Глава 9
Июнь тянулся медленно. Полина Андреевна приезжала каждый день часам к десяти и уезжала только, когда все процедуры Тане были сделаны и она могла быть спокойна, что до утра ничего Тане не понадобится. Тем более, что Галина мама так и жила в отделении, спала на банкетке в палате у дочери и если что, то и к Тане заходила проследить не надо ли чего ночью. Её пребывание в Институте считалось незаконным, директор Института Федотов и главный врач Тульцев, постоянно делали обход в вечернее время не на предмет проверки состояния больных и беспокойства об их здоровье, а на предмет порядка в отделениях. Москва готовилась к Олимпиаде и по какому-то Указу сверху было запрещено родственникам, ухаживающим даже за послеоперационными тяжелобольными, находиться в отделении после разрешённых часов посещения. И они оба, как представители администрации, которые как обычно пытаются своим яростным и скорее вредным, чем оправданным в подобных случаях, сверх рвением угодить верхам, рьяно выполняли это абсурдное предписание. А уж если им всё же удавалось застать в боксе кого-то из родственников ( а это были в основном матери) после восьми часов вечера, то крикам, оскорблениям и угрозам не было конца. По этой причине бедная и без того измученная мать Галины, Мария Филипповна, частенько скрывалась от блюстителей порядка, Федотова и Тульцева, в туалете. Все знали об этих унизительных и неоправданных обходах и предупреждали по возможности её заранее. Врачи понимали, что это полнейший бред и вЫходить ослабленного, послеоперационного больного без помощи родных просто невозможно, но сделать ничего не могли.
Звонцова после операции Таня видела только однажды, когда его отозвали из отпуска из-за неё, из-за её состояния. Он приехал отдохнувший, загорелый, совсем не расстроенный по поводу своего прерванного отдыха ( а может она просто не заметила), внимательно осмотрев её , дал необходимые распоряжения. Всё по -деловому, без сомнений и паники. И когда его распоряжения были выполнены, через несколько дней самочувствие её стало быстро улучшаться. Наступила середина июля, в Москве стояла настоящая летняя жара, Таня понимала, что Полина Андреевна настолько измоталась поездками к ней за прошедший месяц, что с ней может произойти в любой момент всякое. Катюша уже вторую смену отбывала в пионерском лагере, за неё Таня беспокоилась меньше, а вот мама... скорей бы домой.
Галина уже тренировалась под руководством Марии Филипповны в ходьбе по коридору и подъёме по лестнице. От долгого неподвижного лежания на койке под капельницами и дренажами, мышцы ног ослабли и даже от небольшой нагрузки поначалу болели. Тане было проще, когда выпишут, спуститься на лифте и только дойти до машины, ну и вот дома - подняться на третий этаж. А Гале? Доехать до Аэропорта и там столько пробыть на ногах пока не сядет в самолёт! Вот они с матерью каждый вечер и репетировали эти походы. Врачи ругались: нельзя так перегружать сразу, но им -то ехать как-то надо. Через неделю за Галиной приехал муж, она повеселела и дела пошли ещё лучше. Таня знала, как та переживала: вдруг он её такую бросит, вдруг она ему не нужна такая инвалидка уродливая? Но всё оказалось глупыми, дурацкими её страхами, он приехал счастливый уже от того, что она осталась жива и сын не осиротеет, мальчик должен как раз идти в первый класс. И Галина хоть и исхудавшая, но всё равно красивая своей неповторимой красотой кубанской казачки, яркая и весёлая под руку с весьма щуплым своим супругом, через неделю отбыла в свои Минводы, перед этим безусловно обменявшись с Таней адресами и телефонами, расцеловавшись с Полиной Андреевной и навестив бедного Женю Липо, который никак не поправлялся после операции, сделанной ему тоже полтора месяца назад. Хананычу и вышедшему из отпуска Звонцову по традиции были вручены обязательные при выписке бутылки Армянского коньяка 5 звёздочек, хотя всё отделение знало, что Бронштейн спиртного вообще не употребляет, про Звонцова таких сведений не было.
Таню готовили к выписке примерно через неделю, если всё будет благополучно. Она мечтала, как увидит Катюшу, как прислонится к её пушистой кудрявой головке, как они втроём будут пить свежезаваренный в нормальном заварочном чайнике чай, а не в полулитровой банке с кипятильником. Как она оденет новую чёрную кожаную куртку, которую купила по случаю как раз перед больницей. Но все её мечты разбивались об ужас случившегося. Она сидела на кровати и смотрела на свой неприкрытый сорочкой живот, впалый и перерезанный, сверху почти от конца грудины шёл кривоватый шов, спускаясь почти до лобка. А сбоку справа и слева выглядывали два красных шевелящихся «червячка», два вывода кишки : справа- тонкой, а слева -прямой. И с этими «червячками» ей теперь предстояло жить, справа -илеостома, на неё полагался калоприёмник. Слово -то какое мерзкое, стыдное, ничего будто другого выдумать не смогли. «Купишь Казанский, он самый лучший»- советовали знатоки. Здесь ей помогают сёстры, врачи, а дома как она справится? Как? А как все справляются, так и ты... Живут же люди без ног или без рук, или парализованные, всем жить хочется здоровыми и красивыми, но разве так бывает у всех? Мы ходим по улицам, паркам, кинотеатрам, работаем на своих работах и не знаем ничего или знать не хотим? Вроде там на свободе все нормальные и здоровые, а больные и увечные только тогда, когда они находятся здесь, в больнице. А ведь и там и здесь люди-то одни и те же... Она сидела и слёзы беззвучно текли по лицу, по шее, по уже мокрому воротнику рубашки. Ничего не хочу, всё кончено и надо просто смириться, просто терпеть и всё, это навсегда. Таня уже как-то спокойно и безразлично посмотрела опять на свой исковерканный живот, потом легла и молча уставилась в потолок. В холле громко орал телевизор, иногда слышались выкрики болельщиков- Олимпиада шла полным ходом.
* * *
30 июля вечером показывали закрытие Олимпиады, Таня сидела в кресле перед телевизором и пила чай. Накануне её выписали, и забирать её с Полиной Андреевной приехала двоюродная сестра с мужем на новеньких Жигулях. Когда подъехали к подъезду дома, Таня увидела тоненькую настороженную фигурку Катюши. Дочка с Викушей и Вовкой сидела на лавочке и держала в руках маленький букетик из сорванных очевидно где-то поблизости на газоне мелких жёлтеньких и беленьких цветочков. Когда Таня с трудом вышла из машины и на неслушающихся ногах сделала два шага, Катюша осторожно подошла к ней, посмотрела своими ясными глазами перепуганного ребёнка и протянула ей этот незатейливый подарок. Таня обняла дочку, сердце её сжалось от жалости и в этот момент она поняла, как трудно было Катюше эти два месяца, как она боялась, ведь ей никто толком ничего не объяснял, как она ждала её, свою маму, и как она ей нужна.
Большой коричневый Олимпийский мишка медленно поднимался над Лужниками под трогательную, грустную песню и в этот момент и Таня, и Катюша, и Полина Андреевна вытирали навернувшиеся невольно слёзы. Мысли Полины Андреевны были не только об этой минуте прощания с таким милым, симпатичным символом окончившихся игр, но и о чём-то своём, навсегда уходящим, о внезапных переменах в их жизни. Её настораживало и отчасти пугало Танино состояние, состояние не отчаяния и паники, а скорее полной апатии ко всему случившемуся, состояние полнейшего равнодушия к своей судьбе, состояние покорной обречённости. И ей это не казалось- Таня действительно думала только об одном: как хорошо дома и всё. Больше ей ничего не хотелось, всё было безразлично.
Дни тянулись до безобразия медленно и монотонно, кончился июль, наступил август, стояли по-прежнему жаркие дни и неуспевающие дать прохладу ночи. Приходила участковая врач, не особо разбирающаяся в Таниной болезни, да и в других, пожалуй, тоже, кроме ОРЗ, но просто милая и сочувствующая, которая всегда шла навстречу и без лишних разговоров выписывала больничный. Оформляя документы на подачу во ВТЭК, она отложила листы в сторону и как -то серьёзно посмотрев на тихо сидящую Таню, сказала:
--- Таня, знаешь, что я хочу тебе сказать ? Никто в твоём несчастье не виноват, поэтому главная твоя задача на сегодня и навсегда это не стать язвой и стервой, оставаться добрым к людям человеком. Поняла меня? Запомни, главное не будь язвой. И всё образуется.
Слова эти Тане так и врезались в сознание, они заставили её задуматься о многом.
С каждым днём в городе становилось всё невыносимее, жара и повышенная влажность казалось достигли апогея, дышать становилось просто невозможно, голова лопалась от нарастающей нехватки кислорода и люди, даже не страдающие сердечно-сосудистыми заболеваниями, часто падали в обморок прямо на улице. Таня металась по квартире, невыносимая тоска пронизывала всё её тело, все клеточки ещё не окрепшего организма. К вечеру послышались где-то далеко раскаты грома, робко шлёпнулись крупные капли дождя о подоконник, потом капли забарабанили со всё нарастающей силой, дождь пошёл сильнее, гром уже громыхал совсем рядом, а на горизонте вырастали завораживающие своим коварством серебряные деревья молний. Началась долгожданная гроза. И вдруг откуда- то из преисподней на землю хлынули сплошной стеной потоки воды. Измученная природа получала компенсацию за столь долгое ожидание, избавление от накопившейся отрицательной энергии. Ливень обрушился с яростной силой смывая всё встречающееся на своём пути, город охватило всепоглощающее торжество разбушевавшейся стихии, сопровождаемое неутолимой тревогой. И этот спасительный, всепоглощающий, оглушительный праздник стихии продолжался часа два.
Когда наконец он закончился, Таня вышла на балкон, она стояла и вдыхала очищенный, пропитанный озоном, промытый дождём, словно выстиранный воздух. Было тихо и только кое -где тяжёлые капли с переполненных чашечек листьев деревьев капали вниз. Рядом с балконом рос огромный тополь, такой высокий, что его крона уже давно достигла пятого этажа и на уровне Таниного балкона его отяжелевшие, мокрые, тёмно-зелёные ветки касались перил. Клейкие тополиные листочки источали пронизывающий терпкий запах, хотелось вдыхать этот чудесный аромат, поглощая его каждой клеточкой, пропуская его через весь свой организм. Таня дышала полной грудью, чувствовала как наполняются её лёгкие и наслаждалась этим свежим запахом, запахом дождя; вдруг всё её существо до корней волос, до кончиков тонких нервных пальцев, почувствовало непонятный восторг, необъяснимый прилив радостного чувства, торжества обновлённой природы. Она остро ощутила непреодолимое, но такое естественное, такое обыкновенное, всепобеждающее желание ЖИТЬ, ей снова хотелось жить!!!
Глава 10
Золотую осень Полина Андреевна не любила, ей казалось абсолютно безвкусным слишком яркое сочетание разноцветной оранжевой, жёлтой, багряно красной листвы с ультрамарином сентябрьского неба, вызывающе- бесконечного и манящего. Почему-то это буйство умирающей природы напоминало вульгарный макияж престарелой кокотки, которая никак не хотела смирится с тем, что молодость её, свежесть и очарование отошли уже в далёкое прошлое, и она изо всех сил старалась раскраситься и привлечь к себе внимание: глядите какая я ещё очаровашка, сколько сил и желаний во мне ещё не растрачено, любуйтесь... Гораздо милее был октябрь со своими спокойными, строгими, глубокими красками. Она обожала этот причудливый ковёр жёлто -коричневых листьев на чёрном фоне мокрого асфальта, и небо низкое, серое и такое умиротворяющее, не раздражающее глаз, не перетягивающее внимание на себя и не отвлекающее, а позволяющее тихо восхищаться готовящейся к зиме природой и предаваться своим раздумьям.
Два года пролетело не то что совсем незаметно, но достаточно быстро и жизнь так или иначе складывалась не в худшую сторону. Сразу же получив инвалидность, Таня месяца два приходила в нормальное состояние, но как только оправилась, вышла на работу. Как не странно очень помог и проявил самое активное участие Сердюк, поскольку в справке было указано «2 группа с правом работы в спец. созданных условиях» он добился перевода её в другой отдел, где была вакансия и она всё равно могла заниматься своей темой, только рабочий день был теперь нормированный - до 16. 00.
Со своими проблемами она быстро научилась справляться и это почти не напрягало, только иногда вызывало у неё смех сквозь слёзы, когда какой-нибудь мужчина начинал за ней бурно ухаживать пытаясь склонить к близости. Ей становилось его жаль, внутри зловредно начинал хихикать маленький чертёнок: мол, знал бы ты к кому клеешься - пришёл бы в ужас. Особенно ехидно это чертёнок вёл себя с женатыми ухажёрами. Было горько, но безвыходность ситуации брала своё - она привыкла.
Каждые полгода ей необходимо было появляться в Институте для очередной консультации. Бронштейн обычно галантно раскланивался, выражение лица при этом обычно удивлённое, как- бы говорило что-то подобное тому : «Как? Ты ещё жива, да ещё так модно и прекрасно выглядишь?», потом шли дежурные вопросы о самочувствии и совершенно бесполезные советы по разным жизненным ситуациям. Таня спокойно выслушивала эти напутствия и про себя всё равно поражалась насколько именитый профессор был далёк от реальности и действительности, хотя понятно, что ни один врач не в состоянии влезть в шкуру своего спасённого пациента, для него всё только теория, пусть и гениальная.
Гораздо реже она видела Звонцова, тот никогда не позволял себе разглагольствовать, приветливо поздоровавшись и улыбнувшись, обменявшись парой ничего незначащих фраз о погоде, он, извинившись, откланивался. Он всегда спешил и оставалось смутное чувство недосказанности, ей хотелось чтобы он хоть немного подольше задержался, в ней глубоко сидело чувство благодарности к нему и восхищения, он спас её и это было главное.
В один из таких приездов в Институт она поинтересовалась у старшей сестры о Жене Липо, оказалось, что он умер ещё в то лето так и не выписавшись домой. Бедный мальчик, которому ещё не было и двадцати пяти, который только кончил свой МИФИ и был необыкновенно талантливым, подающим надежды молодым учёным, а мама его так беспокоилась, что с выводом он не сможет носить джинсы в обтяжку...
Домой Таня вернулась в тот день подавленная, поделилась с Полиной Андреевной трагическим известием, потом написала Галине в Минводы. Ах, какая жизнь непредсказуемая, какая коварная и жестокая! Почему здоровый человек никогда не ценит простые вещи, совсем не ценит, тратит свои силы, ум, энергию, эмоции, чувства на какие-то пустяки. Здоровье -вот единственное, что может сделать тебя счастливым, здоровый человек может всё: учиться, работать, путешествовать, любить, развлекаться, покорять недоступные вершины, космос - это уже пафос, но это правда!!! А родившийся нездоровым или потерявший его? Он должен всё время себя пересиливать, должен сначала выстрадать, выдюжить, преодолеть. Раньше она об этом не задумывалась. С ней вместе работала маленькая, незаметная женщина, о ней говорили, что каждое утро она встаёт в пять, чтобы сделать полуторачасовой комплекс физических упражнений без которых невозможно привести в порядок свои ноги, суставы, позвоночник. В детстве она переболела туберкулёзом костей и последствия сказывались всю жизнь. Всю жизнь она борется, не сдаётся и побеждает, каждый день побеждает свою немощность, каждый день преодолевает саму себя. Только теперь Таня осознала, что такое преодолевать, не сдаваться и побеждать болезнь.
В конце октября совершенно неожиданно позвонил Звонцов. Таня пришла в замешательство: во-первых, откуда он узнал её номер телефона ( ну да, глупо же -номер в карте указан), во-вторых, он никогда ей не звонил. Ей казалось, что он при редких встречах с ней в Институте и здоровается -то по инерции совершенно не помня ни её имени, ни фамилии.
Когда он представился, почему-то сильно забилось сердце. Ответила она, как ей показалось, совершенно не своим голосом, каким-то по- детски писклявым, отчего стало неловко и стыдно. Голос у Звонцова был необыкновенно глубокий и приятный, она никогда его голос по телефону не слышала и это открытие её удивило. Он сказал как всегда просто и прямо, что у него есть к ней разговор и предложил встретиться завтра у него в кабинете в 10.00. С утра у него операция, а потом небольшое окно и он будет свободен, очень просил не опаздывать. Ошеломлённая Таня только и смогла промямлить «хорошо». В трубке уже минут пять раздавались частые гудки, а она всё держала её в руке и не понимала, что это было. Полина Андреевна более спокойно отнеслась к происшедшему, ей уже давно ничего странным не казалось: «Значит какая-то необходимость у него возникла, позвони на работу, отпросись и поезжай, обязательно поезжай.»
На следующий день она долго выбирала что на себя надеть: все платья казались или не модными, или вычурными, или ни к месту. Октябрь в ту осень выдался необыкновенно тёплым, она выбрала недавно сшитое вельветовое платье кирпичного цвета, модного покроя сафари, на шею повязала пёстрый шейный платок, надела чёрную кожаную куртку и поехала. Она так волновалась боясь опоздать и рассердить его, что уже в девять часов сидела возле его кабинета. В половину десятого Звонцов видимо закончив операцию освободился и подойдя к своему кабинету увидел сидящую на банкетке Таню. Он приветливо кивнул, но попросил подождать и войдя в кабинет, закрыл за собой дверь. И тут её стало просто напросто трясти как в лихорадке, она не понимала такой своей реакции, глупого волнения и вообще не понимала что с ней происходит. Стараясь взять себя в руки и не показаться перед ним в дурацком, встревоженном виде, Таня вышла на лестничную клетку собираясь закурить. Проходящий мимо Бронштейн, заметив в её руке сигарету, от неожиданности воскликнул : "Татьяна, да вы с ума сошли? Курить вам...зачем? - и твёрдо добавил,- успокойтесь, вам курить нельзя ни в коем случае, только здоровый образ жизни" . Таня совсем смутившись, как- будто её, школьницу, застал директор школы за неприличным занятием, неожиданно для себя сразу успокоилась. Выбросила сигарету, кивнула довольному Бронштейну и быстро пошла обратно к кабинету Звонцова. Почти сразу же он пригласил её войти.
--- Понимаю, как я вас встревожил своим звонком, ну так я же Звонцов, мне положено,- пошутил он совершенно серьёзным голосом, потом продолжил,- Татьяна, хотите я верну вам нормальный прежний вид, нормальный внешний вид...
Таня молча смотрела на него и не знала как себя вести, то ли отвечать, то ли просто слушать, всё было непривычно и неожиданно. Он вообще разговаривал с ней кажется второй раз в жизни, если первым считать разговор в её невменяемом состоянии перед операцией.
---Мой учитель, профессор Борис Александрович Владимиров, делает уникальные восстановительные операции после таких операций, какая была у вас. Он разработал свою методику, нигде во всём мире такого нет. Сделано подобных операций, правда, четыре. Это немного, но это уже результат, положительный результат. Он предложил мне сотрудничество и я вспомнил о вас,- Звонцов внимательно смотрел прямо Тане в глаза,- я вас не тороплю, я понимаю, что всякая операция это риск и для жизни тоже. А восстановительная операция состоит из трёх с промежутком между собой в полгода. Это очень серьёзно, но это шанс, вы ещё достаточно молоды и для вас это может быть очень важно. Подумайте, хорошо?
Внешне создалось впечатление, что Таня слушала Звонцова спокойно, она так же прямо смотрела ему в глаза, хотя сердце её билось как набат в дни великой смуты . Когда он закончил, она не раздумывая, без всякого сомнения и колебания ответила, что согласна. Звонцов немного удивился, но она видела, что он остался очень доволен такой её решительностью.
--- Молодец, всё будет хорошо, я позвоню.
Звонцов позвонил через неделю и сообщил, что она может ложиться на обследование, Владимиров согласен её оперировать, а он будет ему ассистировать.
Первая операция прошла неудачно, не хватило времени. Таня и так была под наркозом дольше 4 часов. Звонцов переживал казалось больше самой Тани, а Владимиров даже зайти в послеоперационную палату к ней не решился. Только при выписке она его увидела и спросила:
---Дежурный врач сказал, что можно ещё попробовать, Борис Александрович, это правда?- Владимиров немного помедлив и внимательно посмотрев на неё, спросил:
---А ты согласна? При первой операции вероятность успеха была процентов восемьдесят, а при второй попытке, дай Бог, сорок."
Таня не колеблясь твёрдо ответила:
---Согласна.
--- Ладно, поправляйся и приходи через полгода, посмотрим...
Через полгода 13 января в пятницу в 8. 00 ей сделали повторную восстановительную операцию, всё прошло успешно. Звонцов вне себя от радости чуть не прыгал возле Таниной кровати, Владимиров довольный своей очередной победой на все слова Таниной благодарности отвечал: «Это тебе, девочка, спасибо. Ты у меня пятая такая, а у Сергея - первая. Это очень важно для него. Спасибо за мужество, ты молодец, Танюша!»
Потом были ещё две операции попроще и вот почти два года долгого терпения, страдания, боли, надежды её и мастерства и упорства хирургов увенчались заслуженным успехом.
Когда Таня необыкновенно счастливая выписалась из Клиники, Полина Андреевна устроила настоящий праздник и позвонив Звонцову сама, без Таниного согласия, пригласила его в гости. Он без колебаний согласился, приехал и они все вместе отметили каждый свою победу. Обсуждали Танин героизм и силу воли, его талант и везучесть, терпение и стойкость Полины Андреевны.
Она написала длинное подробное письмо Галине в Минводы, сообщая о своём теперешнем состоянии, обещая помочь, если та решится и приедет в Москву к Владимирову. Но в ответ получила от Галины поздравление с чудесным окончанием Таниных мытарств, ещё она написала, что сама ни в коем случае не собирается искушать судьбу, да и муж категорически против, они оба уже привыкли, приспособились и рисковать ей не имеет никакого смысла.
* * *
Постепенно Звонцов стал своим человеком в их доме. И хотя работал он чрезвычайно много, оперировал в Институте и Клинике с утра до вечера, но когда выдавался редкий выходной, он приезжал часто без приглашения. Ему было интересно обсуждать мировые проблемы с Полиной Андреевной, рассуждать с Катюшей о предстоящем выборе профессии, молча слушать музыку с Таней и просто побыть в нормальной домашней обстановке.
Таня смотрела на него восхищённым взглядом, от него исходила такая уверенность и надёжность, о которой мечтает любая женщина. И Таня не была исключением, это было совершенно другое чувство, чувство более сильное, более глубокое нежели опьянение неудержимой страстью. Вся её жизнь настоящая была связана с ним. Тем более, что сама её жизнь разделилась на две чёткие половины ДО и ПОСЛЕ. То что было до него осталось в прошлом, она ни от чего не отказывалась в этом прошлом, ничего не стремилась забыть, ни о чём не жалела, но это всё БЫЛО, это всё ушло, уплыло, растворилось, рассеялось. Потом была чёткая граница- она совершенно не помнила время перед и после операции, месяца два оказались в каком-то провале памяти. А когда наступило ПОСЛЕ, то он Сергей Анатольевич Звонцов, который подарил ей это ПОСЛЕ, уже постоянно присутствовал в её жизни. И это был настоящий подарок судьбы.
В конце мая он пришёл с небольшим букетом жёлтых нарциссов и сделал Тане официальное предложение руки и сердца, назвав её своей Галатеей. Таня улыбнувшись ответила, что она согласна считать его своим Пигмалионом, но только при одном условии: в их доме никогда не будет этих цветов- она терпеть не может жёлтые нарциссы.
А через год, когда Катя заканчивала школу, его пригласили работать в Торонто, предложение было довольно заманчивым: контракт на три года включал в себя преподавание в Университете, обширную хирургическую практику, предоставление небольшого особняка вблизи Торонто, машины и обслуживающего персонала, все эти условия давали вполне реальную возможность ехать с семьёй. Посоветовавшись с Владимировым и обсудив всё хорошенько на семейном совете, он согласился. Таня с Полиной Андреевной решили, что и Катюша может вполне спокойно получить в Канаде образование, проблем с языком у неё не было, и Звонцову совсем не помешает домашний переводчик в лице собственной тёщи.
Через три месяца, закончив всё положенное оформление документов, они с глубочайшим волнением прощались с Москвой. Провожать их в Шереметьево приехали Викуша с Лёшей и Марина с Михаилом и подросшим Стасиком. Полина Андреевна теперь больше волновалась за младшую дочь и собиралась, когда всё устроиться там, вернуться через годик обратно в Москву, чтобы помогать Марине. Та только в ответ целовала мать и гладила по седой голове:
--- Ах, мама, мама, когда ты уже для себя поживёшь? Ведь не девочка уже! Не волнуйся за нас, дыши там спокойно Канадским воздухом. У них говорят природа обалденная- лучше, чем у нас в Сибири.
---Ну ты и хватанула, как может быть лучше, чем у нас? Да ещё в Сибири?- вступила в разговор Викуша,- вот мой брат Борис рассказывал...- она мельком глянула на Таню и тот час осеклась, - Танюша, ты пиши чаще и звони, я так скучать буду!
«А я ведь, действительно, счастливая! Только молчок - никому, тьфу, тьфу, тьфу... чтоб не сглазить,»- думала Таня поднимаясь по трапу самолёта вслед за Полиной Андреевной и Катюшей, за ней поднимался Звонцов.
Самолёт медленно набирал высоту поднимаясь в необъятное тёмное небо уже расцвеченное на горизонте розовыми нежными облаками восходящего солнца.