Задание: один литературный герой должен спасти от смерти другого литературного героя. Финал с подачи Романа АрбитРмана
*********
Делать Остапу было решительно нечего – вот уже битый десяток страниц Ильф и Петров запускали в Старгороде трамвай. Остап им не мешал, волю не навязывал, терпеливо ждал развития сюжета и не бунтовал – бунты среди обитателей Дома Русской Литературы почти не случались, Ларина разве, не спросив Александра Сергеевича, замуж ушла, и всё, пожалуй. От скуки Остап пробежался по пишущимся строчкам – инженер Треухов хлопотал о двух трамвайных линиях. Потом заглянул в ближайшее будущее и увидел себя: выписанный на белом листе симпатическими, ещё не проступившими чернилами он прятался в вокзальной уборной Старгорода от мадам Грицацуевой... Остап вздохнул и направился в машинный павильон Дома – просторное подвальное помещение, где в дальнем углу стояла бричка, в которой ездят холостяки, а почти всё пространство занимал чёрный с латунными переливами огромный пыхтящий паровоз.
- Каренинский, - сообщил выехавший навстречу Остапу на подножке паровоза Кулигин, который подрабатывал в Доме механиком.
- Когда мои поедут? – поинтересовался Остап.
- Скоро, - ответил механик. – Но Каренинский в очереди первый. Графу эта его Анна, по слухам, хуже редьки горькой надоела, вот он её и определил под колёса, хоть и говорит всем, что она, мол, сама так решила.
- Слушай, а нельзя как-нибудь наши трамваи в обход очереди пустить, а? – спросил Остап.
- В принципе можно, - кивнул Кулигин, - Но тогда толстовская машина раньше времени остановится.
- Да и слава богу! – обрадовался Бендер. – Зачем знойную женщину, мечту поэта, жизни лишать, да ещё так жестоко?! Ну полюбила, ошиблась, раскаялась, с кем не бывает? Поплачет и успокоится! А у нас дела серьёзные, деньги, стулья. А Толстому с Карениной скажи, пусть обращаются в Лигу сексуальных реформ, им там точно помогут!
Остап посмотрел на Кулигина умоляюще - и механик, вздохнув, покорно нажал на стоп-кран...
«Где я? Что я делаю? Зачем?» Анна ужаснулась тому, что совершила. Она хотела подняться, откинуться; но что-то огромное, неумолимое надвигалось на неё и вот-вот должно было толкнуть в голову. Мужичок, приговаривая что-то, работал над железом. Анна зажмурилась. Свеча, при которой она читала исполненную тревог, обманов, горя и зла книгу, осветила ей все то, что прежде было во мраке, затрещала, стала меркнуть и должна была вот-вот угаснуть, но тут в уже сгустившейся тьме внезапно раздался звонок будильника, и пламя снова стремительно набрало силу. Каренина открыла глаза. Поезд исчез. По соседним рельсам ехал трамвай, из под которого выкатывалась темноволосая, лысоватая голова с аккуратно выбритым лицом. На перроне суетились писатели. Ильф и Петров хохотали. Лев Николаевич ругал мерзавцами всех докторов с их морфием. Булгаков нервно тёр пенсне. «А я предлагал, предлагал в механики профессионального инженера, - злорадно приговаривал Алексей Толстой, - но вы предпочли самоучку и вините теперь сами себя...»