Беззаботная молодость достаётся каждому: яркая, сочная, с немыслимым числом открытий.
Только она настолько маленькая. Когда смотришь из юности за горизонт событий, становится обидно, что ты здесь, а всё хорошее — где-то там.
Проходит не так много дней и ночей, когда вокруг тебя расстилается бескрайнее поле жизни, затоптанное, пройденное вдоль и поперёк, а тебе хочется, даже скулы от желания сводит, заглянуть в тот малюсенький мир, где тебе тогда было тесно, но до одури хорошо.
Увы! Человек начинает испытывать дискомфорт. Страдает. А чтобы легче терзания переносить, назначает виноватого, на которого навешивает ответственность за проблемы. Очень, между прочим, удобно. Но, такой разворот видения событий, непременно сказывается на характере.
Всему свой срок. “Всему свое время, и время всякой вещи под небом: время рождаться, и время умирать; время насаждать, и время вырывать посаженное…” Так в Библии писано. Сия истина, сиречь сентенция, нравоучение, в молодости вызывает не просто сомнение, отторжение. Любую аксиому познать надобно, на зуб попробовать, сравнить, если есть с чем. И тогда, не факт, что человек примет чего-то на веру.
К чему это я? Характер, тот самый, перелицованный, создаёт немалые проблемы, причём для всех. Никто не ведает из чего и по какой причине он проистекает, только с годами он всё более портится.
Вот и моя матушка, женщина добрая и покладистая, вдруг стала вздорной, своевольной и недоговороспособной.
Был такой случай в нашей семейной истории, когда её вредность, желание решать всё самостоятельно, не считаясь с интересами семьи, чуть не привело к трагедии, местного значения. А было так:
Решено. Едем на море. Нужно подготовится: набросать список необходимых вещей, докупить недостающие, упаковать. Без возбуждения и авральной спешки, заранее, уравновешенно, вдумчиво. Вот будет здорово, когда дети узнают - от радости очумеют.
Скажем попозже, чтобы без слёз и истерик. И бабушку возьмём. После смерти отца она нигде не бывала. Развеется, в себя придёт. С внуками понянчится. Море, опять же... Солнце, тепло, фрукты всякие. Коллектив. Брат с семьей тоже едет. Скучно не будет. Не было бы тесно.
Бабушке сообщили заранее. Обрадовалась. Потом, ни с того, ни с сего, отказалась. Позже, опять сказала, еду. Через две недели, снова не едет...
Времени в обрез: лето, южное направление, отпуска, каникулы. Заранее не возьмёшь билеты - сиди дома.
Звоним соседке, у мамки телефона нет, просим пригласить на разговор.
— Чего трындеть! Сказала не поеду - значит, не поеду. И нечего меня бесить. Отдыхайте. Не хочу я с Лизкой ехать. Она меня терпеть не может.
— Так ведь Олег с семьей тоже собирается. С ними жить будешь. Причём здесь Лизка? Поехали. Болячки свои поправишь. Море, сама знаешь, всё лечит.
— Нет, не поеду.
— Завтра билеты покупаю. Потом, не достать будет. Лето. Сезон отпусков. Поехали.
— Отстань. Нет!
— Ну, ладно. Приедем - позвоним. Может, денег тебе привезти или продукты?
— Всё у меня есть, а чего нет и не нужно. Помирать пора. Отца, вон, уже нет, а я зажилась. Нечего старикам по югам раскатывать. К земле привыкать нужно.
— Ты мне эти упаднические штучки, прекрати, а то точно жениха тебе привезу. Есть у меня такой на примете. Ты его знаешь, с отцом служил, Горин. У него жена умерла, у тебя муж.
— Не хватает мне за чужим мужиком портки стирать. Ты чего это удумал? Враз выгоню. И не поеду никуда. На могилку к отцу ходить буду.
Собрались. Детишкам нарядов накупили, Лизке, обновки пляжные. Круги всякие, мячики, ласты, маски, удочки… Короче, не в отпуск, а будто на постоянное место жительства, вещей наготовили.
Билеты проверили. У нас три. Артём, ещё маленький совсем, со мной поспит. Я к таким делам привычный, чутко сплю, даже на второй полке не страшно с ребенком.
Уложили детишек спать перед дорогой пораньше. Ещё раз, всё по списку, проверили. Порядок. Упаковали продукты на дорогу и баеньки. Звонок. Поздновато. Никого мы не ждём. Да и не до гостей. Но открывать надо.
На пороге, бабушка!!! Нарисовалась, не сотрёшь.
— Мама, дорогая! Какой оказией к нам или здесь поживёшь, пока мы по югам ездим?
— Сам ведь на море пригласил, вот я и приехала. Или передумали уже?
— Конечно, нет. Мы рады. Только... Да ладно. Утром всё и решим. Давай, я тебе чайку налью и спать. Вставать рано.
Приезжаем на Казанский вокзал, ждём Олега с семьей. Прибыл, вовремя. Мамку увидел — глаза округлил по пять копеек, руками разводит, дирижирует. Музыкант, блин.
— Пошли, Антон, отойдём. Побалакаем. Кажется, проблемка нарисовалась.
— Ато! Жирная такая, цветастая, как тропическая гусеница.
— Вы это о чём, сынки? Али не рады?
— Тут, мам, у Олега в Академии хвост, пересдать не успел. Нужно попробовать договориться. Мы быстро. Вы пока мороженого поешьте, пирожков там, проверьте с какого перрона поезд пойдёт. Мы мигом.
— Делать-то чего будем? Билет точно не достать.
— Думать нужно, думать, думать... У тебя военник с собой?
— Конечно.
— Вот и славненько. Тогда дуем, для начала в военную кассу.
На нашу беду, ни одного билета, свободного, не оказалось… Ни на сегодня, ни на завтра, ни на один поезд на неделю вперёд.
Приехали.
— Тогда... здесь носильщики... короче, мафия татарская. Они всё могут. Думаю, билет тоже сделают. Только дорого. Но нам, как я понимаю, выбирать не приходится. Пошли.
Отыскиваем бригадира носильщиков: необъятный такой дядька с масленой рожей, в тюбетейке. Глаза юркие, подвижные, пальцами шебуршит, на немалые деньги намекает.
К этому, мы готовы. Называем номер поезда, вагон, любой - хоть СВ, даже сидячий подойдёт. Конечно, сидячих мест, на поездах дальнего следования, нет, но кто знает.
Короче, называет он сумму, не просто кругленькую, о-о-чень. Переглянулись мы и утвердительно киваем. Аванс требует. Небольшой, но ощутимый. Годится. Стоим — ждём. Часики, тикают. Остаётся времени, всего ничего. Бригадира нет. Билета тоже.
Начинаем расследование, чудом находим этого афериста. Он, от нас. Мы его в клещи и накрыли.
Нет билетов. Денег, тоже нет. И не будет. Менты, мол, у меня, свои. И резонов, у нас, никаких, чтобы денежки вернуть. Мафия.
Тогда, Олег, блефовать принялся. Денег-то жалко, заработанные, как- никак.
Показывает свою ксиву, представляется, — старший следователь военной прокуратуры московского округа. Не мент, конечно, но начальство, милицейское, знаю.Так дело не оставлю. Выбирай — деньги или... впрочем, чего я перед тобой. Они и сами тебя на бабки выставят. — И отворачивается. Спокойно, уверенно.
А у того на груди номерок и фамилия. Достаёт Олег блокнотик, записывает, деловито, так, без спешки и суеты. Спокойствие и уверенность, всегда, напрягают. Закон-то, нарушили. Тот, глазками, луп-луп...
— Давай, дарагой, дагавариваться будем.
— О чём?
— Я, вспомнил. Деньги, брал. Только билетов, нет. Извини, чёрт попутал. Так бывает. Сейчас, до копеечки, верну.
—Э, брат, теперь картинка изменилась. Та сумма, на которую ты нас кинул, вдвое в цене выросла. Нет, втрое. Ментовские хозяева больше тебе выставят. Всё, брат, нет больше времени с тобой базарить. Пора на поезд садиться. Вернёмся — разбираться будем. Никуда теперь не денешься.
— Ладно, ладно. Договорились. Сейчас отсчитаю, — и пальчиком носильщика подзывает. Шлёп-шлеп ему чего-то на тарабарском и торопит, жестом — быстро давай, быстро...
Через пару минут прибегает запыхавшийся посыльный, суёт бригадиру пачку денег, тот передает Олегу, посылает носильщика с нами, — Посадишь на поезд. Денег не бери. Рассчитались.
Мы, бегом, к нашим семьям. С той же, нерешённой проблемой. Девчонки с нами переглядываются, а нам и сказать нечего. Облом.
Идём на посадку. Настроение на минусе, да ещё думаем, как бы татарин, чего-нибудь, сгоряча не натворил — мы же его, вроде как подобули. Причём, не хило. Но, хвоста не видать. А лишний пассажир — вот он, любого из нас выбирай, без разницы.
Садимся, виду не показываем, а что ещё делать? Бабушка на юг собралась.
Раскладываем вещи. Я, будто приболел, залезаю наверх, накрываюсь одеялами. Поезд трогается. Билеты, бельё, чай, то-сё — время идёт.
Пока тихо.
Преждевременно успокоились. Проводница, глазастая оказалась — узрела, что один пассажир, лишний. Олег ей и говорит, что из соседнего вагона. “Туда и валите, а людям спать пора”.
Он и отправился. Теперь, он безбилетник. Сорвался я с места и за ним. Один ум, хорошо, а два… может, чего и придумаем.
Сели в вагон-ресторан, заказали поесть, сидим.
— Дальше-то, что? Ресторан скоро закроют. Дамы психуют, нервничают.
Пробовали договориться с директором ресторана, с проводницами — облом. Пугливые все. Денег, не хотят. Короче, бегали мы, бегали и приплыли — вызвал кто-то сопровождающего милиционера.
Высадили, Олега, на очередной станции. Я в окно уставился: поезд проскочил перрон, а его не видно. Чуть не заплакал. Договорились, куда точно поедем и где встречаться будем, чтобы не искать долго, заранее.
Погоревал я и пошёл в свое купе. Поезд-то уехал. В неизвестном направлении. По воле несговорчивого характера нашей матушки, которая с некоторых пор единогласно кличется бабушкой.
Она, и детишки, спят. Жёны на нервах: сидят — горюют, дёргаются от неизвестности. Но и от известности легче не стало. Ленка аж заплакала. Лиза успокаивала, успокаивала, тоже разрыдалась. Никто не спит. Открыли бутылку водки и без закуски — еда в рот не полезла, опростали.
Утро встретили опухшие, с запашком.
Как и чего говорить бабушке — не знаем. А она и не замечает, что сына нет.
Прибыли, в Симферополь. Думаем, может подождать? Вдруг на следующем поезде догонит?
Вышли на перрон, усадили детей и мамку на чемоданы — ждём. Чего ждём-то?
Через пару минут, подбегает Олег. То ли в саже, то ли в масле, но живой. И здоровый. Успел-таки, с машинистом договориться. Всю дорогу ему анекдоты и байки рассказывал, на гитаре играл, песни пел.
Тот его накормил, денег ни копейки не взял — больно уж попутчик понравился.
А отпуск у нас удался, на славу. Погода замечательная, домик, совсем рядом с морем, сняли. Всё у нас получилось. Даже бабушка осталась довольна. Но характер всю дорогу показывала.
Фотография: Paula Marcili