Не одну сотню лет стоит село А6атское, на берегу реки Ишим, затерянное в бескрайних сибирских просторах. Многое видело и помнило оно за свою долгую жизнь. Вереницы разных судеб. Моменты трагедий и безудержное русское веселье. Пятьдесят с лишним лет назад отгремела страшная война. Залечили фронтовики свои раны. Запрятали сельчанки глубоко в себя страшную потерю. Высушили работой горькие слёзы по не вернувшимся с фронта кормильцам и любимым. Кто - то старился и корил беспутную молодёжь, поругивая время. Кто - то откровенно любовался новым, послевоенным поколением и радовался продолжению жизни.
А сама молодёжь, полной грудью вдыхала сельский воздух, перемешанный с запахом черёмухи и полевых цветов. Училась. Растила хлеб. Поднимала на ноги совхоз. Взрослела. Ходила на танцы. Иногда дралась. Робко и сладко целовалась украдкой, прячась даже от молчаливой свидетельницы и подстрекательницы - луны. Честно любила душой и телом. Играла свадьбы. Всё шло своим чередом. "Всякому овощу своё время" – скажем так.
А когда тебе 17 лет. Ты молод, здоров, хорош собой. Сил, кажется столько, что за Атланта можно небосвод немножко подержать. Грудь распирает от бессознательного и беззаботного счастья. Просто по тому, что ты живёшь. Учишься. И вокруг все живут. Родители и родные есть. Есть дом. Есть мотоцикл марки "Восход - 2", краса и гордость любого сельского парня. Так хочется поделиться с кем - ни будь своим счастьем. Так хочется сделать кому - ни будь что - то приятное. Особенно когда бензина полный бак, а в небе улыбается ласковое июньское солнце.
Вот и выжимал Вовка из своего "Восхода" чуть не запредельную скорость по пыльной дороге за околицей села, догоняя одноцилиндровую "Яву" Васьки Шептунова.
Васька, заметив погоню, сам остановился. Осадив своих стальных «жеребцов» и широко улыбаясь, парни крепко пожали друг другу руки. Васька был широк в плечах, сутуловат, имел, как штопор, искрученный и изломанный нос, хитренькие, маленькие голубые глазки, шрам на левой брови, небогатый интеллект и второй разряд по боксу. Кипучая натура и свежайшие новости требовали скорейшего выхода. Азартно жестикулируя руками и головой, Васька немедленно изложил суть произошедших событий и ближайшие планы. Он не сидел в тюрьме, но скромный словарный запас он щедро пересыпал жаргонными словечками и молодёжными выражениями.
-"Ба в натуре, Вован, ты чё за мной, как змей Горыныч, понял, финдюришь, век воли не видать. И дым, и пыль от твоей чахотки в натуре, как от кочегарки, понял. Короче, Волоха, сейчас один фырган из городских, с двумя мочалками. Модные чувихи. Ихний фраер, на меня дёрнулся не по делу. Я от плюхи ушёл, понял, левый с боку и вся игра. Чувак копыта кверху и хвост на бок. Шустро очухался и в бега. Крали, как в клубе, аж в ладоши забацали, век воли не видать. Я сходу на абордаж. Добазарился. Всё путём.
Далее следовала речь на сплошном жаргоне. Суть следующая: Срочно мчусь на мотоцикле. Нужно организовать пикник. Две бутылки красного вина и что – то закусить. Конфеты печение. Необходимо, для вида, взять тульскую двустволку. Приглашаем на охоту этих девушек. Они сейчас в доме своих родителей ждут моего приезда. Необходимо взять этих девушек, ружьё и поедем на охоту. Ты, Володя, что – то умное им, расскажешь, споешь, поддержишь беседу.
-«Хиляем на двух мотиках на озеро. Только жрать охота. Заскочим до меня. Может чё предки оставили похряпать. Они в деревню укатили, на крестины понял» - сбивчиво и торопливо выпалил всё, что думал, победитель Васька.
А солнце улыбалось! Молодость нас толкала на подвиги, благо, что завтра ещё один выходной день. Деревянная изба под шифером, в которой жил Василий Шептунов с родителями, была старше Васьки раза в два. Ключ от навесного замка лежал рядом, на завалинке, страшно замаскированный, под жестяной банкой от кильки. Из провианта, оставленного родителями, стоял на столе чугун с картошкой, три маленьких огурца с грядки и трёх литровая банка с закисающим молоком. - «Вот в натуре, наказала же маманя молоко в погреб оттартать, а ладно, у меня пузень и гвозди переваривает" - сказал хозяин жилища и жадно набросился на всё, что было на столе.
Под ногами крутился хозяйский пёс Шарик, породы двор - терьер. Чёрный как смоль, преданный, шустрый, лохматый, кучерявый и голодный. Он чем - то с виду напоминал спаниеля. Ловко грыз брошенные Васькой сухие хлебные корки на полу. Ел остатки варёной курицы в своей миске, оставленные второпях, хозяйкой. Лихо, вывернув свои карманы, видя, что маловато на клёвый пикник Васька, достал неприкосновенную заначку. В общий котёл были брошены и моих три рубля.
Через полчаса мы на двух сверкающих мотоциклах с хозяйственной сумкой снеди, стояли с вальяжным видом около дома дам. Рядом с мотоциклами, от радости, что его взяли с собой, носился пёс Шарик. Он удивительно ловко умел запрыгивать на бензиновый бак мотоцикла и с важным видом восседал на бензобаке при езде, положив передние лапы на фару.
Городские дамы, были и вправду прехорошенькие. Одеты не столько богато, сколько модно и со вкусом. Лет 19 - 20 от роду. Нраву весёлого, как и все искатели приключений. Но самое главное, по замечанию Васьки - дружили с головой. Они оказались студентками педагогического института из соседнего города Ишим. Ровно через пять минут вся компания на мотоциклах с восседающим на бензобаке Шариком, оставляя за собой шлейф дорожной пыли, лихо мчалась на озеро, со странным названием "Угловое". Дорога не заняла и двадцати минут. Озеро было в 9 километрах от села.
Солнце начинало клониться к западу, щедро одаривая ласковым теплом флору и фауну. Запах леса, воды и кувшинок как - то по-особому романтично настраивал мысли. Хотелось в присутствии малознакомых городских дам, сверкать эрудицией, в совершенстве владеть ораторским мастерством, изумлять собеседников экспромтом и остротами, но во рту были булыжники, а голова гудела от разных мелких пакостных, но правильных мыслей. Васька, понимая, что тут не боксёрский ринг, а девушки ещё и будущие педагоги совсем оробел.
Как - то неожиданно разрядил начальную обстановку Шарик. Он с упоением носился за болотными куликами и поднял на крыло пару косатых. Утки, описав полукружье, сели на воду. Рядом, заманчиво и тихо, колыхалась на воде просмолённая большая лодка. Стояла послеполуденная тишина. Вовка, очарованный тишиной природы и вниманием красивых девушек, немного освоившись, декламировал про "Алый свет зари" Есенина, а Васька ходил около лодки и время от времени поглаживал свой гвоздеперевариваемый живот.
Вдруг неожиданно и очень настойчиво Шептунов уговорил черноволосую студентку Татьяну немедленно плыть с ним по озеру на лодке. Добыть на жаркое хотя бы пару селезней. Посадил девушку в лодку. Положил двуствольное ружьё в лодку. Васька поморщился, сказав мне напоследок: «Чета в натуре пузень крутит. Ну, ничё, покрутит да пройдёт», - ловко оттолкнулся от берега. Работая вёслами и услаждая слух подружки рассказами о боксёрских поединках, о всевозможных хуках, крюках, маятниках и клинчах, сельский поединщик больше не думал о кислом молоке (пропади оно пропадом) и усиливающемся урчании живота. Конечно, обидно: не то, что с гвоздями, а слегка прокисшим, молоком и то желудок не справляется. Воздух, давно накопившийся в родном животе, требовал немедленного выхода. Было стыдно перед симпатичной девчонкой. Такой крутой в недавнем прошлом, победитель Васька и не приведи Господи, так кисло облажаться, да ещё перед дамой, которая всё больше и больше нравилась ему.
Вдруг гениальная мысль прорезала воспалённый мозг Шептунова: - «Конечно! Сейчас в кулика бабахну и в момент выстрела, пукну. Запах пороха перебьет запах сероводорода из родной пузени и всё будет ништяк, а то в натуре аж кишки режет». Васька бросил вёсла, схватил ружьё. Нацелил на кулика, сидящего на кочке, и спустил курок. Где - то далеко в сознании послышался металлический щелчок. Осечка - прорезало мозг. Но кислое молоко и молодой Васькин организм сработали без осечки. Дунул боксёр так лихо, что стайка уток резво поднялась на крыло.
Симпатия Василия, сидя в недоумении, соображала, из какого это интересно такого ружья, бабахнул Васька. Главное так громко и с таким жутким запахом, слишком далёким от парфюмерии. Несколько секунд висела тишина. Василий усиленно заработал вёслами, поворачивая нос лодки с Татьяной против ветра. Сам он уже почти задыхался в смрадном и густом облаке собственного произведения. Будущий преподаватель литературы проявила верх тактичности.
Сделав вид, что ничего не произошло, она подставила слабому ветерку пылающее лицо и уши. Татьяна импозантно, красивой рукой, загребала озёрную воду и с тонких пальчиков брызгала в стрекоз. Селезня, правда, Васька подстрелил и очень быстро. Высадившись на берег, каждый из команды добытчиков занялся каким - то делом. Васька затаскивал на берег лодку. Дамы ощипывали и разделывали селезня. Я приготовил для него вертел. Нарубил, принесённый ранее сухостой, для поддержания костра. Потом уселся на валежину, взял в руки гитару. По просьбе второй девушки Аллы, на стихи Некрасова, я с чувством запел песню «Горе горькое». Алла красивым, бархатным голосом поддерживала мои старания.
У костра стало как – то уютно и волнительно. Солнце клонилось к горизонту, даже Шарик лежал в слезах, с высунутым красным языком. Песня кончилась.
Вдруг Васька неожиданно сорвался с места и, обещая принести ещё сушняка, с огромной скоростью умчался к недалёкому лесу. Шарик, преданный хозяину пёс, помчался за ним. Студентки, тихонько переговариваясь, прыскали в кулак. Делали вид, что слушают гитару. Я перебирал струны, вспоминая песню. Прошло минут десять или чуть больше. Издалека шёл обессиливший Васька. К костру он приблизился смиренною, тихою походкой, не так как убегал. В руках он нёс одну тоненькую сухую валежину. Вид у него был далеко не бравый. Я уверен, в этот момент он не думал о боксе. От того же леса резво мчался Шарик с какой - то чёрной тряпкой в зубах. Он бежал, радостно повизгивая, с чувством выполненного долга и гордости за свою собачью сообразительность. Пёс остановился, и положил к ногам хозяина, напрочь обмаранные, далеко не кислым молоком нижние трусы.
-«Вещь - то хозяйская, а Васька молодой и безголовый потерял трусы в кустах» - наверное, думал Шарик. Он вилял хвостом, ожидая благодарности. Долго копившийся, нет, не смех, а безудержный, дикий хохот вырвался наружу. Хохотали все. Хохотали до коликов в животе. Я хохотал и катался по траве. Мне казалось, хохотали кулики и лягушки. Не смеялся один бывший победитель Васька Шептунов. Он подцепил на сухую валежину собственные трусы и гнался опять в сторону леса за умным Шариком. Выкрикивая по дороге жуткие ругательства, отчаянно размахивая чёрным знаменем жизненной трагедии и неудавшейся любви.
Г. Ногинск, март, 2000 г.