День третий
------------------------
На третий день мне разрешили вставать, жена принесла домашние шлепанцы, и я стал развлекаться тем, что ходил по коридорам кардиологического отделения Маймонидас госпиталя, заглядывая в палаты. Если идти со скоростью одна палата в секунду, получается синема. Я хожу по коридору, ускоряя и замедляя шаги. От фронтдеска до кухни я смотрю в левые палаты, а от грузового лифта до запасного выхода - в правые. Боже мой, какой выходит Тарковский, Герман и Фелини.
Мои мысли прерваны криком из палаты номер 501. В двухместной палате 501 лежит старик, которого никто не навещает.
Прохожу мимо и слышу, как китаянка, она два раза в день приносит своему отцу большую сумку еды, жалуется на фронтдеске:
- Когда мой папа садится кушать, этот человек начинает кричать. Мой папа его боится.
- Он не может кричать, - объясняет черная медсестра. – Он в коме.
- Мой папа говорит, что он кричит.
- Что он кричит?
- Не знаю. Мой папа не понимает этого языка.
В госпитале нет своего хосписа и умирающих больных держат вместе с выздоравливающими.
- Потерпите, он скоро умрет, - говорит китаянке медсестра.
- Мой папа умрет раньше, он не может этого слышать.
Не выдерживаю и вмешиваюсь в разговор. Говорю, что понимаю язык, на котором кричит умирающий старик, он кричит по-русски. Ему не нравится запах еды из ваших кастрюль. Он говорит, что это запах кошачьего говна.
Китаянка обиделась и ушла. А черная медсестра смеется и говорит, что судя по тому, как мистер Рабиновик шутит, он должен из разряда умирающих быть переведен в категорию выздоравливающих.
На четвертый день меня выписали.