Как художник Завьялов стал отшельником. Из Цикла Б

Евгений Прокопов
    Направление на работу Герману Завьялову  вручала лично Екатерина Фурцева, тогдашний министр культуры СССР. Такой чести выпускник Суриковки удостоился за красный диплом.
     Завьялов выбрал Томск,хотя мог остаться в Москве. Выбрал Томск, который нравился ему своей сомасштабностью человеку и тем, что из него одинаково "близко" до юга и севера. Художник не ошибся с выбором места жительства: город принял его и стал естественной средой обитания молодого живописца.
   
    В Томске он очень быстро возмужал как художник и уже через два-три года был сформировавшимся живописцем. Такое бывает далеко не всегда. Даже самые ранние его работы легко узнаваемы. Достаточно увидеть две-три, чтобы никогда уже не ошибаться. У него свой особый язык выразительности…
    Собственно, в самом Томске, где Герман Завьялов по своему проекту построил мастерскую, его можно было застать не так уж и часто. Летом он предпочитал путешествовать по сибирским рекам. На собственном катере*, оборудованном под плавучую художественную мастерскую, выходил в Обскую губу и Карское море, плавал по маршрутам первопроходцев, прокладывавших Северный морской путь. Стоит заметить, что и сама Обская губа не многим отличается от моря, так как её ширина достигает 80 километров. Не так уж много профессиональных художников добиралось до этих суровых и удивительно красивых мест, поэтому картины Германа Завьялова, написанные после таких плаваний, всегда вызывали неподдельный интерес зрителей на художественных выставках.
  Каждое лето на  просторах сибирских рек можно было встретить катер, за штурвалом которого стоял кряжистый человек с продубленным ветрами лицом и седой окладистой бородой. Это заслуженный художник России Герман Николаевич Завьялов. На реках, особенно на Оби, его хорошо знали; капитаны встречных судов приветствовали гудками, а в прибрежных сёлах встречали как дорогого гостя.
  Трудно назвать другого художника, чьи персональные выставки с успехом проходили бы и в Москве, и в далеких сибирских селах, куда и добраться-то можно только самолётом или летом по реке. Понятно, что московские выставки — это подтверждение авторитета в мире живописи, продажа картин в частные коллекции, общение с коллегами по творчеству и многочисленными зрителями. Но Герман Завьялов считал не менее важным для себя и выставки в сибирской глубинке, где для его зрителей изображенное на картинах — не далёкая экзотика, а повседневная жизненная реальность. Да и разговоры у зрителей на этих выставках не о колорите и выразительности образов, а о том, что в этом изображённом на картине домике у залива жил дед Савелий, царствие ему небесное; у этого острова всегда так штормит, правильно художник подметил; а вот этих зарослей на берегу уже нет, ещё прошлой весной льдины как ножом срезали…

   Ежегодные путешествия по сибирским рекам и северным морям всегда служили темой для пересудов коллег. И было о чём посудачить, на небольшом катере художник в сопровождении только пары собак отправлялся в места, о которых многие коллеги по живописи и представление-то могли составить только по его картинам. Путь не просто далекий, но и чрезвычайно опасный: если на Лене, Енисее или Оби бывают суровые шторма, то, что и говорить об Обской губе или Карском море. Но Завьялов без этих плаваний не представлял своей жизни, а ведь ему шёл восьмой десяток. Кстати, из-за этих одиночных плаваний его нарекли «Отшельником», вложив в это имя и удивление, и уважение, и определенную зависть.
 В этом он был похож на Аркадия Пластова, почти всю свою жизнь проработавшего в селе Прислонихе под Симбирском. Одиночество – непременное условие работы для таких художников, гораздо более существенное, чем питательная художественная среда, которую может дать мегаполис.
  «Я стал капитаном именно для того, чтобы меня не останавливали»-признавался Герман Николаевич. Его называли «самым старым капитаном на Томи». Длительное путешествие — в основе годового цикла художника Завьялова. Есть что-то эпическое в этом движении по воде навстречу новой картине.

  Самое важное для художника в путешествии – это возможность уединиться, сосредоточиться, а вовсе не поиски экзотической натуры и не погоня за новыми ощущениями, как можно было бы предположить, обозревая «географию» поездок художника «от Нарыма до Крыма». «Я могу писать все, что угодно», — говорил Завьялов. Плавание – это возможность освободиться внутренне от всего случайного и бытового, войти в отвлечённое рабочее состояние.
  В ежегодных поездках на катере его вдохновляла сибирская природа во всех состояниях, в любое время суток. Он писал ее с разных точек зрения, преимущественно со стороны реки.
  Кроме природы писал Завьялов и картины, в которых без пафоса и иллюстративности, обобщённо при остроте самого характерного передана атмосфера повседневной жизни северной деревни. Автору был близок язык старших современников, объединённых позднее названием «художники сурового стиля». Дальше он шёл своим путем, стремительно менялся, но масштабность видения, лаконичность и классическая выверенность композиции, обобщённость формы, выразительность живописного решения и энергичный ритм остались навсегда.

 

* - в молодости Завьялов путешествовал на парусной (!) яхте, в одиночку, в совершенно спартанских условиях.Для 1960-х годов, для сибирских "северов" это было крайне необычно и очень рискованно.