, так мы уже и не успеем вовсе, - взглянув на часы, запричитал Александр Васильевич. – Пойдемте, пойдемте быстрее!
От дома Киреева ничего не осталось, весь сгорел. Соседка, живущая дома через три от него, увидев Александра Васильевича, перекрестилась:
- Ой, а мы думали, и вы там сгорели совсем. Муж вышел покурить в половине пятого утра, ваш дом горел. И людей то нет, все в город поразъехались. А пожарку, так и не удалось вызвать, «мегафон» с перебоями работает, а тут вообще что-то с ним случилось. Полицейские приезжали с пожарниками, осмотрели все и уехали.
- А вы им рассказали про меня?
- Да, мы туда и близко не подходили. Мы ж завтра тоже в город переезжаем.
- Ну, и хорошо.
- А вы, Александр Васильевич, газовый баллон оставили включенный, чи што? Как рвануло там что-то.
- Извините, - и Киреев, посмотрев на Синцова, прошептал, - поехали, скорее поехали отсюда. До свидания, Анна Георгиевна. До лета.
- Это, правда, про баллон газовый? – поинтересовался Синцов, разворачивая машину.
- Скорее всего, что-то подкинули мне, может, канистру с бензином, может, тот же газовый баллон с пропаном. Я ничего здесь не оставлял, все у меня в подполе хранится.
- А подпол где находится?
- А у будки собачьей. Метрах в десяти от дома. И все укутано в целлофане. И чтобы туда залезть, нужно замок отрыть. А, вот, когда с вами утром уходил из дома, будильник оставил у окна, а он на диодах, такими зелеными огоньками горит. Вот, и подумали, что я дома. Да, и свет оставил в прихожей, ночник из этого, фосфора, что ли.
- Это, получается, мы на час раньше с вами выехали из этого дома.
- В четыре утра мы с вами, Николай Иванович, выехали. Вот, значит, чувствовало мое сердце, что сегодня что-то произойдет. Не от диодов же пожар произошел. Да, и за свет я уже полтора месяца, как не плачу, отключили его мне, чтобы аварии и пожара не было. Я же зимой в городе живу.
Выехав на трассу, Николай, набрав скорость до ста километров в час, правую руку положил на рычаг переключения передач и наблюдал за дорогой.
- А вы говорите, что я им не нужен. Только прошу вас, Николай Иванович, вы меня отвезите в поселок Звягино.
- Домой боитесь ехать?
- Пока, да. У брата остановлюсь на недельку, а там посмотрим, что делать дальше.
- И все-таки вы думаете, что это дело рук Вертилова?
- Он теперь точно знает, что я не сгорел в том дачном домике.
- Когда нас у болота видел?
- Боюсь, что да. Вот, оса. Хуже даже, шершень сумасшедший, - Александр Васильевич трясущейся рукой вытащил из пластмассовой коробочки маленькую таблетку нитроглицерина и положил ее в рот. – Может, он даже видел то, что я с вами уезжал.
- В таком случае он не хочет вас убивать, а гонит вас отсюда.
- Да кто он такой. Нет, нет, теперь я точно к Кораблеву пойду…
«Снова в старика превратился, - наблюдая искоса за трясущимися руками и лицом Киреева, подумал Синцов. – Нет, этого дела так оставлять нельзя. Нужно Дятлову обо всем рассказать, а то еще мало ли что захочет натворить этот старикан».