Часть 1. Заздравный тост!..
Продолговатая часть неба "взъерошилась" над дальним лесом и превратилась в сгусток вибрирующих карминовых наслоений. Единственное слово, способное хоть как-то описать происходящее небесное чудотворение – это "ожидание".
Я заметил, как всё вокруг насторожилось, чуть сдвинулось друг к другу и приподнялось. Природа сосредоточилось. Я невольно занервничал.
Пауза явно затягивалась, и как бы тверды ни были наши знания о безусловном появлении солнца, - казалось: на этот раз ничего подобного не произойдёт. Потому что уже не произошло…
Вдруг клок огненной материи, аккуратно уложенный в овал, взвился над горизонтом! В одно мгновение всё переменилось. Тучи, как испуганное стадо причудливых животных, бросились врассыпную, стараясь сохранить прохладу ночи и не обжечь о пламенеющий обод свои восхитительные протуберанцы. Зазвенел воздух. Тысячи колокольчиков, подвешенных на шёлковых нитях, включились в прозрачный перезвон утренней зарницы. Это очнулись ото сна молекулы азота, кислорода и даже вечно хмурого углекислого газа. Их колыхания произвели звук такой атмосферной плотности, что у меня буквально заложило уши.
Под их аккомпанемент последние августовские комары кружили в воздухе и безнаказанно пикировали на "всё, что движется". Их мерный писклявый зуд был практически не слышен за молекулярным перезвоном просыпающегося дня.
Жена шла чуть поодаль и фотографировали необычайные кусочки утра. Вот поверх присевшей августовской травы засеребрились в косых лучах восходящего солнца сотни небольших горизонтальных паутинок. Я много раз видел паутину, оплетающую притолоку дома или ветви деревьев. Но чтобы столько паутинок, похожих на хрустальные тарелочки, брошенные ниц и разбившиеся в правильном концентрическом соотношении, легли поверх травы одна возле другой, - такое великолепие мне довелось увидеть впервые.
Оранжевое солнце поднималось всё выше. Тропинка, по которой мы шли, стремительно меняла цвет. Мутновато бурая, убегающая вдаль сквозь паволоку тумана, она, как утренний цветок, раскрывала свои лепестки и окрашивала песчаную проседь в светящийся рыжий сурик. Холодная после ночи земля, казалось, теплела, получив рыжий окрас, и не так студила мои изнеженные городские подошвы.
Часть 2. Заздравный тост не выпитым остался...
Когда мы, переложив насущные дела и проблемы на попечение времени, наконец оставляем город и оказываемся на природе, нами овладевает интуитивное желание сбросить с себя всё лишнее: мысли, привычки, одежду. Мы как бы забываем, что есть Бог, что всё подчинено Его премудрому Замыслу. Эта странная забывчивость превращает нас в наивных, увлечённых прелестями жизни дарвинистов. Просыпается потребность взять от земной жизни максимум. Раздеться, насколько это возможно, или разжечь ритуальный мангал и «священнодействовать» над плотью убиенных животных. Не в пример оставшимся в городе товарищам, мы оказываемся голодными до всего сущего. И чем свежее ритуальное мясо, чем недавнее был совершён акт жертвоприношения - тем мы более возбуждены и решительны!
Впрочем, стоит ли в такое хрустальное утро предаваться размышлениям о неминуемой смерти одних во имя удовольствия других. Этак наши мысли коснутся и вовсе запретных тем.
- Не дай бог, мы поведём речь о политике и нашем национальном обустройстве! - воскликнет сочинитель, глядя поверх написанных им же самим строк.
- А почему нет? – отозвётся благонамеренный читатель. – Разве хрустальное утро, о котором вы наговорили нам столько чудесных небылиц, не есть наше национальное обустройство, или хотя бы его некоторая часть?
- Вы употребили слово «небылиц», - насторожится сочинитель, - это почему? Уверяю вас, всё так и было, я свидетельствую!
- Ну вот видите! – заголосит вслед благонамеренному читателю вся многомиллионная читательская аудитория. - Вы сами только что пропели заздравный дифирамб российской государственности. Ведь такое дивное хрустальное утро разве возможно там, где неурядицы национального обустройства могут повлиять на восход солнца?!
...Разрозненные крики людей постепенно приобретали строгий ритмический характер. Поверх голосов, как серебристые паутинки на стыке травы и неба, поползли, набирая силу, дивные звуки российского гимна. Я поднял голову, вглядываясь в сферическую голубизну. Над житейским разнообразием, разметав остатки ночной живительной прохлады, поднялось и сверкало ослепительное российское солнце!
"Знания верны, - подумал я, поворачивая к дому, - и вообще, всё путём! Ведь так кажется?"