Бабушке 93

Юлия Геба
Бабушке 93.
Мозг работает отлично. С памятью никаких проблем – и что было давно, и что было сегодня, – все помнится. Очень много читает, причем, серьезные тексты.

А тело дряхлеет. Сама себя полностью обслуживает, но на улицу выходит уже редко. Так больно видеть ее немощной – ее, которая всегда была необычайно вынослива и физически сильна. Сколько тяжелых сумок перетаскала она за свою жизнь! Сколько домашней работы переделала. Чего стоит один громадный черный бак, в котором вываривалось белье, – так и вижу, как она орудует в нем деревянными щипцами. (Я его от пола не могла оторвать, не то что водрузить на плиту.) Или таскает коробки с лекарствами на складе своей аптеки. Нынче руки ослабли, кожа обвисла; похудела, уменьшилась вся, а была таким плотным крепышом.
 
Мы подолгу беседуем. Перебираем эпизоды ее жизни, особо задерживаясь на детстве. Ей это нужно, а я хороший слушатель. Она никогда не жалуется на здоровье. Только если настойчиво приставать с расспросами, то неохотно расскажет. Что болит буквально все. Что бессонница. Но самое печальное – она морально устала. Давным-давно ушли все, кто окружал ее в детстве и юности. Умерли все подруги и гораздо более молодые коллеги. Любимого мужа пережила, страшно сказать, на полвека. Скончались двое внуков.

«Зачем я живу, Юля?» – «А я зачем?» – парирую.
Мы ничего не знаем. Мы до сих пор не знаем главного – для чего мы здесь. Оттого бессмысленно гадать, почему именно так закручивается жизненное веретено. Об этом я пытаюсь с ней говорить. Кивает и тут же: «Представить себе не могла, что доживу до таких лет. Если бы не грех самоубийства, я бы уже что-нибудь приняла, развязала дочерям руки». «Так нельзя, нельзя, не говори так, не думай!» – твержу.
 
Когда я ухожу, она плачет. Я тоже. Мы стали с ней такими сентиментальными. Кто б мог подумать, особенно если вспомнить наши войны в моем пубертате! «Постоянно оговаривается», – жаловалась она маме. «Она меня достала», – защищалась я.
Каждое утро за завтраком бой: она пытается впихнуть в меня ненормальное количество еды, я отбиваюсь. А потом уже в школе нахожу в портфеле засунутое украдкой огромное яблоко.

А теперь все вот так. Неверно, несправедливо, больно. Сплошная душевная сумятица, в которой четко ощущается только ниточка любви, которую намотала прядильщица-жизнь, и за которую хочется всеми силами держаться и не отпускать.