Рассказ
Продолжение. Начало в 1. "Неотразимая"
Следующим утром Галина Михайловна встала с постели и первым делом выглянула в окно. Небо было сплошь затянуто пепельной туманной пеленой. Следовательно, жаркого дня не ожидается. Ну, что ж. Хорошо и то, что дождик не идет. Иначе бы пришлось отсиживаться в квартире. А она уже опостылела после недельного лежания в депрессии.
Она заварила себе чай. Достала из холодильника промерзшую пачку сливочного масла. Отрезала от батона три привычные порции и отрезала для них три плитки мерзлого сливочного масла. Теперь надо подождать, пока оно не растает.
Посмотрела на часы. Было семь часов утра. Включила телевизор послушать новости. Хотя, признаться, Галина Михайловна в последние годы к ним порядком охладела. Но не с собой же разговаривать? А так, какой-никакой, человеческий голос в квартире.
Сегодня ночью Галине Михайловне почему-то подумалось, что при копании в своем прошлом, она ни разу не вспомнила о своем покойном муже. Он ей в мысли как-то не приходит. Почему? Ответа не находилось. А ведь с мужем Артемом они вмести прожили многие годы. И что самое удивительное, ни разу серьезно не поссорились. Если не считать ее занудливые нотации за ежедневные пьянки. А пил он каждый божий день. И много пил. И много ел.
Артем Васильев (Выходя замуж, Галина взяла его фамилию) работал заведующим складами на кирпичном заводе. В те годы все с большим азартом строились. Социализм в стране еще процветал. Люди, по советским меркам, неплохо зарабатывали. И не перестраивались или наново не строились только дряхлые старика, и лютые пропойцы.
У Артема Николаевича с утра всегда крутились просители. И с утра он был обеспечен бутылкой водки. Водку он пил размеренно, с расчетом, чтобы до конца дня не уснуть в своей конторе.
Обедать Артем Николаевич всегда ходил домой. Его Галя очень вкусно готовила. Но прежде чем идти домой, заведующий складом заходил в райцентровскую столовую. В ней, в отличие от нынешних времен, водкой торговали. Артем Николаевич неизменно заказывал гуляш и сто пятьдесят граммов водки. Неспешно ел. И лишь потом отправлялся к любимой Галочке.
Дома Артем Николаевич съедал приготовленный женой обед. Но уже без ста пятидесяти граммов водки. И минут на двадцать ложился на диван подремать. Потом шел на работу. С работы возвращался – и все повторялось в райцентровской столовий. После сытного ужина дома он включал телевизор, садился в свое излюбленное кресло и вскоре мощный его храп звучал на всю квартиру.
Наверно, Галина Михайловна не вспоминала мужа только потому, что она его ни единой минуты не любила. А он ее любил. Еще со школьной поры. Хотя пара эта внешне выглядела анекдотично. Он, маленький и толстый еще со школьных лет. Она – выше среднего, тощая и плоская, как доска.
Но ничего. Произвели на свет, вырастили и определили в жизнь двух девочек. Артем позаботился а накоплении денег, когда пришло время отдавать дочерей замуж. Вот и рассуди тут, как надо жить, а как не надо. Они прожили по-своему. В мире и согласии. Хотя без обоюдной любви и африканской страсти.
Она пила чай и больше не хотела возвращаться к своим сугубо семейным делам. Она и пошла-то за своего Артема, чтобы загасить громкий скандал после ее связи с этим шизиком Торопцевым.
Галина Михайловна оделась потеплее и потихоньку, со всей осторожностью, чтобы не упасть на лестнице, потащилась на свою скамейку.
*******
Время стремится вперед. В связи с развитием цивилизации оно все ускоряет и ускоряет свой бег. Уже в Залесненской районной газете сменились два редактора. Иван Иванович Дербенев ушел в Воронеж на повышение. Его взяли в областную газету заведующим отделом. Вместо него был назначен Михаил Георгиевич Сдобин. Но ему судьба отпустила короткий век быть во главе редакционного коллектива.
Теперь газетой «правит» Петр Стефанович Рябов.
Ровно в восемь часов утра сотрудники районной газеты «За светлое будущее» собрались в редакторском кабинете на планерку. Сначала все шло, как обычно. Обзирающий номера' за прошлую неделю выступил с анализом публикаций. Он отметил лучшие материалы. Назвал и слабые, на его взгляд. Выступать в прениях никто не пожелал. Поэтому перешли к планам на наделю будущую. По традиции первым представлял свой план заместитель редактора Торопцев. Потом со своими планами выступили заведующий сельхозотделом Михаил Георгиевич Сдобин и заведующий отделом писем Егор Алексеевич Погодин.
Все приготовились покинуть кабинет редактора. Традиционная планерка закончилось. Но Петр Стефанович попросил всех задержаться. Он обратился к Сдобину:
– Михаил Георгиевич! Как получилось, что в вашем последнем материале перепутаны фамилии? Тракторист оказался бригадиром тракторной бригады, бригадир – трактористом?
Сдобин сидел, опустив голову. Сказать ему было нечего. Все в редакции помнили, каким три дня назад возвратился Михаил Георгиевич из колхоза «Вперед». Он лыка не вязал. В таком состоянии и родную мать можно перепутать с чужой теткой.
Редактор терпеливо ждал. Сдобин мрачно молчал. Заместитель редактора Торопцев сидел в одиночестве на стуле у входной двери. Он неожиданно встал, подошел к Сдобину и стал его душить:
– Ты! Гад! Мне еще заплатишь! Я из тебя всю душу вытрясу за твой пакостный фельетон!
Всех охватило оцепенение. У редактора затряслись губы. И лишь Владимир Афанасьевич Исаков стремительно вскочил со своего стула, обхватил правой рукой Торопцева за шею и мощно бросил его к входной двери в редакторский кабинет. У Торопцева глаза побелели от ярости. Он обрел вид безумного человека, и снова бросился на Сдобина.
Но дорогу ему преградил Исаков:
– Если ты сейчас не успокоишься. Я тебя мигом успокою.
Владимир Афанасьевич говорил очень тихим голосом. Но звучал он так, что ему бы и мертвый подчинился. Торопцев обмяк и послушно сел на свой стул.
Редактор впервые выругался матом:
– Мать-перемать. Я буду звонить в милицию. Не хватало нам в редакции драки.
Все понимали, что после такого звонка редакция будет опозорена надолго. И все стали просить Петра Стефановича не делать этого. Только при общем молчании этот позорный факт не станет достоянием широкой гласности. Не сразу. Но редактор все-таки согласился.
Расходились из кабинета редактора, не глядя друг другу в глаза. Владимир Афанасьевич взял под руку Сдобина и предложил:
– Зайди-ка ко мне на минуту.
Михаил Георгиевич согласно кивнул головой. Как только в секретарской закрылась дверь, Исаков спросил, о каком фельетоне говорил Торопцев? Сдобин как-то весь съежился, но честно изложил, как все было.
Оказывается, мир тесен. Сдобин и Торопцев работали одно время в соседнем районе. Василий Петрович – инструктором райкома партии, Сдобин – литсотрудником сельхозотдела. Вот тогда-то Торопцева и погнали из райкома. Что там за конфликт случился – Михаилу Георгиевичу до сих пор неведомо. Тогда, по молодости, он слыл бойким на перо газетчиком. Вызвали Сдобина в райком, дали папку с какими-то бумагами и предложили написать по этим материалам фельетон. Жизнь по-настоящему он тогда и не нюхал. Предложение райкомовцев воспринял как почетное поручение. Написал бойкий фельетон. Колкая вещица получилась по содержанию. Торопцеву объявили выговор, предварительно за две недели освободив его от работы.
Но его не просто выбросили на улицу. В райкомах так не делается. Его направили литсотрудником в редакцию. Таким образом, автор фельетона и его герой оказались в одном стойле. Можно себе представить, какое было настроение. Но странным было одно. Торопцев обиделся не на весь фельетон, а на первое предложение. Сдобин начинал свою вещь фразой: «В детстве он, как и все, марал пеленки». Иными словами автор фельетона хотел сказать: Торопцев родился обычным человеком. Это потом его стала обуревать мания величия. Вот и сегодня Василий Петрович взбеленился из-за первого предложения фельетона.
Исаков потер переносицу:
– Может, оно и так. Но мне кажется, есть и другая причина, по которой Торопцев примерялся тебя задушить.
Сдобин развел руками:
– Лично я ничего не знаю.
Владимир Афанасьевич снова почесал переносицу:
– Не знаю. Стоит ли затевать про эту тему. Или лучше оставить все. Как есть.
Сдобин подумал, и напрямик спросил:
– Ты тогда догадался?
– Разумеется, – односложно ответил Исаков.
В те далекие годы в районной редакции редко заканчивали работу в предусмотренное законом время. То линотип выходил из строя, и газету набирали, верстали и начинали печатать номер чуть ли не к утру. Часто подводил электросвет. Вот и на этот раз подстанция отключилась. Исаков сам решил пойти узнать, в чем там дело. И надолго ли вынужденное затемнение? И в коридорчике у выхода из редакции в абсолютной темноте почувствовал, что у самой входной двери смачно целуются тогдашний редактор районной газеты Сдобин и корректор Галина Михайловна Васильева.
– Мне одно непонятно, - поинтересовался Владимир Афанасьевич. – Как ты мог от своей, такой красивой, умной и порядочной жены польститься на Неотразимую?
Михаил Георгиевич потупился:
– Я в тот вечер был «под мухой». А потом она меня крепко взяла в свои руки. Хваткая женщина. Я все боялся разоблачения.
– Пытался шило утаить в мешке. Дело безнадежное. О ваших шашнях знало все Залесное. А Торопцев ко мне приходил и требовал тебя обсудить на партийном собрании. Я его тогда в упор спросил: тебя за это же самое на собрании обсуждали? Аж зашипел от перегрева. Но на этом, как ты знаешь, не остановился.
Знал Сдобин, что Торопцев не остановился. Каждую неделю в сектор печати и в отдел пропаганды обкома партии шли доносы о фактических ошибках в газете, о беспробудных пьянках редактора, о его любовной связи с корректором Васильевой.
Из сектора печати обкома партии звонили Михаилу Георгиевичу, просили его образумиться, навести порядок в коллективе редакции. И, самое главное, рекомендовали уладить свои отношения с неутомимым борзописцем доносов Торопцевым.
Хорошо помнит Сдобин, чем все это закончилось. В Залесное приехал заведующий сектором печать Геннадий Валерьевич Стуков. Первым делом, он провел собрание сотрудников редакции. Из его выступления всем стало ясно, что их районная газета «За светлое будущее» одна из худших в области. И что так больше продолжаться не может. Все поняли: в ближайшее время газетой будет руководить другой человек.
Стуков обосновался в редакторском кабинете и беседовал там с каждым сотрудником редакции отдельно. Что в этих беседах каждый говорил областному начальнику – одному богу известно. Только корректор Галина Михайловна Васильева вышла из редакторского кабинета с пунцовым лицом.
Перед отъездом заведующий сектором печати Стуков снова собрал сотрудников редакции в редакторском кабинете. Он заговорил о том, что положение в коллективе просто нетерпимое. Поэтому в ближайшее время придет приказ об освобождении Михаила Георгиевича Сдобина от должности. Но он из редакции не уйдет, поскольку попросил оставить его заведующим сельхозотделом. Одним словом, он возвратится на прежнюю работу.
Персонально Стуков обратился к Василию Петровичу Торопцеву:
– А ты у меня до самой пенсии будешь работать заместителем редактора.
*******
«И как в воду глядел» – подумала Галина Михайловна, сидя на своей скамейке у подъезда. – «И угораздило же меня в свое время связаться с таким противным и мстительным человеком. Ведь Мишу кинулся он душить на планерке из-за ревности. Все никак не успокоится, что я его бросила»
Она стала понимать, что непростые события прошлых лет бодрят ее, придают сил жить дальше. На время создается впечатления, что она и ныне находится в том времени.
Почему ее потянуло к Мише Сдобину? Она и сама до сих пор не знает. Сказать, что влюбилась без памяти – нет, Ничего такого не было. Миша симпатичный добрый порядочный парень. Этим он ей действительно нравился. Но ей покоя не давала Мишина жена. Истинная красавица. Где только редакционные мужики таких находили?
Может, ее толкнула в Мишины объятия ревность? Похоже, что так. Если Мишу любит такая красавица, пусть ее муж хотя бы на время предпочтет ее, некрасивую. Вот тогда в мире восторжествует справедливость. В народе издавна говорят: «Чужая душа – потемки» Все именно так. Да только и в своей не всегда правильно разберешься.
После приказа о смещении Миши Сдобина с должности редактора они больше не уединялась. Разошлись, как в море корабли. По себе она чувствовала, что разлука ее нисколько не печалила. Не получилось продолжать связь – ну да бог с ним. Но, как она заметили, Миша тоже не страдал от прекращения их тайных встреч. По крайней мене, на его лице ничего такого не отражалось.
День оказался пасмурным. Галина Михайловна начала чувствовать, что продрогла. Надо возвращаться в квартиру, на свой второй этаж. Да и время обеда подошло. Она встала и медленным шагом, волоча по асфальту ноги, двинулась в подъезд.
Окончание следует.
Г